– Э-э-э… кажется, всё ещё нормально.
– Гм. Странно. Что ж, может я ошибаюсь? Может, ты не так сильно привязана к Нетландии, как я, и тебе было достаточно просто посчитать детей… Или действует какой-то другой принцип… в общем, ладно, тогда я согласен. Мы выйдем в открытое море рано утром. В крайнем случае – вернёмся через несколько суток, верно?
– Думаю, стоит попробовать. Не знаю, надо ли было мне что-то «отрабатывать» или нет… но в данную секунду я отчётливо чувствую, что никакая навязанная вина и, в общем-то, вполне искренние переживания за мальчиков, не могут заставить меня снова увидеться с ним. Всё, что я теперь хочу, это держаться от него подальше.
– А, может, в этом и дело? Вернее, дело в желаниях и привязанностях Пена? – капитан подхватил девушку, усадил её на корму и вытолкал лодку на воду, – остров зовёт нас обоих потому, что теперь мы оба принадлежим этому месту, но со мной Пен хочет играть, а с тобой – нет? Может, он вообще забыл про тебя? Как бы там ни было, так далеко в изучении этого вопроса я ещё никогда в жизни не заходил. Кто знает, возможно, мы однажды и разгадаем этот ребус. Пожалуй, мне впервые по-настоящему этого хочется.
– Всё, что ты говоришь, Джеймс, звучит весьма убедительно, похоже на правду. Но… буду с тобой откровенна. Признаться, в какой-то момент я решила, что не желаю ни в чём разбираться. И до сих пор не хочу. Мне страшно. Будь это моё проклятие, наказание, не знаю, всё равно, – девушка привстала, шатаясь, прошла к носовой части и села на дно лодки в ногах у капитана, облокотившись ему на колено, – здесь я нашла что-то такое, что ни при каких обстоятельствах не хотела бы потерять, пусть мне придётся ещё хоть тысячу раз перешагнуть через это чужеродное и тошнотворное чувство вины, которое мне подсунули.
– Моя девочка…
Бросив вёсла, Джеймс усадил девушку к себе на руки и любовно обнял.
– Я клянусь тебе, Венди, то, что нашёл я, для меня ценнее всего на свете! Обещаю тебе беречь это любой ценой. И ты мне кое-что пообещай, ладно?
– Что пообещать?
– Не приносить себя в жертву.
– Джеймс…
– Умоляю тебя, Венди!
– Но я не приношу себя в жертву. С тобой я чувствую себя счастливой.
– ..и я сделаю всё, что в моих силах, чтобы так продолжалось и дальше. Но пообещай мне не приносить себя в жертву, если однажды боли станет больше, чем счастья.
– Только потому, что я ОЧЕНЬ счастлива, Джеймс. Ладно. Я обещаю не приносить себя в жертву.
– Спасибо, моя ласточка. Я люблю тебя.
На этом приключения, так неэтично ворвавшиеся в жизнь и нарушившие хрупкое уединение двух влюблённых сердец, отступили, дозволяя некоторым простым романтичным событиям ещё немного поуправлять балом.
Кое-что, конечно, всё же пошло не по плану: рано утром Весёлый Роджер не покинул Нетландию, но совсем не из-за какой-нибудь очередной болезненной неприятности, а просто потому, что капитан самым бессовестным образом всё проспал! Дело в том, что до корабля Джеймс и Венди добрались ой как не быстро. Трогательные слова капитана и тот факт, что девушка находилась в это время слишком близко, запустили цепочку очень нежных действий, которые практически сразу же стали страстными. Добавьте сюда покачивающуюся на воде лодку, сказочной красоты небо, поэтичные звуки волн и волшебный свет Луны… и вот, тоненькая шея уже усыпана отчаянными влюблённо-колючими поцелуями, чёрные локоны и широкие плечи обласканы в ответном чувственном порыве, камзол расстёгнут, шнуровка развязана, а души сливаются вместе даже ещё глубже и честнее, чем тела.
Джеймсу и Венди повезло разделить между собой тот невероятно редкий и прекрасный феномен, когда молодая любовь чувствует и ведёт себя, как взрослая. Трепетные поцелуи, сумасшествие, вызванное одним лишь касанием пальца, едва заметным взмахом ресниц, яркая, как солнечная вспышка, близость, – удел молодой любви, сполна проживаемый их телами; и, одновременно, предельно бережное, полное заботы и восхищения отношение, тихие слова, подобранные с осторожностью и деликатностью, участие, принятие и честная, обнажённая уязвимость – удивительные качества, присущие только давно живущим свой век чувствам. Как вышло, что это чудо вспыхнуло между ними – коварным пиратом и неопытной девочкой – и с каждым днём сияло смелее и ярче, объяснить невозможно. От того ли, что Джеймс, сам того не осознавая, томился на острове тысячу нетландских лет и так сильно страдал от одиночества, что сумел высоко оценить то, чем владели в избытке все мужчины в мире, кроме него, но был достаточно интеллектуален, чтобы остаться мужественным, ответственным, решительным джентельменом и сохранить свою самобытную многогранную личность; или от того что красавицу-Венди не успело затравить и обезгласить предрассудками насчёт поведения юных леди и их места в жизни неумолимое общество, и малышка не приняла испорченные примеры взаимодействий между мужчинами и женщинами за норму, но она была очень добросердечной и благодарной девочкой, чтобы замечать поступки капитана и ценить их… Мы не знаем точно никаких причин и вряд ли сможем уже их обнаружить, нам лишь предоставится исключительный шанс подсмотреть одним глазком за тем, как сияющей чистотой расцветает это дивное чувство.
Джеймс проспал. Лучики рассвета застали его и Венди в той самой лодке, которая полночи раскачивала море. Бриг был тут же, под боком, поэтому, полураздетые и улыбающиеся, как нашкодившие хулиганы, капитан и леди Крюк пробрались в каюту незамеченными, пока все члены экипажа досматривали последние сны. Совершенно искренне собираясь перебудить всех, чтобы сняться с якоря, капитан заскочил в спальню, желая предложить маленькой мисс валяться в постели до полудня, и запечатлеть поцелуй на тыльной стороне её ладони, и сам не понял, как оказался рядом с ней с трудом открывающим глаза, разбуженным коликами в животе, когда за окошком в потолке уже почти стояли сумерки.
– Ве-е-е-нди-и-и.
– М. Угу.
– М-м-м. Я проспа-а-ал.
– Угу.
– М-м-м.
Обиженное урчание желудка громко и настойчиво повторилось.
– Джмс.
– У.
– Пусьсми принст еды.
– Сми.
– Ндо пгрмче.
– Сми!
Венди достала лицо из подушки и приоткрыла один глаз, оценивая обстановку. Помятый и растрёпанный, еле живой со сна капитан лежал справа от неё. Недолго думая, она развернулась на бок, упёрлась в него руками и ногами и хотела было выпихнуть его с постели, но вместо этого сама отъехала к стене, выпрямив все суставы. Джеймс, который спал на спине, повернул к ней лицо и поморгал.
– Ну да, ага, – сказал он и ухмыльнулся.
Кажется, девушка не сразу сообразила, что её план не сработал, ей пришлось открыть второй глаз, хорошенько сфокусироваться и как следует разглядеть свои вытянутые ноги и руки. Как только она поняла, в чём дело, она, стыдливо улыбаясь, взглянула в заспанные голубые глаза («Ой») и разразилась хохотом.
– Это. Очень. Громко!!! – накинулся на неё Джеймс, ухватил её трясущееся от смеха тело, перекинул через себя, расцеловав и искусав по пути, и вытолкал с кровати.
– Джеймс!!!
– Вот как надо было, – теперь Джеймс рассмеялся, подвигаясь поближе к стенке и всем своим видом намекая, что выходить из спальни он не намерен, – Иди, моя запоздалая сонная Аврора, попользуйся своим положением, прикажи Сми подать завтрак, а? Пожалуйста?
– Ла-а-а-дно! А что я ему скажу?
– «Добрый вечер, мистер Сми! Не могли бы Вы, пожалуйста, подать завтрак в каюту Капитана Крюка, будьте так добры!» – произнёс Джеймс голосом, который, по его мнению, был наиболее похож на женский, и вдобавок ещё поморгал глазами для пущего эффекта.
В голову ему тут же прилетела подушка. Накинув на себя капитанский камзол, Венди вышла из спальни, и капитан услышал, как она заорала в коридор:
– СМИ!!!
Джеймс расхохотался так, что чуть сам в итоге не рухнул с кровати. А умничка-Венди тем временем очень благоразумно запросила у старого боцмана одновременно завтрак, обед и ужин, потихоньку употребляя «мистер Сми» и «будьте добры», чтоб Джеймс не слышал. Потом она вернулась в спальню с твёрдым намерением стереть это издевательское выражение с лица капитана и заменить его тем, со взлетевшими бровями и поджатыми губами, которые из последних сил сдерживают через чур высокие для зловредного мужчины стоны. И Джеймс был счастлив.