Однажды воскресным вечером мама заканчивала стирку. Вода в душе шла уже не горячая, а еле теплая и очень тоненькой струйкой, наверное, из-за большого количества пользователей в этот час. До этого мама нас с Гором искупала, одела во все чистое, и мы пошли играть в коридор. И вдруг заходит папа, вернувшийся поздно с работы, и говорит маме: «Рога, сейчас дети придут, ты только не ругай их, пожалуйста!» Мама беспокойно смотрит на папу: «Что случилось, Гевик?» И тут заходим я и Гор: с ног до головы в золотистой краске, только глаза блестят. Оказывается, на общую кухню привезли мешки с бронзой для покраски батарей отопления. Мы с Гором устроили прыжки на батуте, то есть на мешке с краской. Мешок не выдержал и порвался. А эта краска как порошок, только очень липкий. Он столбом поднялся вверх и окутал нас полностью, намертво прилипнув к волосам, одежде и коже. Мама чуть в обморок не упала, но, помня свое обещание, только промолвила: «Как же я вас отмою?». Отмывала нас мама до поздней ночи, под тонкой прохладной струйкой намыливала нас снова и снова, пока мы не приняли обычный человеческий облик. Насчет одежды даже не знаю, сомневаюсь, что ее удалось отстирать. Когда наконец мы легли спать, и мама тоже хотела нырнуть в постель, пришел папа после ревизии кухни и сказал: «Рога джан, там вся кухня в краске, нужно бы почистить, неудобно». «Гевик джан, я с ног валюсь, завтра уберусь», – ответила мама и заснула без задних ног. Проснувшись утром, она подумала, что ее Гевик сошел с ума, так как папа лежал рядом с косынкой на голове. Мама разбудила папу и спросила, зачем он повязал голову. «Ты вчера уснула, а я пошел подметать кухню; у меня эта краска на волосах осела, вот я и использовал косынку, чтобы постель не запачкать». Короче, маме скучать с нами не приходилось.

Спустя лет шесть, во второй наш срок жизни в Томске, Севаку уже исполнилось пять лет. Его закадычного друга Эрика, сына коменданта общежития, мы любовно называли «Электроником». Два друга играли на общей кухне и увидели рассыпанные под батареей зерна пшеницы розового цвета. Им стало любопытно – они набрали зернышки в свои ладошки и стали по одному отправлять в рот. Зерна оказались обработанными мышьяком против крыс и мышей. Ночью Севаку стало плохо, его беспрерывно рвало. Мама долго не могла понять, что это такое розовое выходит из желудка Севака. Пока он не рассказал о пшенице, которую они ели с Эриком. Мама и папа сделали Севаку промывание и привели его в чувство. И тут прибежала мама Эрика, потому что ее сын съел больше зерна, и организм его оказался слабее. Пришлось вызывать скорую помощь, которая отвезла Эрика в больницу, и, слава Богу, там его откачали.

В 1979 году, после рождения Севака, папу по распределению направили в город Заозерный. Мы опять поселились в одной комнате общежития. Только на этот раз это было не многоэтажное здание без лифта, а всего лишь длинный деревянный дом с туалетом на улице, с общей кухней и десятком комнат, где жили медработники. Дом был ветхий, и когда выпадал снег, он через щель в полу набивался в угол комнаты. Так и лежал там до весны. Мы с Гором уже подросли и, так как родился Севак, стали активно помогать маме. Мы уже самостоятельно подметали и мыли пол, посуду, вытирали пыль и выполняли другие мелкие поручения. Делали мы все это с удовольствием, у нас даже был свой график дежурств. При этом, как и раньше, мама находила время почитать нам сказки, обучить счету и другим премудростям. Еще помню нашу коллекцию пластинок с детскими сказками: мама включала проигрыватель, мы с Гором садились рядышком и слушали в сотый раз приключения Буратино и других сказочных героев.

Однажды вечером мама была занята, а нам с Гором захотелось послушать сказку в мамином исполнении. Она просила нас подождать, но мы настаивали. Тогда мама предложила обратиться с этой просьбой к папе. На что мы с Гором сделали удивленные лица и сказали: «Мама, ты что? Папа же не умеет читать по-русски». Мама расхохоталась в ответ: «Гевик, почитай детям, а то они думают, что ты русских букв не знаешь». Папа сразу просек, что как только мы узнаем его великий секрет, то будем регулярно просить нам почитать. Но деваться было некуда. Взял он в руки книгу и, не меняя позы, то есть лежа на кровати, стал читать про курочку Рябу. К концу сказки папа вдруг сам закудахтал и стал дергаться всем телом. А потом просунул руку себе под попу и вытащил оттуда… куриное яйцо. «Вот, зачитался я тут с вами, аж яйцо снес». Не передать ужас и удивление в наших глазах. После этого случая, если мама заикалась, чтобы мы попросили папу нам почитать, то мы с Гором наотрез отказывались: «А вдруг папа снова яйцо снесет?»

Помню, прямо перед Новым годом мы все втроем заболели, и нас с мамой положили в детскую больницу. Нам выделили отдельную палату, которая была больше нашей комнаты в общежитии. Отдельный санузел был просто громадных размеров с самой настоящей ванной. Такое ощущение, что мы жили во дворце. В коридор отделения выходило глухое прямоугольное окно, расположенное чуть ниже уровня потолка. В честь Нового года художник разрисовал эти окна в палатах сюжетами из детских сказок. С нашего окна нам улыбались Чебурашка и крокодил Гена. Папа приходил к нам с передачами дважды в день, а мама все время отслеживала наше состояние: температуру, прием лекарств, кашель, походы в туалет. Но все свободное время она читала нам сказки.

А потом произошло настоящее чудо. Нашей семье выдали четырехкомнатную квартиру в новом районе Заозерного. Помню момент, когда мы впервые зашли в абсолютно пустую квартиру. Она нам с Гором казалась размером с футбольное поле, поэтому мы бегали по всей квартире как сумасшедшие и никак не могли поверить, что там так много свободного пространства. Мебели у нас практически не было. Обеденный стол и стулья подарили папины однокурсники, пришедшие на новоселье. Дядя Гагик собственноручно сделал для нас с Гором двухэтажную сборную деревянную кровать. Мы стали обладателями отдельной детской комнаты, родители – отдельной спальни, где также стояла кроватка Севака. Смежная со спальней комната стала кабинетом папы, а в большой комнате мы собирались всей семьей. Кухня тоже оказалась просторной, а санузел оборудован ванной. Но самое интересное для нас с Гором было вне стен нашей новой квартиры. Район новый, по соседству строились дома, социальные объекты. Кроме того, первый этаж нашего здания составляли незавершенные нежилые помещения, в которых можно было прятаться, играть и ходить без конца из одной комнаты в другую. В общем, как все нормальные советские дети, все свободное время мы проводили, играя на стройках.

В соседнем доме поселилась семья нашего друга Саши. До этого они являлись нашими соседями в общежитии, и с Сашей мы были не разлей вода. Однажды в слякотный и пасмурный осенний день я пошла в гости к Саше. Гор тогда уже ходил в школу. Мы вдоволь наигрались, и я пошла домой. Между двумя домами вся дорога была в жуткой грязи, и я привычным шагом топала по ней. Вдруг что-то произошло, и я стала погружаться в жижу всем телом. Через буквально несколько секунд я оказалась в трясине по пояс, и меня продолжало затягивать в яму. Я даже не успела испугаться и крикнуть, так как не поняла, что происходит. На улице людей не наблюдалось. Но совершенно случайно вдруг поблизости оказался какой-то мужчина, который заметил ребенка, стремительно уходящего под землю. Он одним прыжком оказался рядом со мной и резко выдернул меня одним рывком. Только в этот момент я испугалась, и ему понадобилось несколько минут, чтобы через мой плач выяснить, наконец, где я живу. Привел меня домой. Папа открыл дверь: на пороге стоял незнакомый мужчина и я, по горло вымазанная в грязи. Подошла мама; услышав рассказ спасителя, она схватилась за сердце. А папа взял меня за шкирку, на весу отвел в ванную и прямо в сапогах и пальто поставил в ванну. Потом уже мама со слезами на глазах включила душ, раздела и умыла меня. И попросила никуда больше одной не ходить.

На лето наш детский сад вывезли в лагерь. Мы с Гором оказались в одной группе. Лагерь располагался рядом с лесом и недалеко от речки. Благодатная природа, свежий воздух и столько нового вокруг. Мое любопытство толкало меня на приключения, не позволяя мозгу задуматься о последствиях. Вся территория лагеря была как на ладони, и мы с Гором исследовали ее уголки в первые же дни пребывания. Тем не менее при каждом посещении столовой я задавалась вопросом, а что находится за этим длинным зданием, так как заметила, что забор проходит в некой отдаленности от задней стены столовой. Видимо, я задала этот вопрос Гору и получила ответ, что ничего интересного. Но меня ведь не остановить. И как-то раз, когда все дети проводили время на игровой площадке, а Гор весело болтал с мальчишками, я улучила момент и, стараясь слиться с окружающей средой, медленными шажками дошла до столовой. Если что, всегда можно сказать, что я проголодалась. Мне повезло, никто из воспитателей и работников лагеря не попался мне на глаза. Я спокойно прошла по заросшему крапивой узкому перешейку вдоль торца здания и оказалась в тылу. Увиденное меня разочаровало. Я увидела пару дверей на задний вход, уставленных ящиками, коробками, бочками. Я наблюдала контейнеры с мусором, какую-то забитую дворняжку, копошавшуюся в них, а также кучку говна, оставленного кем-то, кто также хотел остаться инкогнито. Зажмурившись от неприглядного пейзажа, я поспешила вернуться тем же путем. К счастью, мое отсутствие никто не заметил, и мне не пришлось делиться своими наблюдениями.