Людовик не мог благосклонно относиться к людям, которые так резко нарушали государственное единство, которые своим существованием в государстве показывали фальшивость знаменитого выражения: «Государство — это я». Стараясь помочь Стюартам сломить английскую конституцию низложением протестантизма и поднятием католичества, ведя ожесточенную борьбу с протестантскою Голландиею, с ее штатгалтером, героем протестантизма, христианнейший король должен был знать, что часть его подданных не может желать ему успеха, должен был знать, что протестанты разных стран находятся в опасной связи и при случае готовы помогать друг другу даже явным образом; если Людовик в своих действиях против большинства английского народа мог рассчитывать на сочувствие и помощь католического меньшинства, то должен был естественно заключать, что английское большинство найдет всегда сочувствие и помощь во французском протестантском меньшинстве. Понятно, что при таком отношении к протестантским своим подданным Людовик был легкодоступен всем внушениям о необходимости и обязанности употреблять меры для уничтожения ереси, он был тем более доступен таким внушениям, что дело казалось легким: протестанты потеряли своих вождей в высших слоях общества, протестантизм сделался в это время мещанскою верою и в этом значении мог найти только нерасположение и презрение у людей, окружающих короля.
Сначала Людовик не думал о явном гонении на протестантов, об уничтожении Нантского эдикта: он хотел уменьшать число протестантов, осыпая наградами тех из них, которые переходили в католицизм, и отказывая во всякой милости тем, которые оставались в ереси. Но духовенство не было довольно таким способом действия: Боссюэт называл нечестивыми тех, которые желали, чтоб государь щадил еретиков. Прежде гонения начались стеснения: протестантам запрещено было собирать национальные синоды, какие бывали прежде каждые три года, велено ограничиться синодами провинциальными; запрещено было протестантам, обратившимся в католицизм, снова обращаться в протестантство; запрещено католическим духовным обращаться в протестантство, и этим отнятием у французов права выбора между двумя исповеданиями нарушена была основа Нантского эдикта. Начали стеснять доступ протестантов в цехи; постановили, что дети протестантов, мальчики с 14, а девочки с 12 лет, могли переменять исповедание без согласия родителей и покидать последних, которые, однако, обязаны были давать на их содержание; протестантам не дозволяли заводить высшие школы. Тогда значительное число протестантских фамилий покинули Францию. Кольбер вступился в дело, выставил вред этих мер против протестантов для государства, для народной промышленности и на время успел остановить стеснительные постановления. Но с 1674 года они возобновились. Чтоб подвинуть дело обращения еретиков, король назначал значительные суммы для раздачи новообращенным. Кроме политических соображений король начинал уже теперь руководиться и религиозною ревностью, усилившеюся в нем под влиянием знаменитой Ментенон.
Любовница короля Монтеспан сблизила его с бедною вдовою, оставшеюся после шутовского поэта Скаррона. Вдова Скаррон была гувернанткою при побочных детях Людовика от Монтеспан. Сначала Скаррон не нравилась королю, который находил ее очень церемонною и педантливою; но потом мало-помалу он стал находить удовольствие в обществе умной, спокойной, приличной, нравственной, набожной, пожилой, но сохранившей красоту женщины. Новость явления возбуждала любопытство, противоположность с Монтеспан, которая уже наскучивала своею стремительностию, усиливала расположение. Людовик стал ухаживать, и туг постоянно сильный отпор, но не окончательное отвержение превратил склонность в страсть. Воспитанники Скаррон были объявлены законными детьми короля и представлены королеве, а гувернантка их получила титул маркизы Ментенон. Это было в 1675 году, а в 1679-м Ментенон писала: «Король сознается в своих слабостях, раскаивается в своих ошибках; он серьезно думал об обращении еретиков, и скоро будут над этим сильно работать».
Некоторые правительственные лица требовали, что надобно употреблять против протестантов преимущественно нравственные средства, стараться прежде всего об улучшении нравов и образовании в низших слоях католического духовенства, которое не может соперничать с протестантскими пасторами; тщетно представляли, что протестантизм есть крепость, которую нельзя брать приступом, но надобно постепенно подкапываться: люди противоположных убеждений, утверждавшие, что надобно понудить еретиков войти в Царство Небесное, взяли верх. 22 протестантские церкви были разрушены в 1679 году; были уничтожены судебные палаты, составленные смешанно из католиков и протестантов; запрещены всякие протестантские собрания для церковных дел без королевского позволения и присутствия королевского комиссара; запрещено протестанткам быть повивальными бабками; протестантов запрещено определять в служебные должности, но протестантам, желающим обратиться в католицизм, позволено три года не платить долгов; запрещены браки между католиками и протестантами. Военному министру Лювуа захотелось взять дело обращения еретиков в свои руки, и он предписал расположить по протестантским домам постоем кавалерию. Солдаты, поощряемые интендантами и чиновниками, подстрекаемые ревностными католиками, стали обращаться с своими хозяевами, как с неприятелями; чтоб избавиться от постоя, множество протестантов обратилось в католицизм, множество других собралось оставить Францию; но тут вступился в дело Кольбер, и в последний раз король послушал своего старого министра: обращение еретиков постоем было прекращено.
Но духовные и светские ревнители указали королю, как опасно прекращение строгих мер: протестанты, обратившиеся было в католицизм, толпами начали возвращаться к прежней ереси, как только избавились от постоя. Ментенон писала в 1681 году: «Король серьезно начинает думать о спасении своем и своих подданных. Если Бог сохранит его нам, то во Франции будет только одна религия. Таково желание Лювуа, и я думаю, что он ревностнее в этом отношении, чем Кольбер, который думает только о своих финансах и почти никогда не думает о религии». В том же году постановлено, что дети протестантов могут обращаться в католицизм против воли родителей не с 12 или 14 лет, как было постановлено прежде, но с семилетнего возраста. Выселение протестантов из Франции начало совершаться в самых обширных размерах, несмотря на бдительный надзор, устроенный правительством на границах; впрочем, пасторов не задерживали, напротив, понуждали выселяться. Кольбер не мог более защищать протестантов. Враги дошли до того, что стали обвинять его в пагубных замыслах, и эти обвинения имели влияние на короля, на его отношения к министру. В 1683 году Кольбер умер 63 лет с горькими упреками человеку и без надежды на Бога. Он говорил перед смертью: «Если бы я сделал для Бога столько же, сколько сделал для этого человека (Людовика), то я был бы спасен десять раз, а теперь я не знаю, что со мною будет». Знаменитого министра должны были похоронить ночью из опасения, чтобы народ не оскорбил его останков; толпа привыкла думать, что каждый министр финансов заботится только о том, чтоб всеми средствами выжимать деньги из народа, и все тяжести последнего времени приписывали Кольберу.
По смерти Кольбера министерства морское, торговли, двора и церковных дел перешли к сыну его, Сеньелэ, молодому человеку, очень живому, способному, хорошо приготовленному, но не имевшему отцовской серьезности; финансы получил Пеллетье, которого рекомендовали Людовику как человека мягкого, способного как воск, принимать тот отпечаток, какой угодно будет королю дать ему. Иностранными делами заведовал брат покойного Кольбера, Кольбер де Круасси, человек, ничем особенно не замечательный и уступивший Лювуа большое участие в направлении внешней политики. Лювуа с должностию военного министра поспешил соединить заведование публичными заведениями и вообще художественными работами, ибо страсть короля к постройкам давали этой должности большое значение. Лювуа, разумеется, старился угождать этой страсти, вследствие чего расходы на постройки, простиравшиеся при Кольбере в 1682 году до 6 миллионов, в 1686 году возросли до 15 миллионов.