Кого-то там она похоронила. Может, супруга, может родственника. В последних светских сплетнях вроде бы ничего по этому поводу не упоминалось. Да и зная, насколько затейливыми бывают традиции всяких владетельных родов, не стоит особо заморачиваться. Вполне возможно, что этот траур и вовсе тематический, по какому-нибудь далекому предку или годовщине очередного передела собственности, сократившего владения семьи Абруцци на две с половиной деревеньки. Главное здесь — поза. Несчастная скорбящая женщина, которую все просто обязаны утешить, поддержать и облагодетельствовать.
Вопрос: а я здесь с какого боку припека? Я ведь вроде как тоже женщина, и если подходить чисто по-женски, то…
— У вас есть дети?
Кого-то раздражают вопросы про возраст и финансы, мне достаточно любого упоминания про продолжение рода, чтобы солнце зашло за тучку.
Во-первых, это нечестно. Потому что сразу и бахвальство, и укор, и унижение.
Во-вторых…
Хотя, она может и не понимать всех нюансов. Потому что для понимания нужно нечто большее, нежели интерес, неважно, праздный или насущный.
— В моей профессии наличие детей напрямую связано с направлением специализации, госпожа контесса. Проще говоря, будь я матерью, здесь и сейчас вы беседовали бы с кем-то другим, а не со мной.
— И как я могу быть уверена, что…
Да никак. Вот вообще. От слова совсем.
Не надо тебе быть уверенной. Все, что требовалось, уже сделано: круг работ определен, мастер нанят. Теперь отойди в сторону и не отсвечивай.
— Вы взяли на себя труд ознакомиться с информационными материалами, направленными в ваш адрес?
— Разумеется.
О да, она их прочитала. Взглянула на картинки. Возможно, даже взяла лупу, чтобы разобрать мелкий шрифт примечаний. Но ни черта не поняла. Не усвоила даже главного: либо веришь, либо нет, третьего не дано.
— Но у вас есть вопросы. И сомнения.
Она остановилась, продолжая, впрочем, демонстрировать мне лишь свой точеный профиль.
— Я собираюсь доверить вам… вашей заботе величайшую драгоценность этого дома.
— И я буду заботливой. Настолько, насколько потребуется.
Снова начала движение.
— То, чем вы занимаетесь. Что это такое?
Ох, а к чтению лекций я как-то сегодня и не расположена. Да и предположить, что…
Ах ты, дурья башка! Нет, не моя. Моего непосредственного начальничка. Он, понятное дело, давно уже витает в эмпиреях, водя знакомство с лицами заинтересованными и тематически подкованными, круг которых не то чтобы страшно узок и далек, но в нужной степени осведомлен, а меня сюда бросил, как миссионера на растерзание папуасам.
Ну спасибочки, удружил.
Любое общество всегда состоит из групп либо зашоренных, либо прошаренных. Даже самое светское и родовитое. И с большой долей вероятности обитатели соседнего палаццо легко и свободно пользуются услугами одного из Домов утешения, тогда как здешние…
И как прикажете быть?
По уму следовало бы попрощаться и убраться восвояси. Да, с неустойкой. Да, представляя контору в не слишком выгодном свете. Да, в конце концов, покладя все, что есть, на собственную репутацию. Зато без риска и груза ответственности.
Но по уму — это так… Скучно.
— Знаете, я не особенно уважаю рекламу. Её задача — внушить человеку желание. Посмотри, какой замечательный товар мы тебе предлагаем, с ним твоя жизнь станет просто сказочной! Ты ведь хочешь попасть в сказку? Все хотят! Значит, и ты должен хотеть. Хотеть, а не нуждаться.
Правда, не возникай время от времени та или иная мода, никто не изваял бы мраморных истуканов, мимо которых мы движемся по галерее. И мир стал бы чуточку беднее на красоту. А с другой стороны, кто их видит, кроме местных господ и челяди? Могу поспорить, ни те, ни другие на самом деле в гробу видеть хотели такую память о прошлом. Помпезную, громоздкую и требующую постоянного ухода в ущерб нормальным живым людям.
— Госпожа контесса, пожалуйста, ответьте честно. Самой себе. Вы хотите или нуждаетесь?
— И в зависимости от того, как я отвечу…
— Безо всякой зависимости.
— Но тогда зачем…
Чтобы немного сбить твою спесь, в первую очередь. Это же так трудно, признать, что тебе что-то нужно. Особенно когда у твоих ног весь мир. Ну, почти весь.
Мы успели прошагать мимо дюжины статуй, прежде чем раздалось вымученное:
— Другие варианты… могут повлечь за собой нежелательные последствия.
Ну да, ну да. Вопросы приличий, репутации, чести и всякое такое. То, без чего себя не мыслят люди определенных кругов. А ярмарочные факиры — это вполне приемлемо. Традиция древняя, не шибко почитаемая, но вроде как примелькавшаяся, местами забавная и почти непредосудительная. В самом крайнем случае можно списать на экзальтированность, наступившую вследствие глубоких личных переживаний.
— Ясненько-понятненько.
Она все-таки повернула ко мне лицо. Коротко, на считанные секунды, не позволяя уловить выражение. А потом снова вперила взгляд в глубину галереи.
Нет уж, больше не куплюсь ни на какое заманчивое предложение. Предварительные ласки — стезя отдела продаж, вот пусть и занимаются своим делом. Да и, чем больше думаю об этом заказе, тем быстрее улетучивается настроение. А без настроения мне нельзя. Песенница без настроения — как молоко на грани кипения: на миг отвлечешься, и дело плохо.
Чья же это шутка? Кто так на меня взъелся? И главное, не без ведома начальства, потому что предписание я получала из самых первых рук. А что, если он сам во всем этом…
Возможно.
Вероятно.
Звоночки-то были, были. Седина в бороду, теперь уже сомневаться не приходится.
Знать бы, на что именно шел расчет. Что откажусь? Что не удержусь и надавлю? И того, и другого достаточно, как минимум, для временной потери места под нашим главным солнышком.
Значит, я должна вернуться с победой, и никак иначе. Чтобы раз и навсегда заткнуть всем шавкам их поганые…
— Вы… Вы выполните вашу работу?
— О, да! Вне всякого сомнения.
Кажется, она вздрогнула, но не решилась посмотреть мне в лицо.
В общем-то, и правильно сделала: то, что я сама мельком поймала в зеркальном стекле, мимо которого мы проходили, выглядело, мягко говоря, отвратительно. И требовало самым срочным образом отставить в сторону и обиды, и планы мести.
Раз, два, три. Раз, два, три. Раз, два, три.
Вальсируем и успокаиваемся. И строго пофиг, как и кто на это будет смотреть.
Раз, два, три. Раз, два, три.
— Госпожа песенница?
Раз, два, три.
— Госпожа…
— Мне нужно взглянуть. На объект «заботы». Перед тем, как.
— Разумеется.
У неё был шанс теперь уже отказаться самой, но видимо, нужда была все-таки слишком сильной: вместо того, чтобы шугнуться моих странностей, контесса свернула в узкий и весьма извилистый коридор, закончившийся ничем не примечательной дверью.
— Прошу сюда.
Я предполагала увидеть комнату, но вместо этого попала в ещё один коридор, единственными источниками света в котором были…
О, пожалуй, такое впечатление способно искупить все сегодняшние переживания. Тайный ход с зеркалами-подглядками — где бы я ещё смогла это увидеть воочию? Уж не знаю, новодельный или аутентичный, привезенный с родины и собранный заново из древних деталек, но атмосферный по самое не хочу.
Контесса проводила меня к одному из зеркал, за которым располагалась явно жилая, хоть и с поправкой на местный колорит, комната. А главное — обитаемая.
— Вас устроит такой обзор?
— Вполне.
Она кивнула, отступила куда-то назад и… Пропала. Только шорох скрытой тенями двери подтвердил, что Аурелия Абруцци не рассеялась в пространстве, как клочок тумана.
Но все это было уже не так волнующе и интересно, потому что я наконец-то могла оценить фронт работ, ради которых проделала весь сегодняшний путь по улицам и мозгам.
Симпатичный мальчик. На мать не очень похож, но то, что породистый, от взглядов не скроешь. С возрастом наверняка потяжелеет и лицом, и телом, но пока ещё трепетно юный, тонкий и звонкий. Хотя уже заметно носатенький. А вот эта складочка между бровей как-то мне не нравится. Лишняя она здесь. Не по годам, уж точно. Сделаем поправку на среду обитания?
