Появление эфира и сверхов в конце девятнадцатого века повлияло на всю мировую историю. Слегка повлияло на исход первой мировой. И на Октябрьскую революцию, которую здесь возглавлял не Владимир Ильич, а группа сверхлюдей. Царскую семью здесь не расстреляли, они умерли в своих постелях ночью при неизвестных обстоятельствах. По одной из версий их отравили, по другой — их убил сверхчеловек.

Второй мировой здесь, кстати, вообще не было. А на запрос Адольф Гитлер — Всезнайка выдает несколько малоизвестных картин с городскими пейзажами.

Зато в восьмидесятых здесь была полномасштабная война сверхов, хотя и длилась недолго — всего две недели. Некие сверхи из Европы сколотили целый клан и пытались свергнуть мировые партии. У них ничего не вышло, клан истребили, но несмотря на то, что война длилась недолго, разрушения были масштабными и заметно ударили по всей мировой экономике.

Потом я перешёл к изучению мира, что было тоже весьма любопытно. Как выяснилось, социализм тут почти везде. Даже в США, которые здесь СНША — Социалистические Народные Штаты Америки. Вся Европа, Азия, Америка и Северная Африка живет по системе рейтингов, делит людей по статусам и управляется партиями. Партии разных стран между собой не очень дружат, иногда даже воюют, но не глобально.

В Австралии неожиданно оказалась диктатура. Во время бушующей по всему миру социалистической революции, к власти пришли бежавшие из Европы богачи, и с поддержкой сверхов они под шумок объявили в Австралии независимость. А после быстро начали наращивать военную мощь, в том числе и ядерную, пока весь мир трясло от гражданских войн и восстаний. И теперь Австралия закрытая страна изгой, что-то наподобие Северной Кореи в моем мире.

А в Южной Африке человеческий заповедник. Там люди живут племенами, без цивилизации и никто их не трогает. Весь мир, кроме Австралии находится в союзе партий, считай, корпорации-партии захватили всю власть. Вот такой вот тут квазикоммунизм.

Что ж, теперь хоть немного разобрался. Теперь надо учиться подстраиваться под новые реалии и использовать их в дальнейшем. Я бы почитал еще немного эту Всезнайку, углублённее бы изучил историю, но Саня, под покачивания автобуса, и пока я это все читаю, засыпает.

Жаль конечно, что я не засыпаю. Всю дорогу я откровенно маюсь от скуки, по несколько раз перечитываю способности, миссию, информацию об одержимых. Еще нахожу совершенно случайно сведения о выполненных заданиях. Здесь, по сути, ничего интересного: названия заданий, время выполнения и полученные награды, но здесь имеются даты выполнения этих заданий.

Например, первое задание с маньячиной у меня было через три недели после даты моей смерти. А задание с Мишкой я выполнял почти через месяц. Задание Вована и Саньки идут совсем рядом. Никакой системы в этом нет, но кое-что меня настораживает. Я существую, только когда выполняю задания. А в остальное время, где я нахожусь? Получается, меня в эти промежутки попросту не существует. И время для меня течет совершенно иначе. Занятый размышлениями о том, что я такое и где нахожусь, я не замечаю, как мы приезжаем на место.

— Девушка, конечная остановка. Мы уже в Новороссийске, — кто-то тормошит осторожно Саню за плечо, и она открывает глаза.

На нас смотрит женщина среднего возраста, улыбается:

— Крепко же вы уснули, — говорит она.

Саня кивает:

— Да, спасибо, что разбудили, — и поднимается с места, мне же бормочет: — а я так надеялась, что это все сон.

«Ага, обойдешься!» — восклицаю я.

Мы выходим на ночную автостанцию, здесь не людно, Саня смотрит время на пэку. Половина одиннадцатого.

— Куда мы теперь? — тихо спрашивает она, ежится от ветра, на улице вечером все же еще прохладно.

«Теперь нам нужно на заброшенный трубопрокатный завод».

— О, за что мне всё это?! — страдальчески восклицает она, шумно и недовольно выдыхает. — А адрес хоть есть?

«Нет».

— И что я, по-твоему, должна сказать таксисту? — шипит она на меня. — Везите меня ночью на заброшенный завод, но адреса я не знаю, я вообще шибанутая и мне все равно на какой завод. Лишь бы трубопрокатный, и лишь бы заброшенный. Это же трындец, как странно!

«Ну выбора-то у нас не особо. Да и я не думаю, что здесь таких заводов слишком много».

— Так, ладно, — говорит она, вскидывает левую руку, — сейчас сама разберусь.

На карте Новороссийска она довольно быстро находит этот самый завод, попутно ищет другие адреса поблизости. Видимо, решает, что лучше назвать таксисту адрес неподалеку, который вызовет меньше подозрений, нежели завод. И все-таки мозги у девчонки работают.

— Поблизости ничего, — с досадой говорит Саня, — жилые дома в двух километрах от него.

Я не успеваю ответить, потому что она решительно добавляет:

— Что ж, ладно, я в кедах, можно и прогуляться пару километров.

Затем она решительно шагает к старенькой семерке с шашечками, пожилой водитель внутри явно дремлет.

— Добрый вечер, — будит его Саня, — до Дубровской восемь возьмете?

— Да чего же не взять? Конечно, садись, — заспанным голосом лениво отвечает он и заводит машину. Мотор у него ревет так, словно это не Жигули, а авто-чемпион Формулы-1.

Санька садится на заднее сидение, и машина трогается. Я молчу, да и нам лучше не говорить, пока не прибудем на место.

— Живете здесь? — спрашивает таксист, он явно из тех водителей, которые думают, что с пассажиром нужно обязательно поговорить.

— Да, нет, в гости к тете приехала, — отвечает Саня.

— А сами откуда?

— Из Краснодара, — говорит подопечная, включает пэку и утыкается в экран взглядом, всем своим видом демонстрируя, что разговаривать не желает.

Но водила не унимается:

— Слышали, что тут у нас недавно произошло? Как раз на трубопрокатном неподалеку от вашей тетушки.

— М? — поднимает заинтересованный взгляд Саня. — А что там произошло?

— Взрыв был, — с азартом начинает рассказывать он. — Говорят, бандитские разборки. Шесть трупов, у одного стояла хрень какая-то в зубах, которая и рванула, когда бандюк коньки отбросил. Они ее ставят, чтобы потом сверхи с менталкой не смогли вытащить ничего из их мозгов. Менты толком ничего не говорят, что там произошло, но у меня зять в партии, рассказывает, что это наши Казачинские и Краснодарские Чащовские что-то не поделили. Вроде как на месте пакет с наркотой нашли и немного денег. Сделка у них там походу была. Но деньги и наркота пропали, а значит, кто-то из них выжил и все забрал. Вот теперь милиция ищет этого выжившего.

— Ясно, — тянет Саня, а потом открывает торопливо чат в пэку и пишет:

«Мы туда за этими деньгами едем, о которых он говорит?!!»

Судя по восклицательным знакам, она сим фактом крайне возмущена.

«А какая тебе разница, что там за деньги?» — отвечаю я вопросом на вопрос.

«В смысле какая?! Ты охренел? Чтобы меня потом за эти деньги убили?»

«Никто тебя не убьёт. Потому что никто не узнает, что ты взяла эти деньги. Успокойся».

Саня больше не отвечает, а лишь неодобрительно качает головой, а остаток пути напряженно таращится в окно.

Водитель всю дорогу не замолкая рассказывает сначала про своего зятя из партии, потом про дочь, и довольно долго про внука. Саня отвечает ему односложными предложениями и не особо-то и слушает. Как, впрочем, и я.

Наконец мы приезжаем на Дубовскую восемь, Саня расплачивается с таксистом, ставит ему оценку четыре, видимо, за излишнюю болтовню, таксист окидывает её недовольным взглядом, но ничего не говорит и уезжает.

— Не нравится мне все это, — тихо говорит Саня.

«А быть женщина легкого поведения тебе значит нравилось?» — иронично интересуюсь я.

— Да иди ты! Я не проститутка! — зло восклицает она. — И вообще, это эскортом зовется.

«Да пофиг мне, как оно зовется. Сути это не меняет. Ты лучше давай, шагай. Быстрее начнем, быстрее закончим».

Когда огни фар такси оказываются достаточно далеко, она начинает шагать по шоссе. Потом тихо обращается ко мне: