Увидев дочкин рисунок, Вере ужасно хотелось кричать во весь голос, превысить все возможные и невозможные децибелы, кричать так, чтобы слышал весь мир. Проблема в том, что уже не получалось. Поэтому плача над фотографиями разбитой семьи, Вера понимала, что уже она не та Верочка Самойлова, любимица её окружения, а теперь она твёрдая Наива, та которая горы свернёт, но что у неё на сердце никто не узнает.
А пока она одна в этой комнате, её никто не видит, и она может побыть той, что сейчас смотрит на неё с фотографий. Слёзы льются, падают на фото. Одна упала на изображение Ильи, улыбчивого и счастливого. Вера не выдержала, вскочила со стула схватила кухонный нож (которым до этого резала яблоко), но ударить себя им не смогла, посмотрев ещё раз на фото мужа, ей показалось что это слеза принадлежит не ей, а Илье. Вера стояла словно в ступоре, крепко сжимая в руке нож. В комнату вбежала испуганная тётя Катя.
– Вера, не делай этого! Опусти нож!
Но Вера была словно не в этом мире. Она слышала голос, но ей казалось, что происходит это где-то далеко-далеко, рядом с ней. Екатерина Николаевна, видя, что Вера стоит, не шевелясь и ничего не понимая, тихо взяла её за руку и вытянула нож. Вера пришла в себя. Её ладонь была порезана и на пол капает её кровь. Она поняла, что во всём этом помутнении схватила нож не за рукоядку, а за лезвие и сильно сжала в кулаке. Но как она не почувствовала боли? Она же была не под наркозом? Ответ один: душевная боль вытеснила физическую.
Тётя Катя усадила её на диван, обработала рану и дала Вере успокоительное.
– Простите меня, тётя Катя, я не знаю, как это получилось, я ничего не помню. Я только сейчас поняла в чём дело, мне страшно!
Екатерина Николаевна присела рядом и по-матерински обняла.
– Ничего, Верочка, успокойся. Я с тобой. Ложись, поспи, только не плачь.
Плакать Вера уже не могла, подействовало успокоительное и она заснула. Только во сне другая жизнь, только во сне она счастлива и только во сне вся её семья вместе.
Проснулась Вера спустя несколько часов. Фотографий на столе уже не было, кровь с пола была вытерта, полы вымыты. Екатерины Николаевны не было дома. Вера осмотрела всё вокруг, никак не могла прийти в себя, она подошла к входной двери и попыталась, не понятно зачем, открыть её, но та не поддалась, ключей не наблюдалось. Как тут не забеспокоиться? Она не очень хорошо знала эту женщину, но та сделала ей много хорошего и только одна она у неё осталась и не отвернулась от неё. Но сейчас Вере пришла в голову очень плохая мысль, что Екатерина Николаевна, испуганная её выходкой, посчитала её ненормальной и решила принять меры.
А что, если она в психушку её хочет сдать? Может она за врачом пошла? – думала Вера, но сразу же отогнала от себя эту бредню. – Что за глупость? У неё же есть телефон, если бы она хотела, то просто набрала номер и вызвала врача.
Вера вернулась в комнату. На полке серванта лежал тот самый конверт, Вера взяла его в руки. В памяти всплыл тот момент, когда Илья расплачивался такими же по счетам. Он держал их в сейфе и только одну носил с собой, ту на которой меньше всего денег. А остальные…да вот же они. Но, где тогда взять пин код? Он должен где-то быть записан, раз карты здесь, в этом конверте в доме тёти Кати, лежат вместе с фотографиями, может там есть и цифры.
Вера хотела начать пересматривать оборотную часть фотографий, когда её занятие прервал поворот ключа в замке. Дверь открылась.
– Тётя Катя, я так испугалась… – бросилась ей на шею Вера.
– Чего ты испугалась, Верочка?
Вера поняла, что ляпнула что-то не то.
– Одна испугалась. Я одна давно не оставалась, – соврала она, нужно же как-то выкручиваться.
– А я в магазин ходила. Смотрю, ты спишь. Будить не стала… – о вчерашнем она даже не заикнулась.
Тогда-то Вера и поняла, что проспала почти сутки. Видимо успокоительное было сильным.
Они прошли в кухню. Вера разобрала сумки, а после сели пить чай.
– Вера, тут участковый наш тобой интересовался. Я сказала падчерица. Но он обещался зайти, документы проверить, а у тебя только справка. Может время потянуть, пока паспорт не сделаешь, а то привяжется ещё.
– Не надо! Ничего страшного. И к паспорту бы придрался. Здесь уже ничего не скроешь. Вы не беспокойтесь, всё будет хорошо. Когда он обещался?
– Сегодня сказал. А ты куда-то собралась?
– Нет, сегодня побуду дома. А то скажет, бегаю от него, – Вера посмотрела на свою перевязанную руку. – Нужно перевязать, бинт в крови. А то подумает, что ещё кого-то замочила.
Тётя Катя сделала вид, что пропустила последние слова мимо ушей, хотя ей было очень обидно за то, что Вере приходиться теперь так жить в страхе и обвинениях.
Перевязку они сделали. Потом Вера помогла по хозяйству, а после взяла конверт, села на диван, и принялась за дело. Одну из фотографий, где они всей семьёй, Вера поставила на тумбочке рядом со своим диваном.
Она осмотрела конверт ещё раз. Почему он тогда оказался у Маруськи? От куда? На конверте обведён индекс и больше ничего не написано, только вместо марки цветочек.
Вера поинтересовалась у тёти Кати насчёт индекса, но какого он города и есть ли вообще такой она не знает. В углу конверта они обнаружили прилипшую марку. «Только для России» «сказала» им марка.
Их занятие прервал звонок в дверь. Как и обещал, прибыл участковый. Им оказался не высокого роста, толстенький и на половину лысый мужичок. Вера ему явно приглянулась, поэтому он искал повод к чему-то да придраться, чтоб ещё раз заглянуть на огонёк их квартиры, это слегка напоминало, мальчишек в школе, которые бьют по голове девочек портфелем, выражая так свою симпатию.
– А кем вы приходитесь Екатерине Николаевне Татариновой? – спросил он.
– Падчерица, – соврала Вера, подтвердив, уже существующую, версию.
– На сколько я знаю, детей и всяких таких как вы у неё не наблюдается.
На помощь пришла Екатерина Николаевна.
– Она дочь моего мужа, Веру я не удочеряла, – объяснила она.
– А где же сейчас Ваш муж? – не унимался участковый, вопрос был адресован тёте Кате.
– Умер почти двенадцать лет назад, – без тона в голосе ответила тётя Катя.
– А что же это вы, Екатерина Николаевна, такая интересная женщина замуж-то больше не вышли?
– Федор Семёнович, ну ты прям как ляпнешь, хоть стой хоть падай. Какой замуж? На кой мне это надо-то? Лет-то мне сколько! – отмахнулась она. Зато хоть тему немного сменили.
От чая участковый отказался, пообещал зайти в следующий раз. Хозяйки, конечно, улыбались как могли, но такие гости им точно были не нужны. Он ушёл. Отпечаток от своего визита оставил не очень хороший.
– Вер, а ты ему, видать, понравилась, – отметила тётя Катя и засмеялась. – Ухажёр вот у тебя уже появился.
Вера засмеялась в ответ. Ей такие ухажеры не надобны. Да и другие тоже. Дочь искать надо!
– Так может он поможет. А, что в органах работает, связи есть, базы разные всякие. Может что и узнает.
– Вы думаете?
– А что попробуй. Семёныч он человек не плохой, разведен. Если он ещё придет, давай поприветливее будем с ним. на свидание позовёт, не отказывай, иди. Расскажешь о себе, а там постепенно и выйдешь на эту тему.
– Так прям на свидание, нужна я ему, как зайцу стоп-сигнал.
– Не утрируй! Он мужчина, а ты прежде всего женщина. Ну сидела и что с того?
– А то, что он в этом районе закон и порядок, а я кто…
– Так, давай без этого. Мужик он хороший, сто лет его знаю. Ну не красавец, зато ты молодая, симпатичная, так, что давай повежливее с ним. В том-то всё и дело, что он закон! Надо вести себя прилично, а вдруг правда помочь сможет.
– Да, наверное, вы правы, это конечно не то, что я ищу, но шанс и пока единственный. Только зачем мы тогда ему заливали о том, кто я вам?
– Не хорошо получилось. Но ты уж постарайся, как-нибудь, да и объясни.
Так всё и получилось. Пришёл участковый при параде, с букетиком астр. На какой клумбе он их нарвал, было интересно, но всё же неожиданно. Екатерина Николаевна поставила букетик в вазочку, и сославшись на уборку в квартире, оправила Веру и Фёдора на прогулку, или как она это называла, на свидание. Федор Семенович пригласил спутницу в кафе, но Вера отказалась, предложила просто прогуляться.