— И опять верно. На данный конкретный момент это ты принадлежишь мне. И, тем не менее, я не веду себя по отношению к тебе столь… грубо и оскорбительно. Так почему же ты посмел позволить себе такое?

На последних словах тонкие пальцы вцепились ему в волосы и с силой дёрнули вверх, заставляя изогнуться, чтобы задрать лицо. И столкнуться со штормом в ставших тёмно-тёмно-серыми глазах. А ещё там была боль. И когда Вадик это разглядел, стало ещё паршивее на душе. Ведь с его согласия Олег с ними. Леди не стала навязывать своё решение, дала право выбора. И он выбор сделал! Так чего ж… На глаза навернулись слёзы от непонимания собственных, раздиравших душу эмоций.

— Леди… простите. Пожалуйста, накажите меня!

Его отпустили. Она снова была равнодушна, взяв собственные чувства под контроль, и от этого хотелось скулить и вымаливать прощение любым способом.

— На лавку, Дик. И держись сам.

Он подорвался в сторону названного предмета, но встал как вкопанный, стоило увидеть приготовленные уже… розги, торчащие из высокой широкой вазы. Мамочки… Но, тут же решительно мотнув головой, устроился на короткой доске, встав на колени с торца и наклонившись (по-другому тут было и не расположиться), обхватывая дальние ножки и крепко сжимая пальцы.

Да, он не любил боль, и даже боялся. А от розог, подозревал, его ждут просто феерические по интенсивности ощущения. Но зато после наказания всегда в голове наступало полное просветление, а в душе блаженство и покой. Всё просто: ошибка-наказание-прощение, и можно жить дальше, не мучаясь угрызениями совести и долгими колупаниями в себе.

Рядом послышались тихие шаги и вздох. Показалось — расстроенный. Стало ещё более стыдно, хотя эмоции и так бурлили через край.

— Я наказываю тебя за оскорбительный тон, Дик. За недоверие. За необоснованные обвинения. По десять ударов за каждый проступок. Считай.

Шелест, свист воздуха рядом, и Вадик зажмурился, готовясь к боли. Но всё равно натурально взвизгнул от неожиданности, когда после резкого щелчка по заднице растеклась огненная щипучая волна. Вглубь, в стороны… И лишь переведя дыхание, получилось выдавить:

— Оодин…

Удары опускались один за другим, и оставалось лишь благодарить леди, что даёт ему время отдышаться между жгучими прикосновениями. Задница пылала уже после десятого (боже, те десять ремнём, оказывается, были просто лаской, по сравнению с сегодняшним!), а после пятнадцатого он не представлял, как выдержит остальные. Подвывал, рыдал и вскрикивал, но старался не сбиться. Леди не сказала, что будет в этом случае, но разочаровывать снова — не хотелось.

Зато после двадцать какого-то реальность словно отодвинулась в сторону, и в душу пришла такая желанная лёгкость. Нет, больно было по-прежнему, даже очень. И, кажется, он извивался, вздрагивал и вскидывался всем телом. Но вот в разуме, в разуме воцарился покой. Он сможет. Сможет принять Олега, ведь главное не то, что леди станет уделять внимание и дарить ласку кому-то ещё, а то, что она не перестанет одаривать тем же самым его. Почему-то эта простая истина родилась в мозгу только сейчас.

А удары между тем неожиданно прекратились, и Вадик почувствовал ласкающие пальцы на взмокшей спине.

— Бедный мой малыш, потерпи, сейчас помажу твою многострадальную попу.

И это снова был наполненный нежностью голос его леди.

— Ёжик, подай влажную губку, вон ту, да.

Пылающей кожи осторожно коснулись, и Вадик заскулил — даже прохладное прикосновение несло муку.

— Тише, мой хороший, я только пот сотру. Вот, умница. А теперь помажем.

Эта прохлада наконец-то несла облегчение, и он буквально растёкся под нежными пальцами. Знобило, и леди, разумеется, это заметила.

— Ёжик, помоги Дику встать, тихонько.

Сильные руки брата подхватили его подмышки и потянули вверх. Кожа на заднице и бёдрах протестующе взвыла, заставив жалобно всхлипнуть.

— Ничего, милый, сейчас будет легче. Давай, Ёжик, веди сюда. И снимай уже свои стринги, не мнись.

Вяло трепыхнулся отголосок веселья: стринги? Серьёзно? Потом точно надо расспросить Олега. А пока слишком лениво и зябко. Он по-прежнему не открывал глаз и только чувствовал, что его куда-то потянули, придерживая с другой стороны. Упав на кровать, понял, что Лира опустилась рядом, обняв руками и прижимая к себе.

— Ёжик, давай, накрой Дика. И не смотри на меня так просительно, можно. Ложись.

Ну и пусть. Руки Лиры всё равно обнимают именно его. Мелькнувшая мысль заставила испугаться — снова? Дурак, ой дурааак.

— Какой же ты у меня всё же неженка, Дик. Не такие и сильные же удары были.

Стало стыдно. Немного. Может и не сильные, для Олега, к примеру. А ему очень даже.

— Ладно, солнышки мои, на сегодня всё, спать. Утомили вы меня. Все разговоры завтра.

Он пригревался под одеялом, прижатый к желанному телу, и дрожь постепенно уходила. Если бы ещё мозг не сверлила предательская мысль: солнышки, оба.

— Ой! Да больно же!

— Терпи. Я ведь осторожно, потихонечку.

— Легко тебе говорить… Ай-яй-яй!

— Тихо ты, разбудишь ещё нашу леди! Я уже почти всё.

Предупреждение запоздало, и бурный разговор свистящим шёпотом уже меня разбудил. Очень интересный разговор, на грани приличия, если бы я не понимала, в чём дело. Так что просыпаться «официально» не спешила — полежу, послушаю, как общаются мои нижние, когда думают, что у них нет свидетелей.

— Ууу… садюга. Ну как такое можно переносить спокойно, а? Да ещё и наслаждаться!

В ответ — тихое фырканье.

— Всё, кажется, везде намазал. Но ты такой неженка… Не представляю, как ты будешь сегодня сидеть.

— Чёрт, а я вот не представляю, как одеться!

— Ха, всего-то делов. Открой вон тот шкаф, там у Лиры куча всего. Стринги в том числе.

— Чего? Ты откуда знаешь?

Тишина, и Лира отчётливо представила, как скривился Олег. А может даже и смутился.

— Откуда… Она меня вчера весь день заставила в них ходить.

— О, кстати, о вчерашнем дне. Я хочу знать всё, в подробностях!

— Обломись. Хочет он.

— Ну Олееег…

— Да блин, не сейчас же. Давай выбирай себе наряд, и пойдём на кухню. Так и быть, кое-что расскажу. Заодно завтрак приготовим… эмм… вернее, обед.

Ого! Это ж сколько сейчас времени? Впрочем… У меня выходной, сколько хочу, столько и сплю! Раздались тихие шаги, лёгкий скрип дверок, очередное шиканье, шорох. Потом сдавленный смешок и обиженное сопение.

— Да ладно. Прикольно смотрится. Думаю, Лире вполне понравится. Ну или можешь ничего не надевать.

Ммм, мне понравится. Точно. Ибо, кроме вчерашних розовых, из стрингов в шкафу присутствовали только чёрные кружевные. Вот да, надо бы пополнить коллекцию. Мальчики в женском белье, особенно такие брутальные и в таком легкомысленном, выглядели исключительно пикантно.

— И ходить, болтая причиндалами? Нет уж, пусть так. Хотя эти долбаные верёвочки…

— Вот-вот, и я их вчера весь день проклинал. Натёрли всё, что только можно!

— И ты не преминул посоветовать мне это изобретение палача? Какой ты добрый, братец, аж сил нет.

— Зато только в них твоя прелестно исполосованная попка не будет соприкасаться с тканью и страдать.

— Но-но, не смей даже смотреть в сторону моей попки!

Тихий смешок.

— Поздно, радость моя, я её сегодня уже даже трогал!

— Да ну тебя. Пошли уже.

Так, перешушукиваясь и подначивая друг друга, мои нижние покинули наконец комнату, а я смогла изменить положение, сладко потянувшись и раскинувшись звездой по кровати. И тихонько похихикать. Какие мальчишки, оказывается, интересные, когда наедине. И Вадька уже не так трясётся за свои тылы. Скорее, шуточно. Кстати, о тылах. И не только о них.

Вчера вечером, засыпая, я приняла несколько важных решений. Во-первых, пора уже постепенно знакомить парней с забавами со страпоном. Во-вторых, держать Олега на голодном сексуальном пайке, лишая себя при этом львиной доли удовольствия, мне надоело. Парень быстро прогрессировал как саб, и я жутко его хотела. А с вадиковой ревностью мы вроде бы вчера разобрались. Третье решение тоже было продиктовано личными хотелками и подкреплено документально — мальчики ещё в начале недели прислали мне на скайп справки, подтверждающие их полное здоровье.