Дочь Елизаветы, прекрасная княжна Тараканова, это чудесное существо, которое, казалось, было создано из перламутра, кармина, бархата, газа и атласа, оказалась полуголой в сырой и темной камере равелина Святого Андрея.

Вам знакомы эти камеры: мы уже посетили их однажды.

Они расположены ниже уровня Невы, и вдоль их стен беспрерывно катятся с глухим шумом речные воды. Камеры освещаются узкой амбразурой, которая позволяет узнику видеть небо, но не позволяет небу видеть узника.

По их стенам беспрерывно текут струи влаги: холодные, будто текущие из-под замерзших век слезы, они образуют жидкую грязь на полу темницы. На этой грязи разбросана охапка соломы, образуя постель княжны.

У нее, привыкшей до этого спать на ложе из пуха и мха, какое-то время была надежда, что она не проживет в подобной могиле и месяца.

Но она прожила там двенадцать лет!

Сколько раз, стоя на коленях и сложив ладони, на нежном итальянском языке, созданном, кажется, лишь для молитв и любви, княжна спрашивала, какое преступление она совершила, что ее так жестоко наказали, но все эти мольбы были напрасны: тюремщики не отвечали ей.

И тогда она перестала говорить, перестала спрашивать, почти перестала жаловаться. Княжна вела жизнь тех пресмыкающихся, прикосновение которых она иногда ощущала по ночам на своем мокром лице и замерзших руках.

Она стала не только невнимательной, но и нечувствительной ко всем звукам.

В последние несколько дней она слышала, что воды Невы ревут особенно страшно, но за двенадцать лет ей не раз доводилось слышать, как эти воды ревут то громче, то слабее.

Наконец, до нее донесся пушечный выстрел.

Узница подняла голову.

Ей показалось, что речные воды, поднявшись до уровня амбразуры, льются в ее темницу.

Вскоре сомнений у нее больше не оставалось: вода струилась сквозь амбразуру. Через два часа камера будет затоплена.

Нева поднималась.

Бедняжка осознала грозившую ей опасность. Как ни страшна была ее жизнь, смерть предстала перед ней еще более страшной. Княжне было всего тридцать два года.

Скоро вода подступила к ее коленям.

Несчастная стала кричать, звать на помощь. Она подняла камень, который прежде ей не удавалось сдвинуть с места, и стала колотить им в дверь.

Ее услышали, несмотря на грохот пушки, продолжавшей стрелять.

Тюремщик открыл дверь.

— Чего вы хотите? — спросил он.

— Я хочу выйти отсюда! Выйти отсюда! — кричала бедняжка. — Разве вы не видите, что камера еще до утра скроется под водой? Помещайте меня куда хотите, но, во имя Неба, дайте мне выйти отсюда!

— Отсюда можно выйти, лишь имея приказ императрицы, написанный ее собственной рукой, — ответил тюремщик.

Княжна попыталась вырваться из камеры, но тюремщик с такой силой оттолкнул бедняжку, что она упала навзничь в ледяную воду.

Она поднялась и оперлась о стену камеры там, где пол был повыше. Тюремщик закрыл дверь.

Чем выше поднималась вода в реке, тем сильнее она потоками лилась в амбразуру.

К вечеру она доходила узнице до пояса.

Было слышно, как княжна испускала отчаянные крики, а потом принялась восклицать молитвенным тоном по-итальянски:

— Dio!^[13] Dio! Dio!

Эти крики, становившиеся все более душераздирающими, и эти стенания, казавшиеся все более умоляющими, раздавались весь остаток дня и почти всю ночь.

Жалобные крики, доносившиеся словно из-под воды, пугали.

Наконец около четырех утра они стихли.

Вода полностью затопила подземелья равелина Святого Андрея.

Когда наводнение кончилось и вода отступила, тюремщики вошли в камеру княжны и обнаружили там ее труп.

Теперь, когда она была мертва, ей уже не нужен был приказ императрицы, чтобы выйти из каземата.

Ее похоронили ночью в могиле, вырытой у крепостной стены.

Еще и сегодня глазами, пальцем или жестом показывают холмик, на котором нет ни надгробного камня, ни надписи и на который садятся гарнизонные солдаты, чтобы поболтать или поиграть в карты.

Это единственный памятник, воздвигнутый дочери Елизаветы, единственная оставшаяся о ней память.

Вот вам и вторая легенда Петропавловской крепости.

Я мог бы рассказать еще десяток таких.

Возможно, они вымышлены; возможно, они созданы воображением и порождены страхом народа.

Но разве Бастилия не была населена призраками, которые исчезли, едва только свет проник в ее темницы?

Однако в темницы Петропавловской крепости свет еще не проник.

Рассказывают об узниках, содержащихся в камерах, которые имеют форму яйца и называются мешками: в них нельзя ни стоять, ни сидеть, и одна из ног заключенного помещается там лишь в согнутом положении, а вес постоянно скрюченного тела давит на суставы, что приводит к их вывиху.

Рассказывают также о голом узнике в цепях, который сидит верхом на балке и видит, как в десяти футах под ним постоянно текут воды Невы.

Слава Богу, все это вымыслы! И мне говорили, что император Александр II горько сетовал по поводу этих слухов, к которым в его царствование можно относиться как к клевете, даже не вникая в них. Но если бы я имел честь приблизиться к императору и если бы он пожаловался на это мне, я бы сказал ему: "Государь, есть совсем простое средство заставить умолкнуть эти зловещие толки. Монарху, который, как вы, начал свое правление с того, что помиловал всех, кто был осужден в предыдущее царствование, и за три года этого правления никого не приговорил к смерти, нечего скрывать ни от своего народа, ни от истории. И потому в первый же ваш день рождения я бы на вашем месте открыл все камеры, все мешки этой крепости и разрешил бы любому желающему осмотреть их, а затем я послал бы туда землекопов, которые на виду у всех засыпали бы их, и каменщиков, которые на глазах у всех замуровали бы там двери. И я сказал бы: "Народ мой! В предыдущие царствования и господа, и крестьяне были рабами. Моим предшественникам нужны были тюрьмы. В мое царствование все свободны — и господа, и крестьяне. Я не нуждаюсь в тюрьмах!" И тогда, государь, вы услышали бы возгласы не просто радости, но восторга; они раздались бы на берегах Невы и отозвались бы во всех концах света".

XXIX. АЛЕКСАНДР I

Вернемся к истории: к несчастью, то, что мы намереваемся рассказать, уже не легенда.

Известно ли вам, что возвещал пушечный выстрел, сопровождавший рокот Невы во время ее губительного наводнения?

Он возвещал рождение царевича Александра.

Мягкостью и снисходительностью было отмечено царствование этого доброго завоевателя, который принял сторону Парижа против союзных монархов, желавших сделать со столицей Франции то же, что Сципион сделал с Карфагеном.

Но, подобно тому как семь библейских тучных коров предшествовали семи тощим, как изобилие шло впереди неурожая, так и царствование философии и мягкости подготовило царствование угнетения и суровости.

Не думайте, однако, что, поставив императора Александра I между Титом и Марком Аврелием, я буду предвзято судить о недавно скончавшемся несгибаемом поборнике правосудия, который в двенадцать лет дал следующую оценку Ивану Грозному, одному из самых мрачных и самых странных тиранов, когда-либо существовавших на земле:

Царь Иван Васильевич был суров и гневен, что дало основание называть его Грозным. Но вместе с тем он был справедлив, храбр, щедр в наградах, а главное, способствовал процветанию и развитию своей страны.

НИКОЛАЙ.

17 марта 1808 года".

Конечно же, император Николай являлся крупной исторической фигурой. В нем было немало от античного Юпитера: ему было известно, что, нахмурив брови, он заставляет трепетать шестьдесят миллионов человек.

Зная это, он слишком часто хмурил брови, вот и все.

Но пока что мы займемся отнюдь не им, а его братом Александром.

Он был не бронзовой статуей на гранитном пьедестале, а человеком со всеми слабостями, но также и со всеми добродетелями, присущими человеческой природе.