— А зачем твоему отцу и… — Сашка шумно сглотнула, непонимающе нахмурив брови, — И этому дяде Боре надо было, чтоб ты думал, будто ты Викин отец? Твой папаша хотел тебя на свою сторону переманить? Вы с ним заодно, да? Это для того, чтоб отобрать у меня дочь?

Вот и что мне было с ней делать? Я ей ещё и половину правды не рассказал, а она уже завелась, как трактор.

— Сань, ты иногда такая дура… — вздохнул и на минуту спрятал лицо в ладонях, собираясь с мыслями.

— Я? Ты что-то проворачиваешь за моей спиной, а дура я?

— Именно. — убрал руки от лица и строго взглянул на неё. — После того как постарался дядя Боря, результаты подменили ещё раз. Точнее, не подменили, а просто распечатали на принтере. И да, это был я. Поэтому я обратился в другую клинику и сделал более глубокий анализ. На родство. Он у тебя в руках. И если ты спросишь меня, на кой хрен мне это было надо, то вспомни то, чего ты в упор не хочешь видеть и слышать — я влюблён в тебя, Саша! Я не собираюсь упускать возможность построить с тобой отношения и семью. Отношения нельзя строить на расстоянии. Открываться другому человеку нельзя по какой-то виртуальной связи. Мы должны быть друг с другом. Должны жить вместе. — Чем дольше я говорил, тем больше становились её глаза. Мне казалось, что вот-вот грянет истерика, но Саша не издавала ни звука, пока я перед ней выворачивался наизнанку. — Мне уже не двадцать лет. Я прекрасно осознаю, что влюблённость, как и любое другое увлечение, может надоесть или потерять свою привлекательность. Но с каждым днём я убеждаюсь в том, что мне в кайф видеть тебя в своём доме. Мне по кайфу возиться с мелкой и тобой. Всё по кайфу. Это не то, что принято называть конфетно-букетным периодом, да, но это гораздо глубже и лучше! Я уже знаю, какая ты настоящая. Знаю, какой просыпаешься, какая ты хозяйка и мать, вижу твои привычки и эмоции, понимаю, какой моя жизнь будет с тобой. Я уверен, что у нас всё получится. Тебе просто нужно чуть-чуть спрятать свои колючки, чтобы я смог подойти ещё ближе. Мы вместе, ты и я, сможем вырастить Вику достойным человеком. Мы уже это делаем, потому что у нас с тобой, пусть и у каждого по-своему, но есть свой опыт, перенятый у наших родителей. Пусть мы ни хрена не знаем, как правильно и как лучше, но мы точно знаем, как делать не надо. Вика — не моя биологическая дочь. Она моя сестра. Но я готов и хочу растить и воспитывать её с тобой, не только потому, что влюблён в тебя, а потому что уже успел привязаться к этой капризной попе, потому что привык, потому что не хочу, чтоб она была хоть каплю похожей на моего отца. И я уверен, что мы справимся. Уверен, что мы построим нечто великолепное и крепкое… — запнулся.

Сашка испуганно вжалась в спинку дивана и скосила взгляд на игровой коврик:

— Мы тебе конструктор какой-то, что ли? Ты что мне пытаешься сейчас сказать? Вика… — она сузила глаза и неверяще прошептала, — Дочь твоего отца? Он и Маша…

— Мне очень жаль, что я вывалил это всё на тебя скопом. Жаль, что пришлось всё именно так рассказывать. Возможно, я чего-то не должен был делать, что-то не должен был говорить, но уже всё — край. — я рвано выдохнул и задумчиво кивнул. — Если узнает отец, а он может догадаться и уже что-то подозревать, то ты обязана владеть той же информацией. Хотя ты вообще не должна была видеть того, что увидела. Я даже спрашивать не буду, что ты хотела найти в моей корзине для мусора…

Сашка молчала. Я тоже разумно помалкивал, давая ей время всё хорошенько осмыслить. Ждал чего угодно, но не слёз и шумных вдохов. Я бы с радостью предпочёл быть опять избитым, выслушать нотации, оскорбления и недовольства, лишиться некоторых вещей из гостиной, что могли бы быть разбиты или сломаны в припадке бешенства, но всё шло, как и всегда, совсем не так, к чему я себя морально готовил.

— Твой отец — чудовище. Ты — сын чудовища. И Вика — дочь чудовища. Зачем ты мне это сказал? — часто и шумно дыша, выговаривала она. — Как мне теперь с этим жить? Как быть хорошей мамой, зная, кто её отец и что он, возможно, сделал с Машей?

От напряжения у меня перед глазами хоровод из цветных пятен промчался. Таких выводов я боялся больше всего. Только из-за них я отказался от прямого противостояния с отцом. Выбросил результаты, которые хотел швырнуть в его наглую рожу, подавил чувство справедливости, толкающее на полное выяснение всех деталей его отношений с Машей и истинных мотивов войны с Сашкой… А оно… Нагнало. Оглушило. Испугало.

— Ты не такая. Даже не смей думать, что на твои чувства к дочери это может как-то повлиять. — пробормотал и пошёл к дивану. — Ты слышала, что я говорил? Мы вместе воспитаем её достойным человеком. Я теперь её отец. Точка.

Опустился на колени перед всхлипывающей девушкой и тут же получил листом из корзины для мусора в лоб. Сильно. Жёстко. По лбу. Не врезала, а прям припечатала.

— Ну, колючка… — прошипел, перехватив шустрые ручонки и крепко сжав.

— Пусти! Сейчас же!

— Ага. Слушаюсь и повинуюсь. — хмыкнул, дёрнув девушку на себя.

Прижался к её рту, ловя возмущённые мычания, вдохи, охи и бормотания, пока сопротивление не стихло, а Сашка не вздрогнула, подаливо приоткрыв губки.

Глава 35

Глава 35

Маркова Александра

Меня ещё никто и никогда не целовал так. Никто не говорил мне и десятой части из того, что бормотал Мажор, покрывая моё лицо поцелуями. И дыхание дрожало, и руки, и губы, и зубы, кажется, стучали друг о друга…

Опомнилась, услышав детский плач сквозь грохот собственного сердца, и с ужасом отпрянула.

— О боже, — выдохнула, рвано дыша, отдёрнув руки, что бессовестно сжимали мужские плечи, — Я… Там Вика…

Неслась в нашу комнату, как угорелая. Мне всё чудилось, что Паша — какой-то монстр и вот-вот нагонит меня для… продолжения банкета.

Но никакой погони не было. Я беспрепятственно взяла на руки дочь и зависла у её манежа, прислушиваясь к доносящимся из квартиры звукам. Ни мне шагов, ни слов, ни преследования.

— Всё, я сошла с ума. Теперь уже окончательно и абсолютно точно. — пробормотала себе под нос и переключилась на заботу о Вике.

Мы сменили подгузник, переоделись, даже причесались и отправились завтракать, а Паша так и не показался. Я решила, что ему сейчас ещё хуже, чем мне. Я могла хотя бы на дочь отвлечься и как-то гнать от себя мысли обо всём произошедшем, а вот он…

Может, он уже жалеет, что поцеловал меня?

В груди неприятно заныло. Столько громких слов было им сказано, столько обещаний дано… Пусть мне никто никогда в любви не признавался, пусть не обещал горы свернуть ради меня, но ведь нельзя же просто взять и во всё поверить. Сколько на свете доверчивых женщин, которых мужчины вокруг пальца обводят, только благодаря своему красноречию и обещаниям?

— Что же нам делать, Викуль? — посмотрела на вертлявую малышку и грустно улыбнулась. Вряд ли мне что-то нашёптывал материнский инстинкт, я ведь её не рожала, а вот осознание, что она моя, определённо чётко обрисовывали моё отношение к тому, кто постарался её зачать. Никакое. — Хочешь, дядя Мажор будет твоим папкой, а? — тихонько пропищала я, глупо пытаясь переложить ответственность на ребёнка. — Тебе, можно сказать, повезло. Сама можешь папу себе выбрать.

Малышка радостно дёрнула головкой и заулыбалась. Конечно, это ничего не значило, но у меня на душе потеплело.

«Отец тот, кто воспитал...» — возможно, это именно мой случай? Какая вообще разница, кто её заделал? Мажор, вон, вырос и ничего. Симпатичный, сильный, здоровый. Вопрос в том, наследуется ли характер?

— Сашка, собирайся пока, а я докормлю Вику. — в кухню тихо вошёл Мажарский. Да ещё как, при полном параде — в тёмных джинсах, синей водолазке и пиджаке, причёсанный, вкусно пахнущий.

Обоняние встрепенулось, уловив уже хорошо знакомые нотки его парфюма.

— Куда собираться? — растерянно прошептала я, разглядывая явно готового к выходу в свет мужчину.