Темноты я боялась с детства. Не тёмного времени суток, когда в окна заглядывают звёзды и луна, когда глаз улавливает очертания предметов, а тёмное беспросветное нечто, рождающее злобных монстров из-под кровати или из-за угла.

С возрастом я научилась с этим мириться, но если темнота падала внезапно, как сейчас, я снова становилась маленькой девочкой — беспомощной и жалкой.

— Тихо, тихо, — звал и вёл меня за собой уверенный сильный голос, — всё хорошо, я рядом.

Тёплые руки коснулись моей влажной кожи, обняли за плечи и притянули к себе. И я поверила, доверилась, пошла, встала на ноги и прижалась к тёплому сильному телу, что обещал мне уладить это недоразумение.

— Вот так, хорошо, умница, — вибрировал его голос где-то у меня над головой. — Успокаивайся, ты не одна, мы здесь вместе. Слышишь меня, Илон?

Я тряслась, как будто ко мне кто электрический ток подключил. Меня коротило, но дрожь постепенно уходила, потому что я действительно была не одна в этой кромешной темноте.

Впрочем, уже и не такой плотной, как раньше. Глаза, привыкнув, начали улавливать очертания предметов, как только я смогла оторвать щеку от мужской груди.

— Слышу. Дай мне ещё минутку.

— Вот и молодец. Приходи в себя, и мы выйдем отсюда, как только ты будешь готова. Ты же помнишь? Есть дверь и щеколда. Одно движение руки — и мы на свободе.

Он ещё что-то бормочет, а я не могу остановиться: впитываю в себя его вибрацию, гудение, слова, что становятся не важны. Только этот парень и его тепло, его уверенные интонации и уходящая из моего тела дрожь.

А затем он протягивает руку и открывает дверь. Я слышу, как щёлкает замок. Внешние звуки и свет врываются внутрь, я втягиваю воздух в лёгкие и шумно, с облегчением выдыхаю.

— Вернулась, потеряшка? — глаза у Богдана искрятся доброй улыбкой. Не обидно совсем.

— Спасибо большое, — чинно благодарю я его и делаю шаг назад.

Кажется, руки его неохотно расстаются со мной. А я лихорадочно думаю, не перешли ли мы границы? Я, когда прислонялась щекой к его груди. Он, когда обнимал меня слишком уж интимно, что ли. Но в его жестах ничего такого не было. Или мне упорно хочется так думать.

— Обращайся. Я, конечно, так себе утешитель, но всегда готов спрятать тебя от страхов и темноты. Приятно ощущать себя немного волшебником.

Народ веселился вовсю. И наше уединение мимо посторонних глаз не прошло. Даже Люда заметила — я успела увидеть, как округлились у неё глаза и рот — пышной такой буквой «О».

— Пойдём отсюда? — находит его рука мою ладонь.

— Э-м-м-м… — я испытываю трудности определённого характера, и сейчас много сомнений терзают душу.

Во-первых, у меня нет денег, чтобы уехать. Во-вторых, я не уверена, что поступлю разумно, сев в машину вместе с этим ходячим сексом и пожирателем девичьих сердец.

— Мы же теперь не совсем чужие, правда? — искушает меня этот змей. — Ты знаешь о моём блокноте и пунктах плана, которые я вычёркиваю. А ещё мне кажется, тебе здесь не место, и прятаться в ванной комнате — опрометчивое решение.

Он прав. Я вздрагиваю, вдруг сообразив, что было бы, если б я оказалась в полном одиночестве, когда отключился свет. Меня могло накрыть нешуточно, и я бы не смогла добраться до двери, чтобы выползти наружу.

— Поехали, я отвезу тебя домой. Вызову такси.

— У меня нет денег, — признаюсь честно.

— Зато деньги есть у меня, — тянет Богдан меня к выходу. — После всего, что между нами было, ты обязана принять мою помощь.

— А между нами что-то было? — пытаюсь я притормозить, но он настойчиво ведёт вперёд.

— Определённо. Ты измазала мой свитер слезами. А я обнимал тебя. И посмей только сказать, что между нами ничего не было. Окажешься злостной лгуньей.

— Неприятность эту я переживу, — фыркнула я, но больше не сопротивлялась. На улице, оказывается, замечательно: тихо, звёзды мерцают, воздух свежий и чистый. Веселились мы всё же на окраине города. Это чья-то дача, кажется. Или загородный дом — я не очень вникала в подробности. Если бы не настойчивые приставания Людки, вообще б не поехала. Это ей хотелось, ныла, что ей нужно развеяться и перезагрузиться, а я как настоящая подруга не могу подсунуть ей такую свинью.

Кстати, о Людке.

Я достаю телефон и набираю её. Людка откликается на втором гудке.

— Ты где, Илон? Я тебя везде ищу!

Ну, да. После того, как мы вылетели из ванной с этим роковым красавцем, она теперь может и поискать меня, что уж. Тем более, она видела, куда мы направились. Но раскаяние в её голосе я слышу. И виноватые нотки тоже проскакивают.

— Я на улице, Люд. Богдан отвезёт меня на такси в общежитие.

Это, между прочим, осторожность, да. По крайней мере, один человек точно знает, куда я делась и с кем. Мало ли, случаи бывают разные, а что бы ни пел этот прекрасный во всех отношениях полубог, я его сегодня впервые увидела. Вдруг он маньяк?

— Я с вами! — вдруг срывается на почти визг Людка. — Подождите меня!

Я хихикнула. Вот же. Уезжать на такси среди ночи она не хотела — не нагулялась. Но только появился призрак халявы, как она тут как тут. Уже и веселье ей не нужно. В этом Людка вся — прижимисто-домовитая и очень хозяйственная.

Я не могу её осуждать. У меня родители — отчим и мама. У Люды — одна мать и два брата-погодки. Ей приходится туго, но она и учится, и работает, и ещё домой умудряется немного денег отправлять.

— Ты не будешь против, если с нами уедет и моя подруга? — спрашиваю я Богдана и невинно хлопаю ресницами, зорко наблюдая за его лицом. Вот сейчас и посмотрим, насколько он лоялен и прозрачен.

— Не буду, — улыбается он в ответ. — Такси придётся немного подождать. Сама понимаешь: ночь, а сюда добраться ещё нужно.

— Подождём! — бодро отвечаю я, невольно ёжась: воздух всё же прохладный. И тут я вспоминаю, что совсем голову потеряла: куртка и сумочка остались там, в доме, и мне жизненно необходимо вернуться назад. Вещи свои я дарить никому не собираюсь. Не настолько я богата, чтобы делать столь царственные жесты.

Впрочем, пока я думаю, как получше сделать вылазку в стан врага, на пороге дома появляется Людка.

— Вот! Видишь! — трясёт она моими вещами, — На что-то и я сгодилась!

Я чувствую к ней практически умиление. Какая молодец, моя мудрая и хозяйственная подруга.

— Что бы я без тебя делала? — философски замечаю я, натягивая ветровку на плечи. — Ты у меня молодец, самая лучшая!

И пока Людка раздувается от гордости и собственной значимости, я искоса наблюдаю, как улыбается господин Островский.

Хорошая у него улыбка. Светлая.

«Надо брать!» — шепчет мне меркантильно-романтический внутренний голос.

«Цыц!» — шипит на него очнувшийся мозг.

Но он опоздал: я уже полностью подпала под очарование момента, увязаю всё больше в болоте, имя которому — Богдан. Бог дан. Богом данный, — повторяю в уме на все лады.

Определённо: мне нравится!

Я чувствовал себя чёртовым рыцарем, что спасает принцессу от огнедышащего дракона. Никто и никогда не будил во мне таких чувств.

Илону хотелось защищать и оберегать, совершить в её честь подвиг, забить мамонта и, потрясая копьём, издать боевой первобытный клич, чтобы все в округе слышали: эта девушка моя! Занято! Никому не отдам!

А то, что она сопротивлялась и осторожничала, не отталкивало, а тянуло к ней, как на аркане. Магнитило так, что оторвать невозможно.

Её хотелось касаться. К ней хотелось принюхиваться, будто я животное, а не человек. Её хотелось слушать, закрыв глаза, чтобы впитывать голос, интонации, откровения, которыми она не спешила меня радовать.

Если посмотреть со стороны — обычная девчонка. Таких сотни тысяч по столице бродит. Средненькая, как сказал бы один мой хороший знакомый, что любил на женщин ярлыки цеплять.

Стандартная студентка, сразу в глаза не кидается, разве что солнечные волосы взгляд притягивают, но это тоже… на любителя. Такого, как, например, я.