Харди встретил Сэлли в воздушном шлюзе. Она тоже отправлялась в путешествие не налегке. Кроме себя самой она хотела взять ВСЕ, даже кости и мумии с Каменного Улья, но капитан дал добро только на голограммы, и даже они были спрятаны, пока она не установит, как относятся моти к грабителям могил. По описанию Улья, сделанному Каргиллом, моти не имели похоронных обрядов, но это было абсурдом. Похоронные обряды были у всех, даже самых примитивных людей.

Она не могла забрать Моти-шахтера или оставшегося малыша, который снова стал самкой. И хорьки, и морские пехотинцы продолжали искать второго малыша со щенком /интересно, почему он удрал с другим малышом, а не со своей матерью?/. Сэлли было очень интересно, помогла ли суматоха, поднятая ею вокруг приказа Рода морским пехотинцам, получить ей место в катере. Она знала, что на самом деле вела себя не очень хорошо по отношению к Роду. Он сам получил приказ от адмирала. Но все-таки, он был неверен! Малыши ничего не могли повредить, и бояться их значило быть параноиком.

Следом за священником Харди, она вошла в каюту катера. Доктор Хорват был уже здесь. Они втроем должны были стать первыми учеными, попавшими на чужой корабль, и она испытывала возбуждение. Там так много нужно было изучить!

Антрополог — она думала сейчас о себе, как о полном специалисте, и наверняка никто не стал бы этого оспаривать — лингвист и Хорват, бывший хорошим физиком до того как стать администратором. Хорват был единственным бесполезным человеком в группе, но со своей должностью он имел право летать, если хотел этого. Она не думала, что те же соображения были применимы к ней самой, хотя половина ученых на борту "Макартура" считала именно так.

Трое ученых, рулевой, двое космонавтов и Джонатан Уайтбрид. Никаких морских пехотинцев и никакого оружия на борту не было. Возбуждение достаточно хорошо скрывало страх, прорвавшийся вдруг в их души. Разумеется, они не были вооружены, но она чувствовала бы себя гораздо лучше /так же, как и все остальные/, если бы Род Блейн был с ними. Но это было невозможно.

Позднее на катере могли перелететь и другие люди. Бакмен с его миллионом вопросов, как только Харди решит проблему общения. Биологи, офицер Военного Флота — вероятно, Каргилл — чтобы изучить оружие моти. Офицер-инженер... Это могли быть любые люди, кроме капитана. Было невероятно, чтобы Кутузов мог позволить Роду Блейну покинуть свой корабль, независимо от того, насколько мирными были намерения моти.

Сэлли вдруг почувствовала тоску по родине. На Спарте у нее был дом, Харинг Клос, а за несколько минут можно было попасть в столицу. Спарта была центром цивилизации — но в последнее время Сэлли жила в космических кораблях все уменьшающихся размеров, с тюремным лагерем для разнообразия. Закончив университет, она приняла решение: стать личностью, а не украшением какой-нибудь мужской карьеры. Правда, сейчас многое говорило за эту возможность, особенно, если это будет настоящий мужчина. Хотя... Нет! Она будет принадлежать только себе.

В одном конце кабины находились искореженные приборы, а также столы — обеденный и игровые.

— Вы бывали на этом катере?— спросил Хорват.

— Простите?

— Я спросил: "Вы бывали на этом катере?" Они убирали отсюда все вооружение, но оставили достаточно, чтобы понять, что здесь было. То же самое и с торпедами. Их убрали, но пусковые аппараты на месте. Так какого же рода будет наше посольство?

Харди очнулся от своих грез.

— А чтобы вы сделали на месте капитана?

— Использовал бы невооруженный катер.

— Таких здесь нет,— мягко заметил Харди.— Вы знали бы это, если бы навестили хоть раз ангарную палубу.— На этой палубе находилась часовня, и Хорват не посещал ее. Конечно, это было его дело, но не лишне иногда напомнить об этом.

— Но ведь у моти совершенно явно не военный корабль!

Харди кивнул.

— Моти рано или поздно откроют нашу ужасную тайну. Мы род, любящий войну, это часть нашей натуры, даже если мы прибываем на полностью разоруженном корабле. Вам не кажется, что это будет многозначительным фактом для моти?

— Но ведь это очень важно для Империи!

Дэвид Харди согласно кивнул. Министр по науке был прав, хотя священник подозревал, что доказательства его были плохи.

Катер слегка накренился, и полет начался. Род следил за ним по экранам мостика, испытывая беспомощное раздражение. Через мгновение, когда катер подойдет к борту корабля Моти, одна из батарей Кроуффорда будет направлена на него. И Сэлли Фаулер будет на борту этого хрупкого безоружного суденышка.

Поначалу планировалось привести моти на борт "Макартура", но пока малыши не найдены, это было невозможно. Род был рад, что его корабль неподвластен чужакам. Я учусь думать, как параноик, сказал он сам себе. Подобно адмиралу.

А тем временем не было никаких следов малышей. Сэлли не разговаривала с ним, и все были раздражены.

— Корабль готов к маневру, капитан,— сказал Реннер.— Я сменю вас, сэр.

— Хорошо. Продолжайте, парусный мастер.

Прозвучало предостережение об ускорении, и "Макартур" мягко двинулся в сторону от чужого корабля. В сторону от катера и Сэлли.

Душ: пластиковый мешок с мыльной водой и молодым человеком внутри, причем горло мешка было плотно завязано вокруг шеи мужчины. Уайтбрид пользовался щеткой с длинной ручкой, чтобы почистить себя там, где чесалось — то есть везде. Какое все-таки удовольствие напрягать и расслаблять мышцы! Как мало было этого в корабле моти, таком клаустрофобически стиснутом.

Вымывшись, он присоединился к остальным, сидевшим в гостиной.

Священник, Хорват и Сэлли Фаулер — все в комнатных туфлях с клейкими подошвами — выстроились в линию. Никогда прежде Уайтбрид такого не видел.

— Министр по науке Хорват,— сказал он.— Я прибыл под ваше командование на время пребывания здесь.

— Очень хорошо, мистер Уайтбрид.— Хорват казался встревоженным и озабоченным. Впрочем, как все они.

Священник с усилием проговорил:

— Как видите, никто из нас не знает, что делать дальше. Никогда прежде мы не контактировали с чужаками.

— Они вполне дружелюбны и хотят говорить,— сказал Уайтбрид.

— Хорошо, но это оставляет меня на крючке.— Священник нервно рассмеялся.— На что это было похоже, Уайтбрид?

Он попытался рассказать им. Стиснутый, пока добираешься до пластиковых тороидов... хрупкий... никаких результатов в попытке поговорить с моти, за исключением того, что Коричневые чем-то отличаются от Коричнево-белых.

— Они не вооружены,— сказал он им.— Я провел три часа, изучая этот корабль, и на нем не осталось места, где они могли бы спрятать большое оружие.

— У вас не было чувства, что они провели вас мимо чего-то?

— Я... нет.

— Вы не очень-то уверены,— резко сказал Хорват.

— Это не так, сэр. Я только что вспомнил об инструментальной комнате. Мы закончили обход в комнате, где были всевозможные инструменты — на стенах, на полу и потолке. На двух стенах были простые вещи — ручные сверла, продольные пилы со странными рукоятками, винты и отвертки. Это были предметы, которые я мог узнать. Я видел когти и что-то, что, по-моему, было молотком с большой плоской головкой. Все вместе это выглядело как мастерская в каком-нибудь подвале. Но там были и действительно сложные предметы, которых я вообще не смог определить.

Чужой корабль плыл совсем рядом, видимый в передний иллюминатор. Нечеловеческие тени двигались внутри него. Сэлли тоже разглядывала их, но тут Хорват сухо сказал:

— Вы сказали, что чужаки не присматривали за вами.

— Не думаю, чтобы они провели меня мимо чего-либо. Я уверен, что меня намеренно привели в эту мастерскую. Не знаю почему, но мне кажется, что это был тест на разумность. Если это так, то я провалился.

— Единственный Моти, с которым мы разговаривали,— сказал священник Харди,— пока что не может понять даже простейших жестов. Теперь же вы говорите мне, что эти моти устраивали вам тест на разумность...