Только мысль о необходимости сохранить собственное достоинство заставляет меня идти по коридору спокойно. Она и желание успокоиться прежде, чем я увижу своенравного поганца.

И всё же очевидно, что моё лицо, моя аура и резкие движения выдают настоящие эмоции. Я в бешенстве.

Из страха получить проклятие за чужой проступок все встреченные слуги падают на одно колено, склоняя головы и молясь, чтоб я их не увидела. Но разве можно не заметить человека в узком, наполненном светом коридоре родового замка? Да я замечу замену одного камня в самом темном углу, что уж говорить о мешающихся под ногами людишках.

Позади меня по коридору идут гвардейцы короля. Можно подумать, эти закованные в железо обрюзгшие рыцарьки способны защитить меня при необходимости. Но если его величеству так спокойнее, то пусть эти несчастные потеют и проклинают судьбу, таскаясь за мной в доспехах. Мне нравится их мучать. После окончания войны трех Слияний им всё равно не нашлось иного применения…

Я прохожу сквозь дверь и сразу накладываю на неё магическую печать, чтобы нам не мешали. Гвардейцы недовольно бряцают своей железной шкуркой, но зайти сюда они не смогут, пока я не разрешу.

Чейз сидит, развалившись на стуле. Темно-синяя рубашка выбилась из штанов, серебряные волосы сальными прядями свисают на красивое лицо. В его руках золотой кубок с вином, итанийским судя по смраду в комнате.

Я зла настолько, что готова придушить его прямо сейчас. Но выдерживаю голос ровным, сухим:

– Ты не пришёл.

– И больше не приду, – его интонации плывут. Уверенность тона смазывается ватностью языка, взгляд не фокусируется.

Животное…

Мои шаги отмечаются стуком каблуков по каменному полу. В попытке затащить Чейза к себе велела убрать из комнаты все ковры и гобелены. Не хочет греть меня ночью, пусть мёрзнет сам.

Касаюсь его головы, веду длинные пальцы ото лба назад, путаясь в нечесаных несколько дней волосах. Чейз морщится. То ли от того, что я болезненно сжимаю пряди в кулак на затылке, то ли от того, что опьянения больше нет и ему снова придётся заливаться этим дешёвым пойлом.

– Не придёшь? – мягко мурлыкаю, склонившись к уху и резко дёргаю его голову назад: – А не много ли ты себе позволяешь, паршивец? – выпрямляюсь, заглядывая в темно-фиолетовые, почти чёрные глаза. – У нас договор…

– Засунь его себе!..

Чейз дергается, пытается встать, но я всё ещё держу его волосы. Подбираю юбки и сажусь на него верхом. Несколько капель гранатовой жижи разливается на моё синее парчовое платье. Одна медленно ползёт вдоль золотой нити, которой вышит узор на корсете.

– Если бы это было также приятно… – мурлыкаю, хотя гнев внутри не отступает.

Аккуратно провожу ногтем, вспарывая рубашку сапфирового цвета. Ткань расходится ровной полосой, обнажая рельефную грудь. Светлая кожа оплетена паутинками шрамов. Возможно, продлись война дольше, он стал бы генералом или героем Франкая посмертно…

– Каких Проклятых тебе вдруг стало мало?

– Надоело…

– Надоело?! – моя ладонь скользит от его живота вверх, замирает чуть правее грудины. – Надоело жить в самом древнем замке мира? – его сердце бьётся неровно, но это от злобы, а не от возбуждения. – Надоело носить дорогие ткани и искусно выделанные кожи и меха? – одним пальцем веду вдоль шрама, что так удачно доходит почти до соска, но останавливаюсь в дюйме от него. – Надоело есть самую изысканную еду и пить самые вкусные вина?

Касаюсь края кубка, по-прежнему находящегося в руках Чейза. Над жижей, которую кто-то додумался называть вином, тут же начинает виться густой зелёный туман.

– Ты надоела! – рычит мой обнаглевший любовник, с досадой наблюдая, как его пойло становится водой.

Скотина!

Натягиваю его волосы так, что запрокинутая за спинку стула голова хрустит позвонками шеи. Он может быть сильнее дюжины медведей, но, если я захочу, движения моего мизинца хватит, чтобы раскрошить каждую косточку в его прекрасном теле.

Глаза плотоядно впиваются в его кадык. Хочу! Недельное воздержание, усиленное лунным циклом, сводит с ума. Хочу!!!

Склоняюсь губами к его шее, спешно решая: укусить или поцеловать. Получается нечто среднее.

Его руки впиваются в мои ключицы, пытаясь оттолкнуть.

Захотел поиграть?

Одного движения бедрами достаточно, чтоб понять насколько ошибочно это предположение. Чейз безразличен ко мне. Поганец!

Разжимаю хватку, встаю.

– Значит так, дружочек, варианта два, – я цепляю кувшин с пойлом одним пальцем и направляюсь к окну, – либо ты пересмотришь свои увлечения, либо сдохнешь в этой комнате на воде и лепешках.

Чейз злобно скользит по мне хищным взглядом, но не двигается. Должно быть, мысленно прощается с вином.

Выхожу. Запереть бы его надо, но очень мне интересно с чего вдруг он охладел ко мне.

Не успеваю сделать и десяти шагов от двери, как слышу треск дерева – Чейз опрокидывает стол, с яростью шипит: «Сука!»

***

Слияние лун происходит раз в сорок лет и длится лишь месяц. Этого времени катастрофически мало, чтобы пренебрегать возможностью зачать нового мага. И именно в это время мой избранник решает показать норов? И самое досадное, что воздействие чар здесь бессильно. Удовольствие получить можно, а вот родить от околдованного не выйдет.

Меряю шагами окутанную золотом полуденного солнца комнату. Так глупо упустить шанс…

Взмахиваю рукой, будто отдергиваю штору и сквозь десяток комнат вижу, что Чейз сидит на кровати, обхватив руками голову.

Жалкое зрелище, учитывая его прошлое.

Воспоминания затмевают картинку, рисуют события семилетней давности. Ярко и чётко.

Семью годами ранее

Пиктонийцы – мерзкие и туповатые обитатели северных островов. Они отчего-то решили, что могут заявиться на наши земли и взять, что им придется по вкусу. Их окрашенные в синее морды и торчащие в разные стороны космы стали кошмаром тысяч крестьянок в прибрежных деревнях.

Старший маг пиктонийцев был опытнее меня на пару столетий и, чего скрывать, превосходил по силе. Поэтому Карл, наш тогдашний король, от поединка отказался. В бой пошли люди. Исцелять, а при необходимости и оживлять, я уже в те далёкие годы умела неплохо.

Битвы разливали кровь, удобряя телами наши земли, но наконец удалось переломить ход войны и синемордые начали отступать к морю.

За год до окончания войны я оказываюсь на полях Февильского княжества. Там добивают остатки пиктонийской армии.

Лязг стали и свист стрел доносятся едва ли не из-за горизонта, а я иду в лучах заходящего солнца, высматривая тех, кто нам ещё пригодится.

Вокруг лежат растоптанные, растерзанные тела. У большинства уже полностью истлевшие ауры, у остальных она истлеет прежде, чем солнце опустится в далёкое море. И только в опасной близости от поля боя я замечаю яркое нефритовое сияние. Оно не может не привлечь.

Пытаться воскресить тех, кто лежит здесь, долго и сложно – многие талисманы уже опустошены, а зарядить их до Слияния лун не получится. Значит мой выбор не велик – магией обращаю дорогое платье в крестьянскую одежду и перемещаюсь поближе к владельцу столь яркой ауры.

За моей спиной шумит вековой лес, и это место кажется нетронутым битвой. Обладатель нефритовой ауры сидит, привалившись к дереву. Вижу только часть спины и волосы. От природы они должны быть серебряными, но сейчас на прядях смешались кровь и земля. Жаль, нет возможность подойти так, чтоб из укрытия рассмотреть лицо. Тратить магию на свои хотелки непозволительно. Обращаю фляжку в кувшин с водой и подхожу.

На вид ему не больше восемнадцати, фиолетовые глаза полны жизнью, но вот жизни в нем осталось на несколько дней, не больше. Кираса, раскорёженная в нескольких местах острыми топорами, валяется неподалеку, а шлема не видно. Должно быть, он потерял его раньше, потому и голова вся в крови. По ауре видно, что смерти он не боится. И всё же с тоской и обреченностью смотрит на окровавленные пальцы, которыми мгновение раньше касался дыр в гамбезоне. В довесок к сильнейшей ауре у него есть та притягательная красота, что рождает внутри возбуждающее томленье.