И традиционно зимняя любовь начинается со скручивания майки — увы, хотелось, чтобы пальцы Гая повозились немного с пуговицами, поднимаясь по животу вверх или спускаясь вниз, а не прокатились катком, полностью распластав меня по кровати. Дождись с ним лета, Полька, и будут тебе кофточки с мульоном пуговичек на голое влажное тело… И будешь плакать по майке! А сейчас долой и не скучать…

В духовке таймер тикает, а в моем теле термометр взорвался и осколки вонзились в живот… Какая там еще согревающая жидкость — меня закапало маринадом для стейка — жжет и щипет во всех уже известных Гаю местах… А он снова все забыл и тыкается наощупь, точно слепой бычок…

— Гай, время… — схватила я его за уши, уже довольно красные и прекрасные. — У нас мало времени… Мясо…

— Будем жрать капусту. Что загрустила? Не морскую же, а новогоднюю…

— Гай…

Я оторвала его руку от груди, поднесла к лицу, ища пробитую острым соском ладонь — не нашла глазами, тронула языком. Есть рана, есть — иначе чего так стонать…

— Поль, это лишнее…

— А я о чем?

Не отпустила его ладонь, прижала к животу и толкнула вниз, под пуговицу на моих джинсах.

— Все горит, чувствуешь?

— Я руки от перца вымыл? Или как? На вкус…

— На запах смесь итальянских специй… Гай, не время шутить…

— Какие шутки, Поль! Тут кто-то кран забыл на кухне… С горячей водой…

Его пальцы вслепую нашли краник, но не закрыли, а открыли на полную, а вторая рука наконец справилась с пуговицей и молнией.

— Гай, курица разморожена, пора запекать… — простонала, вцепившись в пустые шлевки его джинсов.

— Чего ты понимаешь в готовке курицы! — оторвал он мои пальцы от своих джинсов и стиснул свои на моих. — Окорочка подними…

Ну и избавил меня наконец от всех слоев защиты от холода — не от него, от него меня защищали только его трещащие по швам джинсы.

— Не надо меня мариновать…

— Ты ж не молодой цыпленок…

— Но и не бройлер… Гай, пожалуйста… Тебе нравится, когда тебя умоляют?

— Да, нравится… Мне нравится, когда ты умоляешь, а не приказываешь… Скажи еще раз — пожалуйста.

— Пожалуйста, отстань от меня! — огрызнулась игриво.

— И не подумаю… — вцепился он мне в губы.

Только так с ними — мужики по-хорошему не понимают, когда уже можно и нужно по-плохому. И быстро… На счет раз…

— У тебя молния застряла? — вцепилась я в его пальцы и нащупала пластик.

— Поль, у тебя с обонянием проблемы?

Клубничка, черт… А мне уже стейком пахнет, запеченым… Но пока можно и салями перекусить… Раз предлагают.

И не один раз...

С Гаем все должно быть по-царски, а не только салат. Свесившись с кровати, выдвинула ящик под матрасом и вытащила две простыни: одну себе, вторую — тому парню, который спас мой Новый год и, кажется, взамен забрал всю жизнь — ну, ту, которая в обозримом будущем, хотя с кровати, кроме потолка, если и видно что-то, то не дальше карниза и полоски тюля.

— Знаешь, как тогу завязывать? — взглянула я на этого парня прищуренно.

— Как бы ни завязал, а критиковать меня некому, — показал он мне язык, даже для вида не удивившись вопросу. — Ты тоже не знаешь, потому что это мужской наряд… А у тебя наряд на кухню. У меня нос скоро взорвется, а желудок прилипнет к позвоночнику.

Подошву мы не грызли — стейк был настолько толстым, что внутри все еще оставался кроваво-сочным.

— Это вообще безопасно? — подняла я глаза от разделочной доски, на которой Гай умело расправлялся с готовым мясом. — Есть сырое…

— После часа в духовке оно не сырое, но можешь дожарить свой кусок на сковородке. Я не против, только мой не трогай… — улыбнулся в ответ и погрозил мне ножом. — И ты, Брут?

Что-то знает, не совсем потерянный экземпляр мужского рода.

— Выпить нечего, прикинь? Не сбегаешь в магазин? — облокотилась я на железный ободок раковины. — В тоге?

— Ну, первого января можно… Но не побегу… У нас и по-трезвому все получилось — я так думаю. Могу, конечно, ошибаться…

И взгляд такой, сверху вниз, совсем вниз — к моим поджатым босым пальцам.

— Сядь на стул, аутентичная ты моя Венера… Давай, если и с руками, то точно без ног и с соплями останешься.

Я забралась на стул с ногами, но не водрузила их на стол, а села в позу бабочки — колени все еще, кажется, дрожат. Или уже снова — в предвкушении бурной ночки, которая обязана последовать за бурным вечером.

Я подперла подбородок кулаком — им я грозила себе держать рот на замке: иначе бы с него точно слетела зловредная фраза: как же долго я тебя… Нет, не искала — ждала. Минут двадцать. Мог бы не заезжать за цветами, которые подвинули в сторону бутылку с жидкостью для мытья посуды. Пять минут — еще туда-сюда, куда ни шло, но зачем было красть у меня целых пятнадцать лишних минут?! Безобразие…

— Ты что так смотришь?

Гай обернулся и поймал мой взгляд. Я не ответила на вопрос, просто продолжила на него смотреть. Не поймет — беда, потому что слова тут бессильны.

— Я тебе в тоге не нравлюсь?

— Не снимай! — чуть не подскочила я со стула.

Загремела бы с него — коленки-бабочки растянули мою простыню до размера паруса.

— Выходит, нравлюсь… — по-своему, по-мужски, расценил мои движения Гай. — Без этой тряпки…

— Ты сейчас официант, так что без стриптиза, ладно? — из последних сил и с еле сдерживаемым смехом попыталась я спасти ужин.

Есть тоже надо, не все же спать… Пусть даже с императором Гаем! Люби меня нежно, корми меня вкусно — вот мое пожелание на… Пусть не на весь год, так хотя бы на его второй день.

— Ешь уже!

Передо мной появилась тарелка — съедобная на вид и на цвет, такому блюду не скажешь нет, как и такому Гаю… Вот и не сказала, вот и не смогла упустить шанс поймать пуганую птицу Отношение за хвост или за тогу.

— Что? — воззрился Император на мою руку, держащую его за простыню.

— Сейчас наступишь на край и будет мужской стриптиз. Это на десерт, а пока у нас основное блюдо… С кровью.

Улыбнулась и не добавила — с кровью моих тараканов, павших под натиском императорских легионов, вооруженных намного лучше моих. А, может, они кинулись в бегство, но заблудились в мягкой бороде, точно в трех соснах. Со сна… Я поняла, почему сейчас все поголовно отрастили бороды — замучились по утрам от слов: отстань, ты колешься…

Не колится, так что пусть не отстает… Перебирает мои пальцы, точно четки — четко, с расстановкой в моей голове новых приоритетов на этот год, а там посмотрим, что…

— Что ты хотела, чтобы я подарил Георгине?

Это Гай навис не надо мной, а над столом, где по-прежнему лежали не закрытыми коробочки с украшениями как бы напоминанием, что существует жизнь вне постели.

— Шарики… Они в банке, стеклянной. За елкой…

Елки-палки, да почему ж так хорошо… Я сначала закрыла ладонями глаза, чтобы продлить ночь, а потом только потянулась — опять же, чтобы продлить негу, которая растеклась по всему телу, как опрокинутый на постель бокал с шампанским. И пузырьки где-то по прежнему булькали и взрывались…

Настоящее шампанское все было выпито вчера чуть после полуночи. А сейчас уже почти полдень второго дня нового года.

— Красиво…

Он перебирал шарики, высыпав горсточку себе на ладонь, а я перебирала разрозненные мысли, глядя на полуголого императора, завернутого в тогу, точно в полотенце, присевшего на край моего рабочего стола, и думала, на что подобная картина утреннего умиротворения может меня вдохновить? Ничего не придумывалось — придется повторить завтра, потому что завтра может оказаться мудрее сего дня.

— Я тебя уломал?

— Уломал… Табуретку дать?

Нужно бы табуреткой, но Гай отказался и достал из кладовки мой чемодан, просто привстав на цыпочки, ах ты лапочка!

А я покорной цыпочкой бросила туда свои вещи, точно собиралась в отпуск — на курорт. Ну, некоторые же собирают чемоданы за пять минут до вылета. И решения о переезде к мужчине тоже принимаются за минуту — иначе начинается обмозговывание ситуации, а в жизни иногда очень полезно делать глупости и самоотверженные поступки — например, чужих собачек подбирать… Потому что это хорошо. Просто хорошо. А иногда ну просто хорошо, потому что к ним прилагается целый император! Со своим царством в голове — оно у него большое: будет, где разгуляться…