Не знаю, как именно работают другие песенницы. Мы не особо любим делиться, ни секретами, ни переживаниями, ни вообще — делиться. Особенно спонсорами. Могу только догадываться, если захочу, конечно. Потому что в нашем деле совершенно неважно, что и как умеют другие. Для делания дела важна лишь ты сама. Целиком. Со всеми своими морщинами, веснушками и прыщами, огорчительно заедающей спиной, поскрипывающими суставами, прогрессирующей дальнозоркостью и вечным детством где-то там, в самой глубине, под слоем накопленного опыта.
Хотя, в последнее время опыт перестали ценить должным образом. Потому что приходят молодые и рьяные, замещающие тонкий подход ломовым ударом. И это неизменно впечатляет тех, кто вне процесса. А они ведь все, по сути, вне. Даже наши акторы. Те самые, что вот-вот начнут движение по своей игральной доске.
Отсюда, с высоты галереи, парней едва можно отличить друг от друга, и то лишь если встанут рядом: тогда появляются нюансы роста и пропорций. А как разойдутся на позиции, становятся безликими белыми фигурами. Собственно, поэтому нет никакого смысла смотреть на бой, чтобы принимать в нем участие. Совершенно спокойно можно поудобнее устроиться в кресле, прикрыть глаза и просто мурлыкать свою песенку.
Есть приемник, есть передатчик. Все остальное — своего рода таинство. В научных объяснениях оно чаще всего обозначается абракадаброй типа «поликонтурный каскадный резонанс», но поскольку на практике теоретические выкладки ученых пока воспроизводству не поддаются, лично мне приятнее считать происходящее волшебством.
Потому что не нужно знать деталей. Конечно, они не помешают и даже смогут сделать процесс чуть увлекательнее, но ничего не решат. Без разницы, какой номер имеет позиция, исполняемая сейчас носатым Риккардо, хоть шестая, хоть четвертая. Мне не нужно видеть положения рук, ног и шпаг. Мне вообще не нужно туда смотреть, потому что я уже там. Внутри процесса.
Я опираюсь не на дубовый массив перил галереи. Под моими руками — прах прошедших эпох. Он ведь здесь повсюду. Им начищен паркет, им наточены клинки, им сгущена кровь, им пропитан воздух.
И суть поединка для сына контессы состоит лишь в том, чтобы попытаться — возможно, совсем ещё неосознанно, пока ещё чисто рефлекторно — вытолкнуть из легких эту душную пыль.
Сюрпрайз, сюрпрайз…
Что движет его противником? Неважно. Победа всегда начинается внутри. Ровно там же, откуда возникают выпады, броски, финты и пируэты.
Вырваться. Взлететь. Воспарить. Освободиться от условностей и традиций, которые сколь удобны, столь и тяжелы.
Мне не нужно ни видеть происходящее, ни понимать, что вообще происходит. Если начал драку, значит, знаешь, как и что нужно делать. Должен знать. А я — поддержу. Возьму за руку или под руку.
Сюрпрайз, сюрпрайз…
Если тело чего-то не умеет, я не смогу научить. Моё дело — помочь пережить ошибку.
Заставить пальцы крепче сжимать рукоять. Придать связкам и мышцам больше гибкости. Плеснуть адреналина в кровь. Конечно, исключительно в гомеопатических дозах!
Быть повсюду и в то же время нигде. Составлять единое целое и ничем не выдавать своего присутствия. Не дергать за струны чужой арфы, но дышать в её сторону так, как никто кроме тебя не умеет.
Тело всегда и все понимает первым, радостно и жадно поглощая заемную силу. И если увлечься, если где-то промедлить, а где-то поспешить невпопад, до головы тоже начнет что-то доходить. Но мы этого не позволим. Не сегодня. Не здесь. Не сейчас.
Мы просто рвемся вперед, как деды и пращуры, неся на конце клинка закат старой эпохи и рождение новой.
Сюрпрайз, сюрпрайз!
— Бой окончен, — сонно сообщила мисс Форд из глубин своего кресла. — Нарушения правил не установлено.
* * *
Даже если бы мне предложили машину с водителем или вызвали такси… Но мне не предложили. Видимо, посчитав, что сумма контракта с лихвой погашает все расходы, необходимые и не очень. Но даже если бы предложили, я скорее всего отказалась бы. Потому что после пения, которое для меня по сути своей — напряжение мозгов, нет ничего лучше, чем дать поработать телу. Для восстановления баланса и равновесия.
А ещё в движении проще всего избавиться от отголосков песни, которые обязательно дребезжат внутри час или два, в зависимости от сложности работы и собственной к ней отношения.
Сегодня мне удалось уложиться минут в сорок, вполне достаточных для неспешной прогулки от палаццо Абруцци до ближайшей линии монорельса. До станции, на которой я проводила и встретила два экспресса и пять обычных маршуртных прежде, чем решила двинуться в сторону дома.
Дом, милый дом…
Победа была, триумфа не ощущалось. Никакими стараниями.
Слишком много неприятного привкуса. Слишком много вопросов, на которые мне все равно не получить правдивых ответов. И стоит ли пытаться?
А ещё многовато усталости. Нет, не из-за потраченных сил или переживаний. Из-за тупого повторения одних и тех же замыленных сюжетов.
Время идет, меняется мода, города, даже страны, только люди остаются все те же и все там же. Погрязшие в страстях, которые успела оплакать даже Библия, не говоря уже о прочих древних летописях и мемуарах. Банальные проблемы отцов, о, пардон, матерей и детей, мышиная возня за место под солнцем, ежечасное попрание ближнего своего в попытке возвыситься на чужих курганах.
Нет бы остановиться, подставить лицо солнцу, заглянуть в прозрачную синь весеннего неба и…
— Двигай ластами, кляча!
Вообще-то, если посмотреть с точки зрения биологии, то у клячи скорее предполагается наличие копыт, тогда как ласты — принадлежность совсем другого…
Не понадобилось ничего говорить, тем паче вообще предпринимать какие-то активные действия: достаточно было только повернуться, чтобы нетерпеливый прохожий увидел медальон у меня на груди. Присмотрелся, разглядел, зло сплюнул в сторону и поспешил снова слиться с толпой.
Удобно. Утилитарно. Уныло. И ещё временами обидно.
Мифы и легенды — отвратительная штука. Возникают на пустом месте, никогда ничем не подтверждаются, но остаются живее всех живых ещё на столетия после того, как сам предмет обожествления или проклятия счастливо канет в небытие.
Ну вот кто и когда придумал эту байку, что песенницы туманят мозги? Даже если взять в пример пресловутых древнегреческих сирен, ни разу не мозг там являлся главным пострадавшим. Шло вразнос что-то гораздо более простое и низкое. В том числе, расположенное заметно ниже мозга.
Голова у нас для чего? Для того, чтобы думать. По большей части. Хотя конечно, встречаются индивиды, которые в основном головой едят, пьют и…
— Чаровница!
Кстати об индивидах. Чем ближе к дому, больше шанс на них нарваться.
— И тебе привет, о постылый геморрой моего сердца!
Он обиделся. Как обычно. И как обычно, торопливо проглотил свою обиду, потому что рассчитывал на десерт, который окупит все страдания.
А кстати…
— Дама хочет пироженку.
Он заметался взглядом по сторонам, но в шаговой доступности от места нашей встречи присутствовало только одно-единственное кафе, остающееся полупустым даже в самые многолюдные праздники. Именно туда я и направилась, считая шаги, чтобы в очередной раз убедиться: начиная с седьмого, меня уже послушно сопровождают.
Официант, после вежливой паузы явившийся к столику, ничем не показал своего истинного отношения к нашей парочке. Хотя, с его зарплатой и чаевыми я бы тоже легко расплывалась в улыбке перед любыми фриками, пока у тех есть, чем оплатить счет.
— Изволите сделать заказ?
Всенепременно. Только меню читать лениво, так что…
— Отсыпьте-ка мне макарошек, милейший.
Ничего экстраординарного в этих печеньках с кремом, конечно же, нет. Только цена конская. Как раз то, что нужно кляче. Ха. Ха. Ха.
— Мадам предпочитает какой-то определенный сорт?
— Мадам предпочитает попробовать все. И запить шампанским. Урожай и год — на ваш вкус.
