Тем временем его поворачивали, двигали, закрепляли… В итоге, когда очнулся, он оказался уже почти растянут на раме в нужной позе. Руки сзади связаны в локтях и запястьях и вздёрнуты вверх, заставляя наклониться и бесстыдно выпятить зад. Бёдра, почти у самого паха, тоже охватывают верёвки, оттянутые куда-то назад и вверх. Сзади прижались к обнажённой коже, потёрлись пахом, ловкие пальцы пробежались лаской по поджавшемуся животу, качнули член. Полная беспомощность и зависимость от чужой воли. Так сладко и стыдно… Желанно.

Верхняя отстранилась, послышалось шуршание, немного погодя — шумный выдох. Любопытство съедало наравне с возбуждением.

— Умм, хорошо как.

Снова шаги, и вскоре хозяйка появилась в его поле зрения. Боже, какое зрелище ему открылось! Сапожки оказались вполне себе сапогами, аж до середины бедра. Юбка куда-то подевалась (да и правильно: лето выдалось очень жарким, и Лира наверняка упарилась в тяжёлой ткани, так что её облегчение вовсе неудивительно), открывая длинную блузку, оставшийся корсет и… уже прикреплённый ремнями страпон! Когда ж успела-то?! И, господи, она хочет втиснуть в него это?!

Нет, ничего монструозного или неординарного, вполне средний размер навскидку. Даже цвет телесный. Но, блин, это для женщин обычно и привычно, а ему? Наверняка глаза стали по пять рублей, потому что его потрепали по щеке и рассмеялись.

— Что, пупсик, страшно? А как же «сделаю, что угодно»? Впрочем, тебе ничего и не придётся делать ведь. Не переживай, даже если и порву, ибо предпочитаю резкие движения, то не сильно. Быстро поправишься.

Сердце колотилось в горле, страх сковывал, хотелось позорно скулить и умолять о пощаде. И поскорее уже почувствовать эту свою принадлежность. Живот сладко поджимался, губы сохли, лицо горело, а задница ныла уже сейчас — в предчувствии, не иначе. Блин, неужели и в самом деле порвёт? Вадик читал об анальном сексе не то чтобы много, но в предмете более-менее разбирался. И риск, разумеется, был. Так что предвкушение густо мешалось с тревогой, и весь этот коктейль мутил разум похлеще любого алкоголя.

— Ротик открой.

Голову задрали вверх — «верёвочка»! — больно дёрнув за волосы, а прямо перед носом оказались два пальца Верхней. Без перчатки, слава богу! И рот открылся сам собой, уже наполненный слюной от желания почувствовать на языке вкус её кожи. А когда пальцы задвигались там, то вглубь, то наружу, переполненные яйца заломило ещё сильнее, и Вадик глухо застонал. А леди довольно рассмеялась и похлопала его по щеке свободной рукой.

— Какой отзывчивый. Умница. Если и дальше таким будешь, даже позволю кончить.

Мляа, а что, это не предполагалось изначально?! Вадика мотало на волнах эмоций, по большей части из-за того, что он не знал, чего ждать от такой Верхней. У него создавалось полное ощущение реальности происходящего, ну, будто всё на самом деле, и он действительно бесправный раб, полностью зависящий от благосклонности хозяйки.

Пальцы, знатно обслюнявленные, выскользнули из его рта, проведя напоследок по губам, и хозяйка скрылась за спиной. А Олег остался. Оставил наконец в покое его бедные волосы, но голову Вадик опускать не спешил — братец двинулся не следом за леди, а наоборот — встал прямо перед ним, на расстоянии руки.

— Раздевайся.

Только спустя долгое мгновение до него дошло, что приказ касается Олега. Зачем?! И почему перед его глазами-то? А долбанный братец неспешно стянул штаны, под которыми — вот неожиданность-то! — ничего не оказалось. Кроме крепкого такого стояка. Не часто приходилось Вадику до сих пор лицезреть олегово достоинство столь близко (помнится, один раз всего и был, в ту, самую первую общую сессию), хоть и щеголяли они голышом практически всегда во время сессий. И всё же… зачем?

Непонимание вызывало напряжение, но тут его отвлекли. Весьма качественно так.

Между половинками скользнули прохладные влажные пальцы и ощутимо придавили анус, впрочем, не стремясь проникнуть внутрь. Вадик прерывисто вздохнул и прикрыл глаза. Фиг с ним, с Олегом. Сейчас важнее, что происходит с его собственной задницей.

Вскоре давление прекратилось, а пальцы приласкали промежность, слегка помассировав и вызвав приятные волны тепла, потом поиграли с мошонкой, обхватили ствол, скользя вверх-вниз, слегка сжимая… Хотелось двинуть бёдрами, потереться о дарящую наслаждение руку, но верёвки не давали. Оставалось лишь прерывисто дышать и слегка постанывать. И снова пальцы замерли у входа. Покружили, плотно прижимаясь, и начали ритмично то надавливать, то отпускать. От ощущений голова шла кругом. А когда пальцы вдруг исчезли, Вадик даже вскрикнул разочарованно.

За спиной раздался смешок, а член с яйцами плотно обхватило что-то тугое. Ууу… кольцо! Он жалобно всхлипнул и получил ощутимый шлепок по заду.

— Пупсик, мы же не хотим, чтобы веселье закончилось слишком рано? Я могу в таком случае очень расстроиться… Поверь, тебе это не понравится, — о, он верил, вполне.

А потом его просто унесло: от мягких, несмотря на угрозу, действий, от постепенного растяжения, а потом и внезапной предельной наполненности.

Боль заставила взвыть в голос. Но, несмотря ни на что, возбуждение и не думало уходить — яйца едва не звенели, в голове шумело, а на каждое, слабое и осторожное пока ещё, движение игрушки из горла рвались жалобные всхлипы. Вот теперь он точно принадлежал Верхней весь, с потрохами. В буквальном смысле. И осознание этого штырило, невзирая на довольно болезненные ощущения.

— Что-то наш мальчик загрустил. И тонус немного потерял. Раб, позаботься, чтобы моя куколка потерялась в ощущениях.

Пульс на миг замер и пустился вскачь — Вадик помнил, как было сладко-стыдно в [тот] раз помогать Олегу, но больше Лира ничего такого не приказывала, слава богу. А теперь вот и ему довелось на себе почувствовать.

Долгий глухой стон перешёл в короткие выдохи-вскрики — леди, почувствовав, что он готов улететь, начала двигаться. Вот теперь он верил и про резко, и грубо, но всё равно это было просто офигительно — метаться между чувством неприятной наполненности, лёгкой уже, тянущей боли, осознанием своей полной принадлежности Верхней и стыдливым, нежеланным удовольствием от ощущения чужой руки на члене.

Очень скоро Вадик дико хотел кончить, но внятно высказать мольбу никак не получалось. Сил хватало только на жалобные стоны и всхлипы. Но его леди и так обо всём догадалась. Поймала момент, когда он сам уже понял: если вот прям сейчас не кончит, то или сойдёт с ума, или умрёт от переизбытка не находящего выхода наслаждения.

Сквозь марево подступающего оргазма, он ничего не почувствовал и не услышал, но сдавливающее ощущение у основания члена пропало. В заднице тоже стало неожиданно пусто, но почти сразу леди снова проникла в него пальцами, немного подвигала, словно искала что-то, а потом плотно нажала и ещё раз, и ещё… Зато и пальцы Олега на члене сменились тонкими Лиры (слава богу!) и резко задвигались.

Свет перед глазами взорвался. Он всё-таки не выдержал этого двойного, нестерпимого наслаждения, дёрнулся, выгнулся, выдохнул-выстонал что-то невразумительное и бессильно обвис в своих оковах, уже не осознавая, что Олег быстро подхватил расслабившееся тело, не давая вывихнуть связанные сзади руки. Не чувствуя, как споро его освобождают от верёвок, оттаскивают на кровать, укладывают, растирают затёкшие мышцы. Не видя, с какой жадностью и желанием брат смотрит на их леди, а та в ответ улыбается.

Вадику было просто хо-ро-шо. Настолько, что на какое-то время остальной мир перестал существовать для сознания. До тех пор, пока его не вернул к реальности слитный протяжный стон удовольствия. Открыв глаза, он только и успел заметить, как Лира падает на грудь раскинувшегося под ней Олега.

Блин! Как он умудрился такое проспать-то?!

— Леди, пожалуйста… Я прошу вас отпустить меня.

Коленопреклонённый парень смотрел на меня со смесью сожаления, извинения и уверенности в своих словах. Ничего такой «подарочек» ко дню рождения! А я ж знала, что когда-нибудь это случится, даже была уверена, и всё равно больно. Ведь уже окончательно решила, что хочу на обоих надеть свои ошейники. Оставалось только намекнуть об этой готовности мальчикам. Но поведение Вадика в последние недели изменилось, что я упорно не хотела замечать. И вот во что вылилось. Даже знаю, когда это всё началось — как раз после той поездки с однокурсниками на базу отдыха, разрешение на которую я так легко дала.