—- Адмирал, а что с подаренным кораблем?— спросил Хорват.— Нельзя ли нам взять...— тут голос его затерялся в поднявшемся гомоне Гордо шествуя, адмирал покинул кают-компанию.

Кутузов называл это место точкой (Элдерсона, но беженцы с ’’Макартура" предпочитали название "Точка Безумного Эдди", и кое-кто из ко манды "Ленина" перенял у них эту привычку. Она находилась над плоскостью системы Мошки, и обычно найти ее было нелегко. Однако на этот раз не должно было возникнуть никаких проблем.

— Представьте себе траекторию корабля моти, пересекающего прямую линию между Мошкой и Глазом Мурчисона,— сказал Реннер капитану Михайлову.— И это будет достаточно близко к цели, сэр.

— У них такая точная астронавигация?— недоверчиво спросил Михайлов.

— Да. Вас это может довести до безумия, но они могут это. Предлагаю постоянное ускорение.

— От Мошки в эту точку направляется еще один корабль,— сказал 'Кутузов. Он протянул руку мимо капитана Михайлова, подрегулировал экраны мостика, и перед ним вспыхнули секторы направления.

— Это корабль с топливом,— уверенно сказал Реннер.— Я готов держать пари на что угодно, что корабль с послами яркий, прозрачный и настолько явно безвредный, что никто не сможет его ни в чем заподозрить, сэр.

— Вы имели ввиду, что этого не сделаю даже я?— сказал Кутузов, и Реннер не заметил на его лице ни следа улыбки.— Спасибо, мистер Реннер. Продолжайте помогать капитану Михайлову.

'Горянские астероиды остались позади. Все ученые на борту мечтали добраться до телескопов "Ленина", чтобы изучить эти астероиды, и Адмирал не стал протестовать. Было не совсем ясно, сделал ли он это, потому что боялся неожиданной атаки с астероидов, или же заразился стремлением гражданских узнать что-нибудь новое о моти , но у Бакмена и остальных появился шанс.

Впрочем, Бакмен вскоре потерял к ним интерес. Астероиды были явно цивилизованы, и орбиты их были изменены, так что сведения эти ничего не стоили. Остальные не разделяли его точки зрения. Они наблюдали за вспышками ядерных двигателей моти, измеряли потоки нейтрино от энергетических станций, разглядывали пятна света, оттенявшие темные полосы вокруг зеленых хлорофилловых полос и удивлялись. Единственным возможным выводом было то, что огромные плантации находятся под куполами. И на каждом астероиде, достаточно большом, чтобы его можно было заметить, имелся характерный одиночный кратер, убедительно доказывающий, что астероид перемещался.

Но однажды интерес вернулся к Бакмену. Делая одолжение Хорвату, он изучал орбиты астероидов, когда глаза его вдруг вспыхнули. Он лихорадочно ввел в компьютер какие-то данные и подождал результата.

— Невероятно...

— Что невероятно?— терпеливо спросил Хорват.

— Каменный Улей был мертвенно холоден.

— Да.— У Хорвата уже имелся опыт вытягивания информации у Бакмена.

— Предположим, что остальные астероиды тоже. Я верю в это. Эти орбиты совершенны... можете продлевать их взад и вперед на сколько угодно, и они НИКОГДА не столкнутся. Эти камни должны быть здесь уже долгое время.

Хорват вышел, разговаривая сам с собой. Действительно, насколько стара эта астероидная цивилизация? Бакмен думал в масштабах жизни звезд! Ничего удивительного, что Каменный Улей холоден: моти не корректируют орбиты. Они просто выводят астероиды туда, где хотят их видеть.

Ну, что же, подумал он, пора возвращаться на подаренный корабль. Вскоре нам придется оставить его... Интересно, добился ли Блейн какого-нибудь успеха?

Род и Сэлли в этот момент беседовали с адмиралом. Они собрались на мостике: насколько было известно Роду, никто, кроме адмирала и его стюарда, никогда не бывал и каюте Кутузова. Возможно, там не бывал и сам адмирал, поскольку казалось, что он всегда находится на мостике, разглядывая экраны, подобно маньяку-наблюдателю, вечно выискивающему признаки измены.

— Очень жаль,— говорил Кутузов.— Этот корабль должен быть весьма ценным. Однако, мы не можем рисковать и брать его на борт. Кто знает, для чего служат его механизмы? К тому же, имея на борту моти?— Кутузов пожал плечами.

— Да, сэр,— вежливо согласился Род. Он сомневался, что подаренный корабль несет угрозу, однако на нем имелись агрегаты, назначения которых не понимал даже Синклер.— Но я думал о некоторых других вещах. Небольших частях. Скажем, статуэтки, которые так нравятся священнику Харди. Мы можем залить все пластиком, поместить в запаянные стальные контейнеры и разместить на корпусе, внутри Поля. Если у моти найдется что-либо, что повредит нам после всех этих предосторожностей, нам, пожалуй, лучше вообще не возвращаться домой.

— Гмм.— Адмирал коснулся пальцем бороды.— Выверите, что эти вещи ценны?

— Да, сэр.— Когда Кутузов говорил "ценны", он имел ввиду нечто отличное от того, что подразумевали под этим словом Сэлли и Хорват.— Чем больше мы узнаем о технологии моти, тем лучше мы с Каргиллом сможем оценить их угрозу.

— Да. Капитан, я хотел бы услышать ваше мнение, что вы думаете о моти?

Сэлли с трудом сдержала себя. Ей было интересно, что скажет Род. Он уже доказал, что является абсолютным гением в общении с адмиралом.

Род пожал плечами.

— Я согласен и с доктором Хорватом, и с вами, сэр.— Когда глаза Кутузова расширились от удивления, Род торопливо добавил:— Они могут быть и потенциальной опасностью, величайшей из всех, с которыми мы сталкивались, и величайшим счастливым случаем, подвернувшимся нам. А может, и тем, и другим. В любом случае, чем больше мы о них знаем, тем лучше — учитывая, конечно, принятые предосторожности.

— Угу. Капитан, я ценю ваше мнение. Если я дам разрешение, примите ли вы на себя персональную ответственность за нейтрализацию любой угрозы от артефактов моти, взятых с этого корабля? Мне нужно не просто ваше повиновение, я хочу вашего сотрудничества и вашего слова, что вы не будете рисковать.

Это не добавит мне популярности у Хорвата, подумал Род. Поначалу министр по науке будет рад, что может взять хоть что-то, но вскоре он захочет чего-нибудь такого, в чем я не буду уверен.

— Да, сэр. Я должен отправиться туда и увидеть все лично. И... мне необходима мисс Фаулер.

Глаза Кутузова сузились.

— Да? Вы будете отвечать за ее безопасность?

— Разумеется.

— Очень хорошо. Вы свободны.

Пока Род и Сэлли уходили с мостика, командор Борман удивленно смотрел на своего адмирала. Он не мог понять, видел ли он улыбку. Нет, конечно же, нет. Это было просто невозможно.

Если бы в этот момент здесь присутствовал офицер более высокого ранга, чем Блейн, Кутузов мог бы объясниться, однако он не собирался обсуждать капитана — и будущего маркиза — с Борманом. То, что он мог сказать, звучало бы примерно так: "Чтобы поддержать активность Блейна, стоит рискнуть, мисс Фаулер. Он хороший офицер, если не думает много". Пусть Кутузов никогда не покидал мостика, но моральное состояние подчиненных было его обязанностью, и как ко всяким обязанностям, он относился к этому серьезно.

Разумеется, немедленно начались конфликты. Хорват хотел ВСЕ, и полагал, что Род просто не желает тревожить адмирала. Когда же он понял, что Род относится к своему обещанию серьезно, медовый месяц кончился. Он испытывал что-то среднее между гневом и страхом, когда люди Блейна начали разбирать подаренный корабль, разрезая на части хрупкие агрегаты и пакуя их в пластиковые контейнеры.

Для Рода это было время возвращения к полезной деятельности, и на Этот раз в обществе Сэлли. Когда не было работы, они говорили часами. Они пили бренди и приглашали с собой священника Харди. Слушая споры Сэлли и Харди о теоретических тонкостях культурного развития, Род начал учиться кое-чему из области антропологии.

Когда они добрались до точки Безумного Эдди, Хорват почти впал в неистовство.

— Вы нисколько не лучше адмирала, Блейн,— говорил он, глядя как техник подносит режущее пламя к агрегату, генерировавшему сложное поле, изменявшее молекулярную структуру еще одного магического кофейника.— У нас уже есть такой на борту "Ленина”. Чем может повредить еще один?