Это он уже спрашивал меня, поднимая за талию на уровень своих огромных глаз.

— Необычно.

— В плане? — кажется, сумела я загнать целовальщика в тупик.

— Никогда не целовалась с бородачом.

— Когда ты тогда в последний раз целовалась? Я не помню, чтобы кто-то из моих знакомых последнее время брился.

— Ну… В последний год точно нет.

— А в предпоследний?

— Хочешь узнать, сколько у меня всего парней было?

— Нет. Только бросили или сама ушла?

— Ну… Не знаю.

— В плане, не знаешь?

— Ну, вот смотри…

Бесполезный выйдет монолог, как не смотри — рассказывать нечего и незачем. Никакого опыта из этой ночи я не вынесу, кто ж учится на собственных ошибках, даже если разложить их по полочкам!

Ну и не крутануть колесо жизни в обратном направлении, даже если вдруг мне дадут ценный мужской совет по поводу прошлого. Хотя откуда ему взяться в мозгу золотого мальчика, который даже сковородку распечатать самостоятельно не в состоянии! Куда уж ему поджарить без масла моих тараканов до румяной корочки! А подливать масла в огонь новогодней ночи не буду — не проси. Я стол накрыла, а уж постель сам стели.

— С первым встречалась два года, ну как встречались… Просто зависали между квартирой его родителей и моих, а потом разом переросли детские чувства. Оба начали засматриваться на других и… Когда у меня была случайная задержка, поняли, что даже не рассматриваем вариант быть вместе навсегда, чего время тогда терять! Со вторым ничего серьезного не вышло, потому что он с дуру познакомил меня с родителями — я им не понравилась, там профессорская семья была, нищие, но высокодуховные люди. Третий, ну… В какой-то момент заявил, что я для него слишком трудная для восприятия. Ну, не может он ходить со мной по выставкам, а у его друзей я скучаю. Четвертый… Не знаю, посмотрим, что скажет первого января…

Я попыталась улыбнуться, но не получила улыбки в ответ.

— Промолчит, будь уверена.

Гай смотрел мне в глаза, и я поняла, что краснею — заливаюсь краской не по самые уши, а хуже… По самые уши увязаю в нем — во взгляде и в свитере, который на них застрял.

— Осторожно! Я дурак…

Предупредил бы раньше… А то сказал только — осторожно, бешеная собака. Свитер, который Гай решил с меня снять, повис на моей сережке — останусь без уха, гвоздики редко вываливаются.

— Погоди, погоди… Он уложил меня ухом себе на грудь, и я чувствовала, а не только слышала, бешеный ритм его сердца. Он возился с моим ухом, которое раскалилось до красной жаровни, как и я вся, особенно под черной майкой, к которой прилип трикотаж бюстгальтера.

— Уф… Сказал же, пожрать сначала надо.

Он снова смеялся, кутая мои голые плечи в снятый свитер.

— Мне не холодно… — попыталась я избавиться от акриловой преграды.

Хотелось чувствовать тепло живых рук, а не бездушных ниток.

— А мне будет слишком жарко, если лицезреть тебя за столом в таком виде. Хочешь мужскую футболку?

— Хочу, — шептала ему в свитер, скрывая улыбку.

— Пойдём, — приподнимал мне дыханием волосы на макушке. — Сама выберешь…

— Ты меня не проведешь… — оттягивала я момент расставания. — Сам сказал, первым делом салатики, а потом уже мясо…

— Откуда тут мясо, одни кости… Ладно…

Гай наконец отстранил меня и поцеловал… В нос!

— Уломала! На трезвую голову домашние девочки глупости не делают. Будем пить!

А мальчики хмелеют без шампанского, лишь запустив пальцы под двойные бретельки? Он спустил обе полоски к предплечьям и спрятал в ладони мое сомнение, придавил к полу, чтобы лишить меня маломальской возможности пожать в ответ плечами.

— Зато знаю, как ты целуешься по-трезвому. Будет, с чем сравнить… — сильнее сжимал мне плечи, чтобы выдавить какое-то признание, но какое?

— С тебя свитер снять? — спросила, чтобы не ждать вопроса на засыпку от него.

— То есть ты на меня реагировать не будешь, так?

— У тебя одна футболка на двоих, что ли? Тогда я отказываюсь в твою пользу, — скривила я губы. — Ну чего ты стоишь?

— Жду, когда шампанское до нужной температуры охладится.

Он снял свитер: темные пятна в подмышках говорили о том, что время перед застольем и для него не прошло даром.

— А я думала, аппетит нагуливаешь. Признался же, что не голодный…

— Знаешь… — Гай бросил свой свитер поверх моего, которым прикрыл пустую барную стойку. — Я, наверное, соглашусь с твоим третьим… Зануд мужики не любят.

— Я не зануда.

— Все бабы так думают.

— А тебе нужно было обязательно сказать мне гадость?

— В будущем году исправлюсь, обязательно… По салатам?

— Футболку не дашь?

— Не холодно, — Гай вновь запустил пальцы под бретельки и вернул их на ключицы. — А так, глядишь, аппетит нагуляю…

Юпи нагуляла сон. И теперь сладко сопела на подушке, на полу, как самая примерная девочка. Возможно, собаку усыпила шутливая перебранка людей, с которыми ее свели непредвиденные обстоятельства, новогоднее чудо или просто недоразумение. Последнее точно относилось к нашей с Гогой встрече — живи мы еще хоть четверть века в одном городе, пересечься была бы не судьба, как двум параллельным прямым. Но Новый год сделал свое поганое дело… Познакомил нас. Нет, просто свел вместе. Хотя бы наши руки…

Я сделала шаг назад, Гай остался на прежнем месте, точно прирос к полу. Руки вытянуты, словно для детского танца. Если начнём кружиться, то синяки на всех частях тела гарантированы: не по его запросам квартирка, ну и не по запросам моего внутреннего мира кавалер. Но тогда откуда-то взялась легкая свобода, которую я вдруг почувствовала подле человека, о котором не знаю ничего, кроме имени. Или дело в отсутствии свитера? Или связи с внешнем миром…

— Ты своим звонить не будешь, а вот мне может позвонить мама… — поджала я губы.

Вовремя вспомнила, что нахожусь совсем не там, где обещала быть.

— Будем врать, — не раздумывая, ответил Гай. — Ты врать умеешь?

В глазах смех, в голосе — серьезность. Боже, как у него получается совместить несовместимое?

— Нет…

Никаких больше серьезных разговоров, надменных лиц, никаких фи и фа-с — мы встретились случайно, а разойдемся запланировано завтра, если… Ну, если не случится дачи.Тогда послезавтра. Никаких селфи, никаких “чек-инов” в соцсетях, никаких воспоминаний — все будет чисто. Чисто физиология. А вот физиономия говорила о том, что Гога счастлив, но счастье его вызвано не близостью со мной, а тем, что теперь мы одни — пусть и с собакой, но спящей.

— Напишу маме, что мы смотрим фильм… Мы с подругой. Я не сказала ей, что все отменилось, чтобы она не нервничала, что я одна встречаю Новый год.

— Она бы очень нервничала…

Улыбается и остается серьезным — как? Как…

— Ну да… Звонила бы мне каждые пять минут, чтобы я не чувствовала себя брошенной. А я впервые выпроводила ее с друзьями на курорт. Может, такого вообще больше не повторится — какое право я имею портить ей воспоминание всей жизни! Когда-нибудь я ей расскажу, как встретила Новый год… Лет так через…

— Через два часа новый год… А мы не жрали…

Зато ржали. И ржем сейчас. Какое-то безумие… И это мы трезвые.

— За два часа шампанское выдохнется… — попыталась я отсрочить момент возлияния.

— Или рванет бутылку… — смеялся Гай, по-прежнему стоя у стойки по стойке смирно.

— Сухой закон до конца года? — улыбалась я с ним в унисон.

Нет, это не сон… Елочка горит, собака спит, мы… Да кто ж поймет, что мы делаем… И чем занимаемся. Дурачимся!

— У тебя сок есть? — вопросы задаем, вот, что делаем или делаю, хотя бы я.

— Минералка с лимоном подойдет?

— Это на утро надо бы поберечь, но можно и в обратном порядке. Обратный отсчет нового года уже пошел?

— Уже пошли мы… За стол. Ну? — и Гай подтолкнул меня к столу. Я попятилась, но ничего не снесла. Гай меня не отпустил, держал за локти, обводя вокруг стола, точно в танце. Только без музыки — извне, достаточно было внутреннего мотива сердца или желудка. Или другого — более важного в любви органа.