Рукава-фонарики, зауженные к локтям и туго облегающие нежные ручки до самых ладоней, капитан приспустил одновременно, и Венди не знала, что обожгло её больше: длинные аккуратные пальцы или сталь крюка. Всё что происходило, было, на самом деле, вполне невинным: да, Венди сидела у него на руках, но не вплотную, да, он расстегнул пару пуговиц, но до того, чтобы вырез мог называться глубоким, было ещё очень далеко, да, плечи оголились, но только плечи, и Джеймс покрывал их поцелуями невесомыми, как пушинки; однако эти маленькие комментарии, допускаемые пиратским капитаном, про ноты, про диапазон, его учащённое дыхание и опасный крюк пробуждали у Венди такие сладострастные отклики, что она едва не стонала от удовольствия. Джеймс старался игнорировать тот факт, что леди, сама того не замечая, немного извивалась и сжимала бёдра, но когда его тело, также неумолимо реагирующее на её отзывчивость, предало его окончательно, капитан предпочёл спустить леди со своих колен и усадить на диван.
– Что, если я… расстегну ещё парочку… Или больше..? Или все…
Всего у Венди на верхней части платья до шва под грудью имелось восемь пуговок. Расстегнув две, можно было ходить по улице весной, четыре открыли бы рюшечки на белье, а все восемь… что ж, они бы, при спущенных плечах, позволили оценить красоту женского тела. При мысли об этом Венди растерялась, но фантазия удачно подсунула ей предвкушение того, как Джеймс мог бы целовать её там, и что-то внутри снова вспыхнуло сладким жаром. Венди кивнула. Не желая откладывать всё на потом, крюк поддел ещё шесть петелек, получая в награду сладострастные вздохи, но потом капитан решил всё-таки исключить его из дальнейшего процесса до того, как немного обнажить трепещущую в его руках девочку.
Щёлк!
Джеймс бросил крутить своё лезвие на последнем обороте: леди, пока он отвлёкся на крюк, тронула оба его запястья – живое и манжет из металла, как будто он тоже мог чувствовать, и нежно приласкала их, затем робко заскользила к плечам, также одинаково их царапнула, не обращая внимания на кожаный эполет портупеи, словно вся конструкция являлась частью тела капитана, а потом зацепила пальчиками ремень посреди груди и уже вполне сознательно потянула за него Джеймса к себе, подставляя ему свои губы. Как только он подчинился, её ручки несмело нащупали под скользящей тканью рельефный пресс, сжались в кулачки и выправили рубаху из штанов. Крюк тогда сам выскочил из своего гнезда (Венди вздрогнула, когда он упал ей на юбку), Джеймс опомнился, сказал ему:
– Разбойник… – подцепил его двумя пальцами за остриё и скинул на пол.
Потом он посмотрел Венди прямо в глаза.
– Сладкая птичка… Вам… не страшно? Мне кажется, я слышу, как колотится Ваше сердце…
– Я слышу, как бьётся Ваше, – не дыша, ответила она.
– Тушé… в таком случае, я сниму рубашку? Или… Вы её с меня снимите..?
Раздеть мужчину, да ещё и собственноручно… мамочки! Но торс, видневшийся в разрезе ворота, так и манил, Джеймс всё же соблюдал приличия и не расхаживал перед леди в одних бриджах, и ей было так интересно взглянуть… С алым румянцем на щеках Венди поддела шелковистую ткань, потянула вверх, и замерла, разглядывая сильное мужское тело. Она скромно тронула волоски на груди, волнующе спустила ладони ниже к прессу, задержалась там, вернулась к плечам, звякнула передним крючком портупеи, чтобы избавить капитана от жёстких ремней, а сам Джеймс не мог оторвать глаз от линии девичьего декольте, трепетно вздымающегося, мягкого, аппетитного, расстёгнутое платье под которым совсем распахнулось и позволяло в подробностях изучить каждую кружевную детальку кисейного белья.
– Малышка… – он подразнил пальцами её кукольные рюшечки, но оставил их на месте, – Вы хотите продолжать?
– Да… наверное…
– Моё чудо… Вы хоть имеете представление о том, как Вы красивы? Сомневаюсь… такая скромница… Ангел! Вы позволили мне уже очень много, Вы знаете?.. Я бы хотел… хм… ещё… например… хм-м…
Сняв с себя портупею, Джеймс неторопливо нырнул запястьем к грациозным лопаткам, а кистью тронул зону благословлённого не меньше, чем сотней поцелуев декольте, и с лёгким нажимом бережно уложил леди на спину, – уже не слишком невинное положение, в котором Венди сразу же зарделась, ожидая, что капитан расположится сверху, но Джеймс оставался сдержан и аккуратен в своих действиях, растянулся на боку вдоль спинки дивана, и вырисовывал теперь подушечками пальцев разные узоры на нежной коже, задевая кружева, потягивая их, играя с бретелями. Растворившаяся в ощущениях, похожих на мёд и сахар, Венди не сразу заметила, что к пальцам присоединились губы, немного бессовестно, но очень деликатно целующие её сквозь полупрозрачную кисею, и зубы, время от времени атакующие то одну рюшу, то другую.
– Ах… – обронила она ещё одну «до», когда губы сомкнулись под очень чувствительным местом и случайно (или специально?) задели его усами, – ах… Джеймс… это… очень приятно…
– М-м… славно… мы могли бы оставить всё так, пока, если хотите… Или… сделать ещё один шаг… и заодно, может быть, перейти на «ты»…?
Как передать словами ту интонацию, с которой капитан задал этот вопрос? Ни грамма соблазнения! Ни капельки мурчащих низких нот! Только бережное участие и тактичное ожидание дозволения – такое не сымитируешь, это точно! Кто знает, наверное, Венди и на низкое мурчание ответила бы утвердительно, в конце концов, желания, щекочущие её тело изнутри, были самыми настоящими, а Джеймс был так игрив и ласков, что, возжелай он соблазнить девицу, – он бы добился цели в два счёта. Но капитан не собирался искушать её и склонять к близости, он желал, чтобы она сама захотела доставить удовольствие ему, а до тех пор он готов был действовать в разрешённых границах, чтобы девочка могла наслаждаться его прикосновениями, а не терпеть их. Капитан не озвучивал эти мысли, но его поведение столь очевидно давало понять, как значимы для него чувства маленькой леди, что Венди всё видела, хотя, может быть, и не осознавала глубину до конца. Она, изнеженная в восхитительном удовольствии, которое было неведомо ей ранее, откинула с лица капитана несколько кудрявых чёрных прядей, и ответила тихо, но уверенно:
– Давай попробуем…
– Бо-о-оги… прекрасная, прекрасная девочка… Как я мечтал нежить тебя в своих руках наяву… моя сладкая нотка… подаришь мне ещё чуть-чуть своих маленьких «до»..?
Он целовал её грудь сквозь бельё, пока не занялся рассвет, и Венди трепетала под ним, царапала его спину, собирала одичавшие в процессе локоны в кулачки, и, по мнению капитана, очень музыкально стонала. Джеймс пообещал не раздевать её, – пока, – и Венди мысленно поблагодарила его за степенность; уснули они уже под утро, там же, на диване, а когда капитан пробудился, то обнаружил себя в весьма затруднительном положении: мало того, что он очень явно был готов к конкретным действиям, так ещё и леди, видимо, перевернулась во сне, и Джеймс теперь крепко обнимал её сзади, повторяя изгиб её тела. Смутило Джеймса не столь его безупречное воодушевление, сколь положение относительно маленькой леди: первое, о чём он запереживал, было предположение, что, прежде чем Венди осознает, где и с кем находится, когда проснётся, она наверняка испугается, ощутив, как кто-то прижимается к ней со спины. Каждая следующая мысль казалась ему неудачной: разбудить её прикосновением, ласковыми словами, попробовать отодвинуться или вообще ничего не делать, – всё стопроцентно закончится резким пробуждением и паникой. В голову пришла шальная идея тихонько напеть девочке вчерашний вальс, авось тогда она отойдёт ото сна медленно и сразу будет понимать, что в безопасности, но не успел он и вдохнуть, как Венди, не просыпаясь, сама повернулась к нему лицом, едва ли не по-хозяйски (и очень сексуально) кинула ножку через его бедро, ткнулась лбом куда-то капитану в грудь и продолжила дышать глубоко и умиротворённо. Джеймс с сонной улыбкой покачал головой, обнял красавицу, придвигая её ещё ближе к себе, и тоже позволил себе поспать подольше.
