— Это последнее было очень хорошим. А теперь разработайте план спасения, предполагая, что только половина морских пехотинцев находится в боевой готовности.

Сэлли услышала суматоху, когда моти вели по кораблю Уайтбрида и Харди, но едва взглянула вокруг, когда они прибыли. Она потратила время, чтобы одеться, но это было необходимо, и сейчас в тусклом и профильтрованном свете Мошки ее руки изучали тело Коричнево-белого, сгибая его /ее/ локтевые и плечевые суставы и прослеживая мускулы. При этом она диктовала свои соображения в диктофон на горле.

— Я делаю вывод, что это другой подвид, но имеющий близкое отношение к Коричневым, возможно, даже выведенный из них. Это должно быть определено генетическим кодированием, когда мы доставим образцы на Новую Шотландию, где есть нужное оборудование. Возможно, моти знают это, но мы должны быть осторожны в разговорах с ними, пока не установим какие табу существуют среди моти.

— У них явно нет половой дискриминации, такой, как существует в Империи; фактически имеется значительное превосходство женщин. Один Коричневый — мужчина и заботится об обоих детенышах. Они отлучены от груди или по крайней мере нет признаков кормления их женщинами — или самцом — на борту.

— Моя гипотеза заключается в том, что в отличие от человечества после Гражданских Войн, здесь не было недостатка в материях или родах, и таким образом не было культурного механизма сверхзащиты, такого, какой сохранился в Империи. У меня нет никаких соображений, почему нет детенышей среди Коричнево-белых, хотя возможно, что незрелые моти, которых я наблюдала, принадлежит Коричнево-белым, а Коричневые используются для учителя детей. Имеется явная тенденция использовать Коричневых для всякой технической работы.

— Отличия этих двух типов ясны, если не драматичны. Руки крупнее и лучше развиты у Коричневых, а их лоб уходит назад более покато. Кроме того, Коричневые ниже ростом. Вопрос: кто из них лучше приспособлен для использования инструменты? У Коричнево-белых большие способности мозга, Коричневые лучше действуют руками. Пока что все Коричнево-белые, которых я видела, являются женщинами, а среди Коричневых есть по одному представителю каждого пола. Что это: случайность, ключ к разгадке их культуры или что-то биологическое? Конец сообщения. Приветствую вас на борту, джентльмены.

— Какие-то затруднения?— спросил Уайтбрид.

Ее голова была в пластиковом колпаке, закрывавшем ее шею, подобно душевому мешку: она явно не пользовалась носовым респиратором. Мешок слегка приглушал ее голос.

— Никаких. Что сейчас?

— Уроки языка.

Для начала имелось одно слово: Финч (клик). Когда священник указал на себя и сказал: "Дэвид", Моти, на которую он смотрел, изогнула нижнюю правую руку в то же положение и сказал: "Финч", прищелкнув при этом языком.

Вроде бы хорошо, но Сэлли сказала:

— У моей Моти было то же самое имя.

— Вы имеете ввиду, что я выбрал того же чужака?

— Нет, не думаю. Мне кажется, что Финч,— она сказала это осторожно, щелкнув напоследок языком, а потом испортив весь эффект хихиканьем,— не является словом для обозначения моти. Я пробовала его.

Священник нахмурился.

— Возможно, все собственные имена звучат для нас похоже. Или это может быть словом для РУКИ,— серьезно сказал он. На эту тему имелась даже классическая история, настолько старая, что возможно она пришла из доатомного периода. Он повернулся к другой Моти, указал на себя и сказал: — Финч?— Его акцент был почти идеален, и он не хихикал.

Моти сказала:

— Нет.

— Это они уловили быстро,— сказала Сэлли.

Уайтбрид попробовал тоже. Он плавал среди Моти, указывая на себя, и говорил: "Финч”?— Он получил четыре артикулированных "нет", прежде чем одна моти постучала по его колену и сказала:

— Финч? Да.

Итак, имелись трое моти, которые могли говорить людям "Финч". Каждый к другому и только к нему.

— Это может означать нечто вроде: "Я назначен к вам",— предположил Уайтбрид.

— Еще одна гипотеза,— согласился Харди. Вообще-то неплохая, но данных было недостаточно. А может, парень все-таки прав?

Моти толпились вокруг них. Некоторые из приборов, которые они принесли, могли быть камерами или записывающими устройствами. Некоторые приборы издавали шум, когда люди говорили, другие извергали ленту или чертили извивающиеся оранжевые линии на маленьких экранах. Моти обратили внимание и на собственное оборудование Харди, особенно маленький коричневый немой, который разобрал осциллограф Харди и на глазах у него собрал его снова. После этого изображение на экране стало ярче и вообще он заработал гораздо лучше. Интересно. И ведь только Коричневые делали подобные вещи.

Вскоре уроки языка стали групповыми. Теперь это было игрой, это обучение моти английскому. Нужно было указать на что-либо и произносить слова, а моти обычно запоминали их.

Моти продолжали попусту терять время с внутренностями своих приборов, настраивая их, а порой передавая Коричневым с каким-то птичьим свистом. Диапазон их собственных голосов был удивителен и мог изменяться от баса до сопрано. Харди предположил, что высота была частью кода.

Он осознавал, сколько времени прошло. Его живот был пустой, чьи жалобы он игнорировал с рассеянным презрением. Вокруг его носа появились пятна, натертые прилаженным респиратором. Глаза его болели от атмосферы моти, попавшей под защитные очки, и он жалел, что отказался от шлема или пластикового мешка, как у Сэлли. Сами моти были размазанными яркими пятнами, которые медленно двигались вдоль изогнутых полупрозрачных стен. Сухой воздух, которым он дышал, постепенно обезвожил его.

Все это он чувствовал по мере прошествия времени, но не обращал внимания. Им овладело какое-то веселье. Харди выполнял свое призвание в жизни.

Несмотря на уникальность ситуации, Харди решил воспользоваться традиционной лингвистикой, и сразу же возникли беспрецедентные проблемы со словами РУКА, ЛИЦО, УШИ, ПАЛЬЦЫ. Это проявлялось в том, что дюжина пальцев на правых руках имела одно общее название, а три толстых пальца на левой — другое. Плоское ухо называлось так, стоячее — иначе. Слова для ЛИЦА вообще не было, поскольку они немедленно ухватились за английское слово и, похоже, подумывали об этом стоящем нововведении.

Он думал, что его мышцы приспособились к невесомости, но сейчас они давали о себе знать. Харди не знал, куда исчезла Сэлли, но это не беспокоило его. В этом проявилось и его восприятие Сэлли и моти, как коллег, а также и то, насколько он устал. Он считал себя просвещенным человеком, но то, что Сэлли назвала "сверхзащитой женщин", глубоко укоренилось в имперской культуре — особенно в монашеском Военном Флоте.

Только когда у него кончился воздух, остальным удалось убедить Харди вернуться обратно на катер.

Ужин был простым, и они торопились закончить его, чтобы обменяться впечатлениями. Все остальные милосердно оставили Харди одного, пока он ел, и Хорват шикал на каждого мешающего, хотя сам испытывал сильнейшее любопытство. Хотя посуда была создана для условий невесомости, никто не пользовался ею и периоды нулевой гравитации, и люди приобретали новые привычки, которые срабатывали только при большой сосредоточенности. Наконец Харди позволил одному из членов его команды забрать поднос с его колен, и взглянул вверх. Три нетерпеливых лица телепатически посылали ему миллионы вопросов

— Они изучили английский достаточно хорошо,— сказал Дэвид.— Надеюсь, что могу сказать — с моей помощью.

— Это их работа,— заметил Уайтбрид.— Когда вы даете им слово, они пользуются им снова и снова, применяют его в разных формах, пытаются приложить его ко всему окружающему то, что вы показывали им... Я никогда не видел прежде ничего подобного.

— Это потому, что не наблюдали за доктором Харди достаточно долго,— сказала Сэлли.— Мы изучали эту методу в школе, но я не сильна в ней.