— Ну, хоть без женщин обошлись, и то хорошо.

Качнул головой, непонимающе сдвигая брови:

— Как можно обойтись без женщин?

Однако, рано я успокоилась…

— Ах, все-таки была ещё и женщина?

— Да.

— Но ты только что сказал…

Уточнил, тоном, не допускающим у собеседника сомнений:

— Она пела.

Можно подумать, пение упрощает ситуацию! Да ровно наоборот. Тем более, что…

Я же первым делом проверила именно это. Наличие. Хоть какие-то обрывки. Но все было чисто. Нет, даже не так: словно тщательно выметено. Можно даже сказать, вылизано, что совершенно и абсолютно невозможно.

Всегда остаются отпечатки. Да, со временем они естественным образом рассасываются, подтверждено опытами. Но чтобы настолько быстро? Или это свежий воздух помог?

— Пела для тебя?

— Вообще. Просто пела.

Стало ещё непонятнее.

Бывает локальное, точечное воздействие, в пределах одного организма. Бывает условно-общее, когда нужно оперировать несколькими объектами, чаще всего, со схожими характеристиками. Можно, конечно, и просто залить песней пространство, но тогда она работает в фоновом режиме, всего лишь оповещая песенницу о том, что происходит вокруг. То есть, личной нужды ради.

И какой смысл для других в такой песне? Она ведь просто проходит мимо.

— Хорошо, женщина пела. А мужчина? Чем вы с ним занимались?

Вот тут он совершенно явно запнулся. И посмотрел на меня чуть ли не с просьбой перефразировать вопрос. А когда я осталась непреклонной, покорно выдохнул:

— Делили песню.

Час от часу не легче. Что значит: делили? Пополам? По куплетам? По нотам? А главное, зачем?

Но спрашивать прямо, похоже, не стоит. Придется идти огородами.

— И как? Получилось?

Подумал и кивнул утвердительно.

— А точнее? Помнишь? Предприятие. Моё. Я должна знать.

Помолчал, изучая носки собственных ботинок.

— Я старался.

Да уж конечно. В этом нисколечко не сомневаюсь. Но что вы там вообще делали? Физически? Неизвестно с кем. Неизвестно где. Без малейших следов преступления.

Продолжить допрашивать? Может, и стоило бы, пока ещё не зевает. Но, учитывая его вредную привычку подбирать слова, что я получу в ответ? Очередное откровение, которое непонятно, куда и как приспосабливать?

Нет. Торить путь по бездорожью у меня сегодня точно не хватит сил. Значит, потратимся только на самое важное: вернем парня на место нынешней прописки. Оттуда он ни посреди ночи, ни вообще без разрешения не свинтит: проверено. А утром… Утром поглядим, что к чему. Авось, умные мысли появятся. Потому что рассчитывать на то, что он сам захочет поделиться впечатлениями… Ха. Три раза. Скорее нырнет ещё глубже, чем уже.

Когда машина остановилась, я даже подумала, что придется толкать Петера в бок, чтобы вернуть к реальности, но он очнулся сам, огляделся по сторонам, кивнул собственным мыслям и открыл дверь, собираясь выходить. Правда, где-то посередине всего этого единого движения вдруг замедлился почти до полной остановки и сообщил в окружающее пространство:

— Она назвала меня «мейстер». Что это означает?

А потом посмотрел на меня. В поисках ответа. И я наверное, чуть ли не впервые в жизни отвела взгляд, делая вид, будто ничего не расслышала или не поняла. Потому что сердце ухнуло снова, на посещенное мной сегодня холодное и темное дно.

Так и распрощались: он не дождался ответа, я не нашла в себе смелости. Да и просто, не нашла себя.

И даже писк прилетевшего сообщения, от которого Марко ушел сначала в прострацию, а потом воодушевленно и восторженно залопотал с кем-то на родном языке, не стал маяком, способным вернуть домой то, что составляло мою суть. Только позже, после нескольких часов бессонно распахнутых глаз и бессмысленных переползаний из одного угла кровати в другой, после тягучей ночи, в которой голова становилась все тупее и тупее, пока не налилась тяжестью так, что от неё же и раскололась, после…

Когда на небо начал забираться рассвет, мне тоже стало чуточку светлее. Настолько, чтобы сесть на постели, нашарить комм и набрать номер, который, на удивление, запомнился сразу, безо всякого заучивания. Наверное, потому что был таким же уютным, как и его владелец.

Правда, прежде чем отправлять вызов, пришлось просипеться, прокашляться и пропеться, чтобы не пугать абонента раньше времени, а вполне невинно спросить:

— В вашем придворном заведении подают завтраки?

Наверное, это был не лучший выбор в моей жизни, но иного под рукой не оказалось, к тому же…

После слов Петера мне вдруг тоже отчаянно захотелось разделить с кем-то. Пусть даже и только песню. Хотя я пока не могла понять, как это вообще возможно, но если рыцарь сказал, значит, так бывает. Так делается. И не на небесах, не за тридевять земель, а почти что рядом, может, даже в соседнем дворе. Нужно только зайти за угол, скользнуть по узенькому переулку мимо сплетничающих кумушек и играющих детей, отодвинуть рукой сохнущую простыню и… Просто оказаться там, где должна быть. И больше никуда не уходить.

Оглядываясь назад, я теперь не могу понять, как жила до встречи с белобрысым чудом. Не то, чтобы пытаюсь выставлять оценки вроде «плохо» или «хорошо», а надеюсь хоть немного приблизиться к осознанию, почему все предыдущие годы тратила на увертки, уловки, виляния, иногда даже хвостом, вместо того, чтобы просто однажды взять и начать называть вещи своими именами. Может быть, потому что не знала этих имен? Или благополучно забыла.

Да, забыла смыслы, изначальные и истинные. Ведь когда-то, на заре человечества, слова возникали, чтобы соединять. И что в итоге? Спустя тысячелетия мы боимся обратиться друг к другу прямо и открыто, используем десятки синонимов и иносказаний там, где можно обойтись… Нет, не малой кровью. Вообще без крови.

Наверное, нужна смелость, и очень большая. Может быть, даже безграничная. Но это мне, если бы я взялась. А что движет им? Если верить словам Лео, все время наблюдения парень ничем не выделялся на общем фоне. То есть, так же, как и все остальные, жонглировал словами, возможно, даже врал и обманывал. Хотя… Нет, это уже перебор. У врунов обычно много прихвостней и друзяшек, а тут полнейший вакуум. Значит, не от мира сего рыцарь был с самого начала, ещё до своего клятого восхождения, а сейчас все, что называется, заложенное природой, эволюционировало. До полного безобразия. В том смысле, что подходящих образов для сравнения не подобрать.

И, что самое пугающее, почему-то на краю сознания мельтешит нечто, ещё не достойное называться мыслью, но уже достаточно назойливое, чтобы обращать на себя внимание.

Наверное, рыцарей в мире гораздо меньше, чем песенниц. В конце концов, они долгое время жили сражениями, а это не располагало к степенной старости в окружении сонма внуков. Даже сейчас, скорее всего, они больше заняты чем-то, требующим силового воздействия, а не, скажем, самозабвенно играют в шахматы или на бирже. Значит, время от времени гибнут.

Да, их явно должно быть меньше. Ещё и восхождение это. Почему-то кажется, далеко не каждому оно по плечу. Но если даже реальное соотношение не выше, чем один к ста, все равно возникает вопрос.

Да где же они все, черт их подери? Ну невозможно так искусно прятаться, если…

Если да.

А если нет?

Почему я решила, что все рыцари обязательно должны быть похожи на Петера? Опять же, эти сказки о подчинении и прочем. Ведь и так может быть, что многие из них не меняют своих привычек и пристрастий, оставаясь прежними. Оставаясь людьми, со всеми их свойствами, прекрасными и дурными, но получая в свое распоряжение некую волшебную силу, способную…

В горле почему-то вдруг стало сухо и колко. Даже вода, заботливо предложенная Эбби, не особо помогла. Только милосердно смочила острые грани, чтобы хватило голоса ответить на приветствие мистера Портера.

— Признаюсь, не ожидал встречи в столь ранний час. Но… рад. Очень рад.

Да и я бы тоже порадовалась. В других обстоятельствах. А сейчас получается думать только о том, что…