– Что это? – с недоверием спросила девушка.
Крюк отпил немного, демонстрируя, что по пути не добавил в напиток никакого яда.
– Анестетик, моя дорогая. И снотворное. Будет, я полагаю, невкусно… но нужно выпить пять больших глотков.
Капитан сам снял кубок со своего крюка и передал Венди. Девушка поморщилась: запах у напитка был неприятно резкий.
– Рекомендую задержать дыхание.
Она вдохнула поглубже, зажмурилась, быстро выпила пять длинных глотков и ужасно закашлялась.
– Глупенькая, надо было выдохнуть, задержать и пить… – капитан перехватил свой кубок крюком, а здоровой рукой уложил Венди, поддерживая под лопатки, стараясь, чтобы девушке не пришлось лишний раз напрягаться. Та почти моментально опустила потяжелевшие веки и утонула головой в подушке. В крюке висел полупустой кубок, так что капитан пальцами убрал несколько русых прядей с её лица и удалился.
*
Венди проснулась, как ей показалось, спустя примерно сутки, её рука, и правда, болела чуточку меньше, хотя всё ещё очень сильно ныла. Из окошка наверху слабо лился хмурый свет, падающий квадратными бликами на прикроватную тумбу. Беззвучно зевнув, девушка села. На тумбе валялся хозяйский крюк, в уголке стояла потушенная лампадка, а рядом с ней небольшая металлическая бадья, на бортике которой висел платок точно такой же, каким капитан смахнул вчера с её лица горячие слёзы. На донце бадейки оставалось ещё прохладная вода, и Венди, макнув в неё платочком, слегка освежила лицо. Затем она встала, проигнорировала туфельки, оставленные для неё у кровати, и тихонько выглянула за дверь.
– Капитан?
Ответа не последовало.
Укладывая больную руку поудобнее в специальную шейную перевязь, Венди вошла в просторную каюту Капитана Крюка. Её разум сейчас был наименее затуманен, и ей представилась возможность изучить личные покои своего спасителя (или, всё-таки, тюремщика). В глубине перед ней располагались между угловыми кариатидами четыре внушительных длинных кормовых окна, и ещё по два арочных, с двух сторон, с декоративной резьбой. По верхнему периметру все окна между собой соединял сочный ряд цветных витражных стёклышек, ярко-синих, с кровавыми и жёлтыми узорами. Прямо перед входом в спальню, ближе к левому оконному крылу в нескольких шагах стол, служивший обеденным: сейчас на нём тесно толпились какие-то безделушки и сундучки, а также стоял неизменный кувшин с анестетиком и кубок-ракушка на толстой бронзовой ножке. Вдоль окон у стола – низкие полки с беспорядочно сваленным навигационным оборудованием, тубусами с картами, каллиграфическими перьями, чернильницами и пергаментными стопками, придавленными цветными драгоценными камушками в качестве пресс-папье: изумрудами, янтарями, рубинами, сапфирами, и ещё какими-то фиолетовыми, таафеитами, наверное. Всё камни были без огранки и, как будто, немножко светились изнутри. Венди удивилась огромному количеству разных ножей, глядящих на неё своими острыми лезвиями отовсюду: из свитков, из-под книг, из-за приборов. Один миниатюрный кинжал завалялся среди перьев, ещё один, совсем узенький, торчал рукояткой из чернильницы. С боковой полки глядели на девушку древками несколько пистолетов со стволами разной длины. Также, Венди разглядела во всём этом барахле как минимум четыре старых крюка, погнутых и заржавевших.
Но больше всего в глаза бросался богатый декор помещения: каждый предмет мебели был украшен явно очень дорогостоящими каменными статуэтками: морские сюжеты, хищные животные, птицы и, преимущественно, изящные женские скульптуры в струящихся одеждах. Все они были выполнены из одинакового камня и в одном стиле, и было похоже, что Капитан Крюк не просто бездумно украшал свои покои какими попало трофеями с кораблей-жертв пиратских нападений, а тщательно подбирал декоративные элементы, чтобы они сочетались между собой. Особенный штрих к общему убранству каюты добавляли два больших винного цвета ковра, один в зоне со столом, другой – в кормовой зоне.
В столе Венди заметила два зеркально расположенных крупных ящика, оба были заперты, но ключики беззаботно торчали в замочках, словно их владелец хотел подчеркнуть, что у него нет секретов от юной гостьи. Ящик справа полностью занимала идеально отполированная роскошная деревянная коробка, расписанная золотом. Замочек лязгнул, и Венди с благоговением и ужасом лицезрела набор смертельно острых металлических протезов. Здесь был ещё один крюк, чуть отличающийся от того, что валялся на тумбе, двойной крюк (Венди поёжилась) и витиевато изогнутый кинжал. Коробка на вид была глубокой, и, немного поковырявшись, Венди приподняла первый уровень, открывая второе дно. К её великому удивлению, этот ярус также содержал протезы капитана: золотые вилку, ложку, штопор и расчёску. Из этого бытового набора только расчёска была немного потёртой. Глубина коробки предполагала наличие третьего уровня, и Венди медленно заглянула под второе дно. В самом низу хранился пыльный тканевый свёрток, его явно ни разу не доставали. С замиранием сердца, девушка приподняла уголок ткани и поджала губы от нахлынувших эмоций. Перед ней лежала великолепно исполненная в чёрном металле, изящная правая мужская кисть с красивыми длинными пальцами. Фаланги были грациозно изогнуты, как если бы это была живая рука, аристократично покоящаяся, скажем, на столе или на книге. Каждый палец имел удлиннённой формы овальный ноготь, на каждом были вытеснены морщинки на суставах, тыльная сторона ладони имела сухожилия и имитацию вен, а внутри, наверняка, присутствовал индивидуальный рисунок кожных линий. Венди не стала этого проверять, её вдруг сильно затошнило, и она, отшатнувшись, сползла спиной по полкам с мореходным и пиратским инвентарём, вовремя оказавшимся сзади. Никогда раньше, даже в тот момент, когда она впервые увидела живой обрубок вместо руки, она не понимала сполна, что именно сделал Питер с Капитаном Крюком.
Некоторое время она сидела у стола, поджав колени, неосознанно придерживая у груди свой манжет, а металлическая рука печально смотрела на неё сквозь стенки короба. В конце концов, Венди встала, укрыла протез пыльной тряпочкой, собрала два верхних яруса обратно и задвинула ящик. Она вдруг обратила внимание на королевский клавесин, расположившийся напротив неё в правом крыле каюты, и от этого в глазах у неё невольно заблестели слёзы.
Клавесин стоял в самом углу под кариатидой, а вдоль правых окон, так же как и вдоль левых, тоже была устроена мебель: три низких комода вплотную друг к другу (по одному под каждым окном и один в центре), и высокий большой шкаф справа от них. Здесь, дублируя планировку левого крыла, было ещё одно помещение, покороче в глубину, чем спальня, с таким же проёмом, но без двери. Оно напоминало кладовую с целой кучей разномастных сундуков, полочек, шкафчиков и ящичков вдоль стен до самого потолка. А в пространстве между стеной и шкафом, висело длинное потёртое зеркало, позволяющее высокому человеку видеть себя в полный рост.
Венди подошла.
Она была также одета в чёрную капитанскую блузу, прикрывающую ноги чуть выше середины голени, крепко подпоясана кожаным толстым ремнём, босая, с рукой, зацепленной жгутом за шею. Волосы мятые, но не спутанные, выглядят более или менее свежими и рассыпчатыми, на лбу повязка, сквозь которую немного проступила уже засохшая кровь. Ещё одна повязка, широкая, обмотанная в несколько слоёв на грудной клетке: крест-на-крест по плечам, диагонально уходя под грудь с двух сторон, а также продублированная по кругу над грудью и под грудью. Венди предпочла не думать о том, как именно эта повязка на ней оказалась. К тому же, иначе вырез капитанской блузы открывал бы слишком много кожи чуть ли не до пупка. Ткань, как и на лбу, была с уже потемневшими кровавыми подтёками, по которым Венди увидела примерный размер раны: почти идеально прямая вертикальная линия от зоны декольте до солнечного сплетения. Девушка всхлипнула и отвернулась от зеркала.
Она прогулялась вдоль тройного комода к клавесину и теперь увидела, что книжные полки за столом отделяли в капитанской каюте ещё один уголок. Там стояла небольшая софа, идеально вписавшаяся в угол, и карликовый книжный столик, готовый вместить на своей столешнице, разве что, одну книгу или кубок. Книжные полки оказались двухсторонними и сквозными, как в библиотеке: та сторона, что выходила к столу, содержала специфическую корабельную литературу, несколько медицинских фолиантов и трудов по врачеванию, много томиков по алхимии и другим наукам; а та, что к софе, – только художественные произведения. Для чтения Венди пока была не готова, поэтому просто свернулась на софе калачиком, словно котёнок.