От монастыря оставались одни расшатанные стены, а от братии — единственный монах, бежавший в Хайфу, когда брат Жан Батист, посланный своим генералом к папе, получил от его святейшества приказ отправиться в Кармель и посмотреть, что сотворили со святым приютом неверные и что следует предпринять для его восстановления.
Время было выбрано неудачно. Абдаллах-паша, командовавший там от имени Порты, смертельно ненавидел христиан, а восстание греков усугубило эту ненависть. Абдаллах сообщил великому султану, что его враги могут сделать Кармельский монастырь своей крепостью, и попросил дозволения разрушить его; это было ему с легкостью разрешено. Абдаллах заминировал монастырь, и посланец папы увидел, как взлетают на воздух руины здания, которое он призван был восстановить. Это случилось в 1821 году. В Кармеле уже ничего нельзя было сделать, и брат Жан Батист вернулся в Рим.
Однако он не отказался от своего замысла. В 1826 году он отправился в Константинополь, где, благодаря авторитету Франции и вмешательству посла, получил от султана Махмуда фирман с позволением восстановить монастырь. С этим он вернулся в Хайфу, но последнего кармел ьс ко го монаха уже не было в живых.
И тогда Жан Батист в одиночестве взобрался на священную гору, сел на обломок византийской колонны и там, избранный Провидением зодчим дома Божьего, взял карандаш и набросал план нового монастыря, больше и великолепнее всех существовавших прежде, а затем составил смету. Сумма предполагаемых расходов доходила до 250 тысяч франков; подведя итог, чудесный строитель, воздвигавший здание лишь силою мысли, пошел к ближайшему дому и попросил дать ему ломоть хлеба на ужин.
На следующий день он стал размышлять над тем, как раздобыть 250 тысяч франков, необходимых для осуществления святого дела.
Первой его заботой было обеспечить средства к существованию для братии будущего монастыря. В пяти часах езды от Кармеля и в трех часах от Назарета он заметил две заброшенные водяные мельницы: возможно, их хозяев разорила война или там иссякла вода, вертевшая колеса. На расстоянии льё ему удалось найти источник, откуда можно было провести воду к мельницам. Сделав это открытие и приобретя уверенность, что мельницы можно привести в движение, брат Жан Батист занялся их приобретением. Они были собственностью некоей семьи друзов: это были потомки израильского племени, поклонявшегося Золотому Тельцу. Еще и поныне их женщины носят в качестве головного убора коровий рог. У бедных женщин этот рог без всяких украшений, у богатых он посеребренный или позолоченный. Семья друзов, насчитывавшая человек двадцать, не желала уступать землю, доставшуюся им от предков, хотя она и не приносила никакого дохода; они усматривали в этом святотатство. Раз продать землю было нельзя, брат Жан Батист предложил им сдать ее в аренду. Глава семьи дал согласие. Доход от мельниц должен был делиться на три части: треть причиталась хозяевам земли, две трети — арендаторам.
Арендаторов же должно было быть двое: один должен был сделать свой взнос в виде познаний — это был брат Жан Батист, но нужен был еще один человек, тот, кто дал бы деньги на восстановление мельниц и на сооружение водопровода. Брат Жан Батист явился к одному турку, с которым он познакомился и подружился во время своего первого путешествия в Святую Землю, и попросил у него девять тысяч франков на свое многотрудное предприятие. Турок отвел его в сокровищницу, ибо турки, не имея возможности вкладывать капитал в ценные бумаги или в промышленность, еще и по сей день, как во времена «Тысячи и одной ночи», хранят у себя тонны золота и серебра. Брат Жан Батист взял нужную ему сумму, пообещав взамен треть доходов от мельниц; и благодаря этому первому взносу, сделанному мусульманином, зодчий смог заложить фундамент христианской обители. О процентах не было и речи, более того, добрый магометанин мог вернуть свои деньги самое раннее лет через двенадцать; что касается кредитного договора, тут все было просто: условия были определены на словах, и договаривающиеся стороны поклялись на своей бороде, один — именем Магомета, другой — именем Христа, строжайше соблюдать эти условия.
Встречали ли вы когда-нибудь такое простодушное величие, как у этого христианина, просящего турка о ссуде на восстановление дома Божьего, и такое возвышенное простодушие, как у этого турка, отдающего деньги под единственное ручательство — клятву христианина?
Дело в том, что воссоздание Кармеля было не только актом веры, но и подвигом человечности: Кармель — это святое пристанище, где принимают, не требуя платы, паломников всех вероисповеданий, путников из всех стран и где каждый может получить стол и кров, сказав только: «Брат, я устал и проголодался».
Вскоре брат Жан Батист отправился в свою первую поездку, поручив сооружение водопровода и восстановление мельниц одному толковому человеку, недавно обратившемуся в христианство. Перед отъездом он оповестил всех, кто желал присоединиться к настоятелю кармелитов Востока: они могут собираться в дорогу, ибо монастырь в скором времени будет построен и сможет их принять. На побережье Малой Азии, на островах Эгейского моря, на улицах Константинополя — повсюду он просил подаяния во имя Господа и спустя полгода вернулся на Кармель, собрав двадцать тысяч франков, — этого было достаточно, чтобы начать строительство. И вот, в день праздника Тела Господня, ровно через семь лет после того, как Абдаллах-паша велел взорвать стены древнего монастыря, брат Жан Батист заложил первый камень нового здания.
Но к концу года от этой суммы ничего не осталось, и тогда брат Жан Батист снова отправился в Грецию, а затем в Италию; на этот раз он вернулся с весьма значительной суммой и вдохнул жизнь в строительство, которое успешно продолжалось, и вскоре монастырь уже мог оказывать гостеприимство путникам. Ламартин, Тейлор, аббат Де-мазюр, Шанмартен и Доза останавливались там, путешествуя по Палестине.
Вот так, пренебрегая усталостью, не смущаясь отказами, принимая как должное опасности и унижения, брат Жан Батист, которому сейчас шестьдесят пять лет, продолжал свое святое дело. Одиннадцать раз покидал он Кармель и одиннадцать раз возвращался туда. За десять лет он объездил половину земного шара: он побывал в Иерусалиме, в Дамаске, в Яффе, в Александрии, в Каире, в Раме, в сирийском Триполи, в Смирне, на Мальте, в Афинах, в Константинополе, в Тунисе, в африканском Триполи, в Сиракузах, в Палермо, в Алжире, в Гибралтаре. Он добрался даже до Феса и до Марокко, проехал из конца в конец Италию, Корсику, Сардинию, Испанию и часть Англии, откуда он вернулся через Ирландию и Португалию, и на одиннадцатый раз привез в Кармель то, чего недоставало до суммы в 230 тысяч франков. Но расходы, как всегда бывает, превысили смету на сотню тысяч франков, и брат Жан Батист покинул Кармель в двенадцатый раз, чтобы закончить сбор пожертвований во Франции: христианнейшее королевство он оставил себе на конец строительства.
В этом человеке восхищает то, что, десять лет собирая пожертвования на святое дело, он ни разу не истратил на собственные нужды ни гроша из собранных им 230 тысяч франков. Если нужно было переплыть море, он совершал этот переход на каком-нибудь утлом суденышке, где с него ничего не брали в надежде заслужить этим добрым делом спокойное море и попутный ветер. Если нужно было пересечь целую страну, он либо шел пешком, либо садился в телегу к каким-нибудь бедным возчикам, которые взамен просили лишь помолиться за них. Когда он бывал голоден, то просил хлеба в хижинах; жажду он утолял водой из родника, а ложе для недолгого сна находил в доме любого священника. Выйдя из того самого места, что и
Вечный Жид, но, правда, с благословением, а не с проклятием, и посетив почти столько же стран, он отправился в последнее путешествие: во Францию.
Я пожертвовал сколько мог, стыдясь, что не могу дать больше; но я дал брату Жан Батисту письма к нескольким моим друзьям, которые богаче меня.
Сейчас брат Жан Батист снова в Палестине: он вернулся, чтобы попросить последнего упокоения у горы, на которой им был воздвигнут дворец.
