– Будь мужчиной, – ответил я, поднимаясь по ступенькам наверх. – Закончится истерика, не забудьте вытереть лужи, развели слякоть. Джордж, скажу тебе ещё раз: будь мужчиной и надёжной опорой своей женщине. Мы прекрасно отдаём себе отчёт, что по-другому в этой ситуации поступить не могли. Ведь так, ребятки? И хватит лить слёзы, Линда. Поднимайтесь наверх. Голубки, мать вашу.
Я прошёл в кухонный отсек, достал из холодильника тарелку с бутербродами, три бутылки пива. Руки немного дрожали, раньше такого я за собой не замечал. Вот она какая старость. Кто бы мог подумать!
– Слай, ты нас прости пожалуйста. Мы знали на что идём.
– Похоже, что не знали, – ответил я девушке. – Хватит ныть, садитесь за стол. Ничего кроме бутербродов я вам предложить не могу. Извините.
– Слай, мы не едим мясного, – Линда посмотрела на бутерброды чуть ли не с отвращением. – После того, как я узнала…
– Плевать на ваши знания, – перебил я девушку. – В шкафчике есть галеты, давитесь на здоровье. Только знайте, что это последняя нормальная еда и последняя возможность основательно набить свой желудок. Мы уходим из города через два часа.
– А почему не сейчас? – спросил Джордж, давясь бутербродом. – Ммм… вкусно. Нет, Линда, правда вкусно. Это не та еда, которую мы получаем в пунктах выдачи. Попробуй.
Линда осторожно взяла в руки бутерброд, понюхала, отщипнув кусочек, положила его в рот. Через несколько секунд девушка закрыла глаза.
– Боже! Как же это чудесно, Слай! Откуда у тебя настоящая еда? Я о ней читала в книгах, но даже не думала, что это так прекрасно. Вкусно, очень! Откуда у тебя настоящая еда?
Я еле сдержал смех, когда увидел давящихся едой Питерсонов. Открыв бутылки с пивом, ответил:
– Еда оттуда, куда мы идём. Я нашёл склад Предтеч.
– Что?! – одновременно спросили муж и жена.
– То. Я тоже многое знаю и давно догадывался кто мы, что мы и так далее по списку. Кстати, вы не задумывались откуда в Пустоши появились мятежники? Почему они предпочитают жить без удобств, жгут костры, никому не подчиняются, занимаются тем, чем хотят заниматься?
– Нет, мы ничего не знаем о мятежниках, Слай, – ответила Линда, делая глоток пива. – О, и пиво настоящее!
Я прислушался, потом подошёл к окну. По улице, ещё очень далеко от моего дома, ехали три полицейские машины. Ехали тихо, без проблесковых огней и завывания сирен. Странно, хотя и объяснимо.
– Лиза, приглуши свет.
– Выполнено.
– Джордж, бери тарелку с едой и марш за мной. Без разговоров. Я в прямом смысле этого слова.
Крышка подпола открылась, зажглись тусклые лампы подсветки ступенек лестницы. За спиной я услышал вздох изумления. Ещё бы! Увидеть столько оружия, запасов еды, одежды и удержаться от проявления эмоций? Нет, Линда и Джордж были самыми обычными людьми, которым присущи нормальные чувства и эмоции. Это жирный плюс, но с другой стороны – это огромный минус.
– Спускайтесь вниз и сидите тихо, по возможности – не дышите. Чёрт, да не пугайтесь вы так, в самом-то деле. Дышать можно, разговаривать нет. Линда, на стеллажах в пакетах одежда, подбери по размеру себе и мужу. Да, ещё! Подберите под свою руку шокеры. Они вам пригодятся.
Я успел подняться наверх, убрать со стола бутылки с пивом, раздеться и лечь в постель, прежде чем услышал:
– Слай, полицейские приближаются. Джим Холгерт подходит к двери. Наши действия?
– Ты разве не видишь, что я сплю? Причём, с одиннадцати часов. Ты меня поняла, Лиза?
– Да, конечно. Так и отвечу комиссару полиции.
Прошло несколько секунд, и я услышал:
– Джим Холгерт настаивает на встрече, Слай. Я пыталась объяснить комиссару, что право людей на отдых прописано в Законе, но он…
– Лиза, это полиция! Какие права? Ты о чём?
Я набросил халат, подошёл к зеркалу.
– Лиза, свет.
Взъерошив волосы, посмотрел на своё отражение и покачал головой. На давно спящего человека я не похож. Будь, что будет.
– Слай, комиссар нервничает и ругается.
– Всё хорошо. Я только что проснулся, пусть понервничает, Лиза.
– Что ты себе позволяешь, Слай? – Джим брызгал слюной, из глаз сыпались молнии.
– Доброй ночи, офицер. – Я зевнул и сделал это очень натурально: напряжение последних часов сделало своё дело, я захотел спать. По-настоящему. – Неужели у вас заканчивается время Жизни, комиссар, и вам нужен Проводник?
Холгерт отступил на шаг, на мгновение замолчал.
– Да что ты себе позволяешь? – повторил Джим. – Я не посмотрю на то, что ты сопровождаешь людей к дверям Исхода, да я тебя…
– Лиза, ты фиксируешь наш разговор? – перебил я комиссара. – Передай информацию в головной участок большого Города. Ну-ну, господин комиссар, продолжайте, угрожайте мне.
– Ладно-ладно, давай успокоимся, Слай. Мы друг друга знаем лет тридцать, если не больше, нам незачем обострять отношения. Я просто хотел узнать не слышал ли ты подозрительный шум и звуки выстрелов. На соседней улице произошло нападение на офицера полиции. Пусть и на андроида, но полицейского андроида. Это произошло около часа тому назад.
– Лиза, во сколько я заснул? – я демонстративно зевнул, наблюдал за реакцией на мои слова комиссара полиции.
– В одиннадцать ноль пять, Слай. – ответил искусственный интеллект дома. Умница моя, слов нет.
– Хорошо. Ты один в доме, Слай? – Холгерт попытался полностью открыть дверь, но свои права я знал наизусть и придержал дверь ногой.
– Ордер, господин полицейский. Понятые, всё как положено. И хватит разыгрывать представление, Джим Холгерт. Твои помощники давным-давно просканировали моё жилище.
– Хорошо, ладно, – сдулся комиссар. – Если что-то узнаешь, услышишь что-то о произошедшем – звони, Слай Макклой. Надеюсь, ты не собираешься покидать Билсби в течении суток?
– И не надейся, Джим Холгерт, – в тон полицейскому ответил я. – У меня заказ и подписанный контракт с супругами Питерсон. Их, как ты знаешь, обокрали потрошители. Время Исхода Питерсонов совсем рядом.
– Вот как? Да, я слышал о беде супруг Питерсон. Мне очень жалко, что мы не можем остановить разгул преступности. Хорошо, Слай, когда вернёшься из Пустоши, мы поговорим о жизни, о наших совместных проблемах. Хорошо?
– Я не вернусь, Джим. Ты прекрасно знаешь, что у меня осталось чуть больше четырёх суток Жизни. Какой мне смысл возвращаться в Билсби, ради кого или чего?
– Нет смысла, – кивнул комиссар. – Подожди, так мы что, с тобой последний раз разговариваем, Слай Макклой?
– Да, Джим. Прощай.
Я не без сожаления посмотрел на Холгерта: сытая и вольготная жизнь его окончательно испортила. Джим растолстел, лицо превратилось в безразличную к горю людей маску. Глаза, бегающие из стороны в сторону, выдавали в комиссаре тревогу, ожидание чего-то неизбежного и неотвратимого. Джим был от меня на расстоянии нескольких метров, когда остановился, и, не оборачиваясь, еле слышно спросил:
– Что людей ждёт там, за дверьми Исхода, Слай?
– Побываю за дверьми, тогда расскажу, – я попытался отшутиться, но понял, что сейчас шутка выглядит бледно и неуместно. – Не знаю, Джим.
– И тебе не страшно? Ты смирился с Исходом?
– У меня есть выбор?
Джим сгорбился, подошёл к машине, оглянулся. Я помахал рукой, но заходить в дом не стал. А ведь прав Джим, тысячу раз прав. Я больше никогда, ни при каких обстоятельствах не увижу город Билсби, с его двенадцатью тысячами населения. Город мастеров, город мятежников и протестантов. В Билсби селили только неблагонадёжных людей, тех, которые хоть раз в жизни задали вопрос себе и своим знакомым о Предназначении, вопрос о том, как люди получают Знания, при этом нигде и никогда не обучаясь. Люди с Этими знаниями рождались и умирали в пятьдесят лет, не пожив как следует для себя, не вкусив прелести жизни. Таких городов, как Билсби, было два десятка. Основной Город, большой, с сумасшедшим ритмом жизни, становился для мятежников и вольнодумцев недостижимой мечтой, воспоминанием о другой, далёкой жизни.