— Слушай, развлечься не хочешь? — спросил Виталий, вцепившись в меня, как клещ.

Я пребывал в мерзком расположении духа, поругавшись в очередной раз с отцом. Он давил, я отбрыкивался. Он атаковал, я пытался уйти из-под удара. Наши отношения достигли апогея и критической точки невозврата, когда либо взрыв и пропасть, либо сдаться и лечь под него, как гулящая девка, у которой больше нет никакого выхода.

— Зелёный неотёсанный прыщ! — орал отец в экстазе. — Ни созреть толком, ни пользы принести! Зато гонору, как и полагается! Но пока ты созреешь, всё лучшее уйдёт из-под носа, хватишься локоток укусить, а не достать!

Я слушал его с глухой тоской и раздражением. Мы не сходились во взглядах на ведение бизнеса. Он считал, что я не дорос. Я считал, что он застрял и вскоре его устаревшие методы приведут к необратимым последствиям.

— Щенок ты ещё батю учить! — брызгал он яростно на меня гневом. Пылал праведно, не желая ни доводов моих слушать, ни аргументы принимать.

Я в очередной раз плюнул и ушёл, громко хлопнув дверью напоследок.

— Ну так что? — вырвал меня из нерадостных мыслей Виталий.

Я посмотрел на него как на пришельца из космоса. Кто этот человек и что он от меня хочет?

Развлекаться у меня желание отсутствовало, но смыть послевкусие отцовских нравоучений и очередной порции унижения в наличии имелось. Но я колебался. Не любитель я пускаться во все тяжкие. К тому же… я этот этап благополучно оставил позади в дни своего бурного студенчества. Кое-что отучило меня совершать опрометчивые поступки.

— Там девчонок — море! — расписывал мне сомнительные достоинства какого-то непонятного мне пока сборища этот полузнакомый парень.

Девчонки меня тоже мало интересовали. В том смысле, что, не обделённый женским вниманием, я… наверное, зажрался. Потерял вкус ко всем этим ахам, вздохам, преклонению.

Природа на мне не отдохнула — отдала щедро все достоинства от родителей и почти не оставила недостатков. Я взял от отца с матерью всё лучшее. Кроме одного: характер мне достался мерзкий. От бати, который по какой-то ошибке считал себя образцом, даже эталоном, во всех возможных смыслах. Возражать ему никто не смел. Кроме меня, конечно. Именно поэтому мы и бодались, как два горных козла, что сцепились рогами и, может, уже б разбежались в разные стороны, только эти самые рога спаяли нас намертво и никак отпускать не желали.

Выход я видел один: остаться без крутого навершия, что, по умолчанию, не красило ни одного мужчину, хотя семейное украшение нашего рода к женщинам никакого отношения не имело. Больше — символ упрямства и ода непробиваемой тупости, когда никто не желал уступать.

Я считал, что отцу надо бы немного подышать воздухом новых веяний и изменить взгляд на ведение бизнеса. Отец был свято убеждён, что я молокосос, который ничего не понимает и обязательно просрёт дело всей его жизни.

— У меня деловое предложение, — перешёл в атаку этот навязчивый Виталик. — А давай мы девчонок кое-каких обуем? В том смысле, что опустим? С небес на землю? Спорим, тебе слабо? Ты небось слишком правильный, папу во всём слушаешься?

Не знаю, что сработало. Видимо, упоминание «папы», которого я слушаюсь. Возможно, этот гад просто пальнул наугад и попал в самое больное место. И на меня накатило со страшной силой, как литр водки без закуски.

— Не слабо. Пошли твоих баб охмурять. Или обувать. Или раздевать. Без разницы и без канонической последовательности действий.

Кажется, я слишком умно завернул — Виталик завис, но успел вовремя отмереть и показать мне два больших пальца. Мол, сэр идиот одобряет!

И он потянул меня куда-то. Запихнул в собственную машину и вёз, всю дорогу брызгая слюнями, рассказывая что-то о бабах, но я его толком не слушал. Снова вывалился из пространства, продолжая мусолить всё одни и те же безрадостные мысли.

По всему выходило, что нужно было рвать когти. Сбрасывать рога, выдирать их с мясом и гордо уходить в закат, окончательно расплевавшись с родителем.

Это означало только одно: поддержки мне не видать, родитель предаст меня анафеме, а смогу ли я с нуля, собственными силами, встать на ноги — большой вопрос из вопросищев.

Да, как бы я с батей не бодался, стоило признать: у кого деньги, тот и сила. А тому, кто привык к деньгам (а я всё же привык — надо быть честным), клянчить с протянутой рукой на паперти не пристало. А без папкиной поддержки именно так и будет. Заём в банке под проценты, риск и всё те же сомнения: а получится ли? Вот папка обрадуется, если я облажаюсь!

— Приехали! — распахнул передо мной дверь автомобиля Виталик, будто я принц элитных кровей. Впрочем, может, именно так он меня и воспринимал.

Я смутно догадывался: это какая-то жуткая подстава с его стороны. Слишком уж он прилипчиво-навязчив, но, пребывая в раздрае чувств, не сосредоточился на этом моменте. А зря. Поэтому всё покатилось, как сломанное колесо под уклон. Но понял я это далеко не сразу. Скажем честно: слишком уж не сразу, потому что катиться без тормозов — это иногда здорово.

Встретили нас радушно, но для меня — привычно-ожидаемо: девчонки залипали на мою внешность, парни смотрели волком. Это не бодрило и драйва в мои ощущения не добавляло.

Я скучал. Безбожно. До ломоты в челюстях, которые удерживал на месте волевым усилием, чтобы не зевать. И уже собирался сдаться нафиг, развернуться и уйти, вызвать такси и отправиться домой — дальше думать свои невесёлые думы.

И в этот момент мой взгляд упал на неё. Остановился.

Может, хвостики её светлые тому виной. А может, потому что она не пялилась на меня, как большинство тёлок. Исключение составляли только совсем пьяные да те, что страстно целовались по углам — этим было не до меня и вообще ни до кого.

Сам не знаю, почему меня так повело. Настолько, что я непроизвольно несколько шагов сделал, словно в хвостиках этой девчонки что-то наркотическое содержалось.

И тут она меня сбрила. На ходу — чик! В другое время я бы только плечами пожал. А в тот момент только одно на уме было — посмотреть ей в лицо. Увидеть, что за дерзкая птица меня отшивает.

Судя по всему, Витале она не дала. И по тому, как прыгал мой горе-знакомый, сей факт его задевал до желудочных колик. Или ещё как поглубже, потому что его буквально выворачивало наизнанку — так он девчонку пытался зацепить.

У девчонки зубки острые — не краснела, не тупила, не прятала глаза, а отбивалась как амазонка. Это и решило исход дела: я вознамерился во что бы то ни стало с ней познакомиться.

Я умел очаровывать. При желании. Правда, подобное желание во мне появлялось всё реже. Мне хватало девочек для секса. Для всего остального я не находил ни времени, ни душевных порывов. Все силы отдавал изучению бизнес-процессов, которые вышли на первый план и пальму первенства отдавать никак не желали.

Я не собирался в ближайшем будущем создавать семью, обзаводиться потомством, вить гнездо. Мелко, примитивно, тупо. В планы не входило.

Может, именно поэтому я протормозил — руку ей протянул машинально. Как деловому партнёру. Как человеку, который повёл себя интересно. Это какой-то вышел машинальный жест восхищения. И она не подкачала. Не удивилась, а ответила, вложив пальчики в мою ладонь.

Я сжал их машинально — неосознанный собственнический инстинкт сыграл: не упустить своё, раз уж оно идёт мне в руки. А потом наши взгляды встретились, и я задохнулся. Вдохнул, а выдохнуть забыл и наконец-то понял, почему люди иногда говорят: поплыл.

Головокружение. Мир перестаёт существовать. Может, потому что мир отползает по-пластунски, когда понимает: он не один, существуют другие, более интересные миры и пространства, что плещутся в глазах человека. Примагничивают. Притягивают и не желают отпускать.

Что она там говорила?.. Глупостями не занимается?.. Вот с ней бы я занялся глупостями! Да ещё какими!

Так бы занялся, чтобы она имя своё забыла, а помнила только моё, моё имя, что слетало бы с её губ, как молитва, как призыв, как гимн, ода мужчине, что полностью и безраздельно обладает ею!