– Вы, как и все роботы, бессердечные и бездушные, Джордж. Ничего нет дороже любви, нет ничего прекрасней. То, что вы сделали с Линдой – это ужасно!

Я взвалил девушку на плечо, нащупал ногой первую ступень винтовой лестницы, увидел, как Джордж рукоятью станнера бьёт по кнопке управления двери. Она начала закрываться. Линда застонала, открыла глаза. Посадив девушку на ступеньку, я начал искать электрический щиток.

– Слай? А где мой муж? Где он, Слай?

– Когда вы поженились, Линда? – вместо ответа спросил я.

– Сегодня утром. Где Джордж? Слай!? Я тебя ненавижу, Макклой!

– Я сам себя ненавижу, зачем мне ещё чья-то ненависть?

Щиток был расположен в метре от двери. К нему подходили разноцветные, разного сечения провода. Я не стал долго раздумывать, схватил обеими руками жгут проводов и что есть силы дёрнул вниз. Пути назад, в мир человеческих иллюзий и обмана, больше не было.

– Линда, расстегни комбинезон, освободи любое плечо. Я введу тебе успокоительное.

Девушка послушно, как кукла, расстегнула до пояса комбинезон. Достав из рюкзака аптечку, я вытащил из пластикового контейнера пневматический шприц и ампулу с препаратом «Реланиум». Почему сейчас необходим именно этот препарат, я не совсем понимал, но знал, что он помогает в стрессовых ситуациях.

– Откуда ты знаешь, что колоть и как это делать, Слай?

– Без понятия. Скорее всего, меня готовили к какой-то особенной и очень опасной миссии, в которой умение оказать квалифицированную помощь пострадавшему – это залог успешного окончания миссии. Тьфу, шпарю, как по написанному. Но суть верна. У тебя какое Предназначение, Линда?

– Откуда мне это знать? Работала спортивным инструктором, но всегда чувствовала, что это не моё.

– Хорошо, задам вопрос немного по-другому: что ты видишь во сне? Теперь о уколе: я не думаю, что будет больно, но на всякий случай заранее извиняюсь.

Шприц «пшикнул», жидкость из прозрачной капсулы исчезла. Вроде бы всё. Холодный пот, это было удивительно, застил мне глаза. Вспомнив нехорошим словом старость и никуда не годные нервы, я положил аптечку в рюкзак, присел на ступеньку рядом с девушкой.

– Мне очень часто снится, что я сижу в очень удобном кресле, на голове – светящийся обруч. Передо мной, на расстоянии вытянутой руки, огромный дисплей, в котором кроме ярких белых точек ничего не видно. Эти точки очень быстро двигаются, приближаются и потом удаляются, сливаясь в белую полосу. Я нажимаю на какие-то клавиши, кнопки. В общем, ерунда полная, – Линда пожала плечами, на её лице появилось подобие улыбки.

– Как интересно! Мне снятся такие же сны. Я знаю, что белые точки, двигающиеся навстречу, это звёзды, а место, где установлено удобное кресло, это навигационная рубка. Или капитанский мостик. Не знаю, как правильно. И я теперь понимаю, что они не просто так нас свели вместе.

– Кто они? – Линда выделила слово «они».

– Те, кто заодно с Джорджем.

Линда вздрогнула, я положил руку на её плечо.

– Ты же слышала, что сказал твой… Джордж: у роботов тоже есть сердце. В принципе, ничего удивительного и нового в его словах для меня не было. Современный искусственный интеллект способен самообучаться и развиваться. У моей Лизы, например, отменное чувство юмора. Сравнивая себя и её, я ловил себя на мысли, что по сравнению с искусственным интеллектом, я – чёрствый сухарь.

Если человек, к которому привязан искин, наделён чувством юмора, такое же чувство появляется и у него, у интеллекта. Это мои мысли, не уверен, что они содержат что-то здравомыслящее и правильное.

– Слай, кто придумал стерильный мир и какую роль в нём играют люди? Если нашими поступками, эмоциями руководят роботы и искусственный разум, то не проще ли им, неживым созданиям, уничтожить людей и забыть о них? Вот ты скажешь, что человек – это венец творения, что люди совершенны. А я с тобой не соглашусь. Никогда не соглашусь. Роботы, андроиды лишены тех эмоций, из-за которых люди зачастую совершают ошибки. Причём, фатальные ошибки, приводящие к катастрофическим последствиям.

– А как же искусство? А любовь к своим ближним, к детям? На это роботы точно не способны, Линда.

– А Джордж? Я же чувствовала его привязанность к себе. Пусть и не любовь, но настоящую привязанность. Роботы давно научились сочинять музыку, рисовать картины, поэтому…

– Хорошо, давай подумаем над этим, Линда. Нарисовать картину – это половина дела. Кто её оценит по достоинству и решит – является ли она шедевром или простой мазнёй? Ответ очевиден: только люди с их врождённым чувством прекрасного. И я не уверен, что у Джорджа к тебе была привязанность. Извини, но я всегда говорю правду. Перед ним была поставлена задача и он её выполнил. Мы вместе, у нас примерно одно и тоже Предназначение. Нас подтолкнули друг к другу не спросив на это разрешения. В этом сущность роботов. Для них эмоции – понятие абстрактное. Ладно, я смотрю ты немного успокоилась. Нам пора в дорогу.

– Подожди, Слай, – Линда поднялась на ноги, посмотрела мне в глаза. – Один вопрос, или два, если можно. Первый: как в семьях появляются дети, ведь женщины лишены способности рожать? И второй вопрос: что происходит с людьми за дверями Исхода? Их убивают?

– А как ты сама думаешь? Представь, сколько было бы на корабле людей, если бы они умирали только по причине старения? Как результат – перенаселение палубных городов, появилась бы особая каста вечно недовольных и озлобленных. Протесты, демонстрации, убийства мирных граждан. Но я давно догадывался и мои догадки сегодня подтвердил Джордж: сознание пятидесятилетних людей оцифровывается, файлы хранятся до поры до времени в специальных Хранилищах. Появилась потребность в новом человеке, мы перешли к первому вопросу, и оцифрованное сознание, опыт предшественников за многие поколения переносится в мозг новому человеку, выращенному в пробирке. Как и еда, которая, кстати, тоже выращивается в пробирках, распечатывается на специальных принтерах. Ты сама убедилась, что настоящей земли с плодородным слоем в городах и окрестностях нет. Делай выводы что мы едим, пьём и так далее.

– Но мы же видели настоящие деревья, Слай?!

– Видели, но у деревьев особый статус и предназначение: они вырабатывают кислород, и я сам видел, что над лесопосадками периодически появляются тучи. Вода на землю льётся очень вонючая, я думаю, с необходимым количеством питательных веществ. Если и есть плодородные земли, то они все засажены деревьями и кустарниками.

– Меня сейчас стошнит, Слай.

– Приехали, что называется. Что случилось?

– Я представила, что сейчас ем синтезированную еду на основе останков людей после их переработки. Ужас.

– Ужас, конечно, – согласился я.

Мы остановились на очередной промежуточной площадке лестницы, чтобы перевести дух и дать возможность вестибулярному аппарату «прийти в себя».

– Но зачем, как говорится, пропадать добру? Ладно-ладно, прекращай зеленеть и бледнеть, Линда. На тебя страшно смотреть.

– Куда нас приведёт лестница, Слай? Может, присядем, отдохнём? Я давно столько не ходила. В Билсби всё было рядом, под рукой.

– И это мне говорит спортивный инструктор? Постыдилась бы, девочка. По лестнице мы спустимся на нижний этаж, который называется «третий ярус». Странное название. Чем Предтечами не угодило слово «этаж» – я не знаю. Так вот, по длинному коридору мы будем идти около километра, потом увидим Башню. Та часть отрезанного пальца, который вы мне показали при нашей встрече, думаю, пригодится.

– Я знаю, что находится в Башнях, Слай. В них расположены механизмы, которые называются «лифты». Для подъёма людей и грузов наверх. Так написано в дневнике моего прадеда.

– Замечательно. Знать бы ещё, как этими лифтами пользоваться. А без них, должен сказать, подниматься по винтовой лестнице на самый верх – очень и очень тяжело. Не все выдерживают такую нагрузку, Линда.

– Зачем такая запутанная конструкция? Ярусы, палубы. Я до сих пор не совсем понимаю, где мы находимся, Слай. Я в общем смысле этого слова.