Скромно постучавшему в дверь Габи было велено оставить завтрак на столе и побыстрее убраться из личных покоев Капитана Крюка: Джеймс, как обычно, предпочёл лично поухаживать за своей леди и умудрился искусно справиться со всеми действиями, не снимая её со своих колен. Венди в шутку ругала его за непристойное поведение, а он припоминал ей, как она безнаказанно расхаживала, и продолжает регулярно (но уже не так безнаказанно) расхаживать в его блузах, абсолютно под ними нагая, и девушка отвечала, что сама не приложит ума, как она столь легко наплевала на все морали и пала так низко. Тогда Джеймс угрожающе клацал на девицу зубами, сообщал, что ни в коем случае не позволит ей себя ограничивать, и Венди снова целовала его, смеялась, а потом накалывала на вилку пару запечённых бобов и отправляла ему в рот.

Удивительно, как любовь может преобразить и окрасить в самые счастливые и яркие оттенки жизнь, взглянув на которую со стороны, можно целиком покрыться мурашками от липкого холода. Для любви не существовало ежедневных смертельных угроз, она видела лишь радость каждого нового воссоединения; любовь не горевала о тех детях, кто никогда не вырастет, она ликовала от возможности уберечь хотя бы нескольких малышей; любовь не смотрела на отсутствие будущего, она дышала полной грудью и жила настоящим. Вместо ужаса при виде израненных и покалеченных тел она испытывала желание проявить заботу и множилась, росла, заполняла пространство вокруг себя, обнимала уставшие души. Вместо тревоги она дарила счастье, такое огромное и ослепительное, что можно было бы напитать им всю планету.

К сожалению, малюсенькое ядовитое зёрнышко, так неосторожно сорвавшееся звоном с губ Ноты Соль, уже засело глубоко в одном из двух сердец, но оно пока покоилось незамеченным и было настолько крошечным, что не доставляло никаких неудобств. Ему, конечно, суждено было пустить глубокие корни, однако, если бы почва не являлась благоприятной, если бы оно попало в другое сердце, зёрнышко бы просто-напросто растворилось, и история сложилась бы, наверное, по-другому. Так что не будем винить Ноту Соль во всех бедах, она хорошая феечка, добрая, участливая и зоркая, жаль, конечно, что не всесильная. Тогда мы бы непременно попросили её спасти всё и всех на свете.

Между прочим, пока мы постепенно рушим ваши надежды на счастливый финал (а надеяться никогда не поздно, так что, вы продолжайте, не отчаивайтесь, – вера в исцеляющую силу великой любви частенько творит чудеса, мы и сами верим, если честно), Джеймс уже тащит на плечах одного мальчика, Хрюнделя. Старые пиратские ботинки оказались ему сильно велики и разлезлись сразу же, как только он сиганул в небольшой грязный сугроб вместе с остальными ребятами и набрал в них снега до самых краёв. Тёмно-синяя шляпа мелькает у Хрюнделя в руках, он торжественно указывает ей дорогу домой, выкрикивая направление с помощью «Полборта право!», «Курс двести полсотни три!», «Отводить!» и других команд, которые слышал от Капитана Крюка, выучил наизусть, и значение которых почти не понимает. Шагающий маленькими, чтобы дети за ним успевали, и плавными, чтобы не загадить слякотью зимний камзол, шагами капитан ворчит, но его глаза смеются; с двух сторон его окружают четверо ребятишек, на каждом повороте меняющиеся друг с другом, чтобы держаться то за пальцы в перстнях, то за крюк. Когда кто-то идёт за руку с Джеймсом особенно долго, его подзывает к себе Венди, она семенит сзади и светится, как солнечный диск в истинный полдень. Глядите! Приют нашёлся, навстречу ребятам, чуть не снося своими тучными формами малышку Венди, выбежала нянечка, она уже кудахчет над потеряшками, роняет слёзы и обнимает бедолаг до хруста костей. Спасибо вам… Как вас называть? Деверё! Мистер и миссис Деверё, да, спасибо огромное, как вас отблагодарить, спасибо, спасибо!.. Может, и другие воспитанники найдутся, кто знает? Спасибо! Спасибо! Хотите чаю? Спешите? Простите… Спасибо…

«Мистер и миссис Деверё» хоть и было катастрофически близко к тому, что позволили себе русалки, а вслед за ними Нота Соль, но капитан был нынче в прекрасном настроении, так что зёрнышко с ядом лежало себе спокойно на донышке его сердца и не выгнало ни единого росточка. Оно ещё долго будет скрываться там от всех.

_

*Не могли бы Вы подержать мои косички, Капитан Крюк, пока я уделяю Вам внимание? (фр.)

*Начинай, девочка… о, чёрт!!! Давай легонько… м-м-м!.. (фр.)

====== Госпиталь Святого Варфоломея ======

– Ну, как ты, золотце моё ненаглядное? – спросил Джеймс у маленькой мисс, когда дело было кончено.

Процедура прощания завершилась на удивление быстро: дети, счастливые вернуться, были так рады встрече с мадам Шатильон, нянечкой, что едва тут же не позабыли о своих спасителях. Хотя, конечно, сложно было чем-то затмить впечатление, которое произвёл на них Капитан Крюк за эти сутки, а Венди была и рада, что ей не приходится проходить через мучительное расставание, поэтому с удовольствием уступила Джеймсу пальму первенства. Ребята заобнимали капитана чуть не до смерти, деловито потрясли ему руку раз по пять каждый, знаючи предлагая сразу левую кисть для рукопожатия, потом выпросили у леди Венди прощальные поцелуи и убежали внутрь здания.

– О, Джеймс, я очень довольна! Просто камень с души!

– Я рад, дорогая. У нас есть время до полудня, прогуляемся обратно на бриг? Как только экипаж вернётся на посты, мы сможем зайти в Ширнесс, Джиллингем… да, в любой порт, фактически, тут всё рядом. Можно дойти до Маргит или Бродстерс, или до Лоудстофт выше на север. А можем, наоборот, отправиться на юг и пересечь Ла-Манш, тогда ближе всего окажется Кале, там совсем недавно возвели новую ратушу, и выглядит она очень элегантно, башню видно с воды. Ну, и Нотр-Дам, конечно, там тоже есть.

– Джеймс… да, замечательно, но… Как ты думаешь, я могла бы навестить отца? Если он ещё в госпитале… Хотя бы просто справиться о его состоянии..?

– Конечно, ласточка моя, если ты готова и хочешь! Ты спрашиваешь меня об этом так, как будто я имею право тебе запретить, – ласково фыркнул Джеймс сквозь усатую улыбку, – или это проклятый город, в котором ты выросла, влияет на тебя, моя золотая, заставляет уточнять у твоего мужчины твоё же мнение и молча соглашаться со всем, с чем будет велено?

– Джеймс. То, как ты рассуждаешь о женщинах и мужчинах, восхищает меня бесконечно. Ты проявляешь столько такта и уважения… Пират, у которого стоило бы поучиться каждому английскому джентльмену!

– Меня всегда окружали мужчины, Венди, неотёсанные, грубые, да ещё и узколобые, к тому же. Ты сама видела. Я вечность слышу, о чём и как они говорят. Я бы никогда не простил себе, если бы стал таким же, – капитан поморщился от отвращения.

– С другой стороны, мой благородный капитан, ты очень меня разбаловал! Моя мама никогда не позволяла себе в обществе ничего подобного… Максимум, что я видела, это как она обнимает отца за локоть, или как он целует её руку. А я, Джеймс, хочу поцеловать тебя в губы прямо сейчас, посреди оживлённой улицы, и ты, я знаю, будешь только рад.

– А кто запретит нам, дорогая?

– Никто.

– Разве мы с тобой должны перед кем-то отчитываться?

– Не должны.

– И не перед кем, верно?

– Верно.

– Тогда поцелуй меня, красавица, пусть все мужчины вокруг умрут от зависти.

Венди засмеялась, остановилась и капитан встал напротив неё, лукаво сияя глазами. Она поднялась на пальчики.

– Наклонись ко мне, пожалуйста, Джеймс, и я с удовольствием сделаю, как ты велишь.

– Конфетка-а-а…

Аккуратно сложив ручки ему на грудь, Венди томно приоткрыла губы и потянулась вверх, смыкая ресницы. Джеймс задержался над ней на секунду, чтобы разглядеть каждую глубоко обожаемую чёрточку, пригладить пепельно-русые волны, спадающие на плечи, и запомнить все, словно бы нарисованные кистью художника точёные контуры, а потом прильнул к ожидающим ласки губам, бережно целуя каждый их миллиметр.

– Ах… ах… ах, Джеймс, всё, хватит… это… слишком чувственно…