Он замечает меня не сразу, только когда я склоняюсь к нему, предлагаю воды.

– Ты откуда здесь, девица? Таким как ты не место на поле битвы…

Бархат его голоса разрывается надсадным кашлем, и с губ срываются капли крови.

– Мне здесь самое место, – улыбаюсь, а он смотрит внимательно, настороженно, точно пытается увидеть меня настоящую сквозь наведенный морок. – Выпей водицы, если жизнь сохранить хочешь.

Он отодвигает кувшин, который почти донёс до губ.

– Иди, ведьма, прочь! И вода твоя не нужна.

Красивое лицо, смуглая кожа, франкайские фиолетовые глаза и сильная, непозволительно для человека сильная аура. Глупо терять такого, но страх перед Инквизицией не позволяет применять чары. Он должен сам решить стать моим.

Выпрямляюсь, убираю морок.

Лицо воина меняется, удивлённо дёргаются вверх брови, смущённо поджимаются губы.

– Простите, миледи, не хотел вас обидеть.

– Вот и не обижай, – улыбаюсь как можно мягче, – согласись принадлежать мне до самой смерти.

Разумеется, это не честно. Разумеется, если об этом узнает Инквизиция, то мне будет тяжко. Разумеется, я отобьюсь от обвинений, он сам своими словами дал мне возможность.

Но что это? Его аура тускнеет, она становится бледно-зелёной, почти что серой. Неужели настолько напуган? Или это ловушка и его ауру питали, чтоб приманить меня?

Я осторожно оглядываюсь по сторонам, но всё спокойно.

– Это никак невозможно, – тихо говорит воин.

– С чего вдруг? – моё терпение иссякает вместе с его жизненной силой.

– Я обещал…

«Обещал он! Ладно, поступим иначе», – я всё-таки исцеляю его, он нужен на поле битвы и это куда важнее. О том, как его заполучить себе я подумаю позже. Хотя желание сделать обладателя такой сильной ауры отцом моего ребенка лавиной скатывается от мозга. А затем возбуждением взвивается от живота наверх, затуманивая разум. Дурнею. Но ещё пытаюсь сдержаться.

– На вот, – бросаю ему кулон, – если вдруг освободишься от обещания, скажи об этом камню.

Он с недоверием смотрит на меня, но кулон вернуть не пытается. Сжав подарок в ладони, проводит пальцем по затянутым ранам. Его аура снова сияет ярким нефритовым светом, а я ухожу с чувством выполненного долга и злостью, что такой мужчина достался не мне.

– Эй… то есть… миледи, простите, но почему?.. – догоняет меня, осознав наконец, что спасён.

– Потому что Франкаю нужны такие воины. Да и я не теряю надежды.

Улыбаюсь, как можно дружелюбнее, хотя сама хочу свернуть ему шею. Такую красивую шею…

Закусив губу, рассматриваю лицо. Острые скулы, бездонные фиолетовые глаза и пухлые губы. Взгляд соскальзывает к наполовину прикрытому воротником кадыку…

Хватит!

Не могу устоять перед искушением. Делаю шаг, разделяющий нас, и впиваюсь в его пухлые губы. Слишком велик соблазн. Слишком восхитительно глубокими кажутся его глаза. И только колючая борода чуть снижает уровень наслаждения, царапая мою нежную кожу.

Он отвечает, когда я уже смиряюсь с поражением. Чувствую его ладонь на моей спине сквозь ткань платья. Он крепче прижимает меня к себе. Это действует как сигнал к атаке.

Тяну за шнурок гамбезона, не сразу, но удаётся его распутать. В любой другой раз распорола бы к чёрту! Сейчас же есть время – он тоже не слишком проворно справляется со шнуровкой корсета.

«Крестьянин, ну точно, крестьянин», – стучит в голове, но отчего-то это лишь распаляет.

Его губы касаются шеи, когда руки опускают верхнюю часть платья, оголяя грудь и живот. Поцелуи скользят вслед за тканью. Хочется ещё и ещё.

Снимаю с него жёсткую от впитавшейся крови рубашку. Ладонями исследую горячее тело. Ещё ни у кого из моих любовников  не было таких мышц. Огромные, будто каменные, плечи. Мощная, точно вековое дерево, спина.

Как же он великолепен и горяч! Страсть захлёстывает с головой, не позволяя нормально дышать. В голове туман и хочется большего, намного, намного большего…

Стоп!

Я щелкаю пальцами и переношусь домой, в родовой замок.

«Каких Проклятых я творю?! Лес, крестьянин… Остановись, Юсиньи! – я мечусь по комнате, сжимая то правой рукой пальцы левой, то наоборот. – Так нельзя. Игры играми, но прыгать на первого попавшегося мужика…»

Замеченное краем глаза зеркало заставляет остановиться. Какая нелепость! Старшая магесса Франкая Юсиньи Ла Ревиль стоит лохматая, голая по пояс с румянцем страсти на белом лице. Что на это сказала бы матушка?!

И всё же кожа ещё хранит тепло его прикосновений, обжигающие воспоминания о поцелуях, а низ живота сводит от возбуждения. С чего вдруг?

Семью годами ранее

Я осматриваю себя, в складках спущенного платья остался его серебряный волос. Поправив одежду, бегу в свою башню. Помещаю волос в стеклянный шар, надеясь узнать, что это было.

Разумеется он был крестьянином, но удивительно, что жил на моей земле… Хотя что удивительного? В родовом замке я почти не бываю, проводя всё время неподалёку от битв или в ставке у короля. А с людьми из моих деревень всегда общались управляющие и князья из моего рода.

Вскоре в шаре показалась и та, кому он обещал вернуться. Лицезрение обстоятельств, при которых он дал обещание, отозвалось тупой, ноющей болью внизу живота. Я, определенно, многое потеряла, сбежав от него.

– Леди Юсиньи, вы дома? – старик-дворецкий удивлённо замер на пороге, не решаясь войти.

– Я дома, Пьер, а вот что вы забыли в моей башне?

– Простите, госпожа. Служанка сказала, что видела вас. Я решил убедиться…

Всё было бы логично и правильно, если бы не удивлённое лицо при виде меня.

– Пьер, вы уже слишком стары, чтобы я вас пытала. Давайте пропустим неприятные для вас и энергозатратные не для меня процедуры. Зачем вы здесь?

Старик с залысиной на макушке, окружённой седым пушком, круглым лицом и маленькими плутоватыми глазками потёр руки, будто моя их, и с тоской посмотрел на меня:

– Понимаете, леди Юсиньи, у меня была дочь…

– Пьер, причины меня не интересуют. Суть. Мне нужна суть.

– Я хотел одолжить у вас сбор… моя внучка, она нагуляла и…

Я закрываю глаза, сжав пальцами переносицу, и пытаюсь ровно дышать. Когда эти безмозглые людишки начнут понимать, что брать даже знакомые им травы у магов нельзя?!

– И что взять собирались?

– Чародей сказал найти траву с розовыми цветами, которые…

– Чародей, траву с розовыми цветами?! – мысли крутятся, прорисовывая хитросплетение чужой интриги. – Вы уже относили ему эту траву?

– Да, но он сказал надо три полнолуния и…

Я не дослушиваю Пьера. Трава, которую можно использовать для приворота того, кто ее собрал… Оборачиваюсь к шару, где замерло изображение розовощекой девицы. Ну если я права, Пьер, ну если права…

– Ваша? – указываю взглядом на шар.

Старик всматривается в изображение. Его нижняя губа и подбородок начинают трястись, а в глаза набегают слёзы. Он утвердительно кивает.

Так, приплыли…

Поджимаю губы, щурюсь. И, хотя на самом деле я спешу собрать пазл из обрывков фактов, мой управляющий воспринимает это как угрозу. Пьер бухается на колени, вцепляется в подол платья:

– Леди Юсиньи! Моя госпожа, пожалуйста, я приму любую кару! Внучку-дурочку пощадите, не виновата она!

Вырываю подол и отхожу к окну. Пьер пытается доползти до меня, но через пару шажков замирает. Склонившись лбом к полу, смиренно ждёт решения.

А каким оно должно быть?

Взгляд скользит по дубовой роще, раскинувшейся чуть дальше за оградительным рвом замка. Вокруг тишина и покой, битва идёт далеко отсюда. Здесь ночной воздух наполнен душистым ароматом лаванды…

Старика одурачил не чародей и, почти наверняка, не ведун. Кто-то из магов. Зачем? Хотели при помощи этого сбора приворожить меня к тому парню?

Пока это единственная правдоподобная версия.

Что дальше? Допустим, приворожили. Чем мне это грозит? Магесса Ла Ревиль связалась с крестьянином! Пфф, и что? Если его аура действительно так сильна, как я видела, то никто и не тявкнет. От нашего союза явно родится старший маг…