А еще у Норы были всякие ультрасовременные штуковины. К примеру, пылеглотатели на обоях, замаскированные под узоры. Или роботизированное помойное ведро. Как только оно заполнялось, срабатывал датчик, и ведро с жужжанием выезжало из квартиры, открывая входную дверь с помощью специальной программы «вход-выход». Это ведро могло реагировать и на запах: если какой-то из отходов начинал пованивать, оно выдвигалось на помойку, не дожидаясь стопроцентной заполненности. Доехав во дворе до контейнерной площадки, ведро останавливалось. Из его стенок вываливались сортировочные клешни, которые методично разбрасывали отходы по разным бакам согласно их назначению: пластик – к пластику, стекло – к стеклу и т. д.

Это было очень кстати. Ричу и Илье не приходилось лишний раз выходить во двор.

Как многие большие спортсмены, Нора была тщеславна. Все стены в квартире были увешаны объемными кадрами из матчей с ее участием. Вот она с мячом. Вот зависает в пружинистом прыжке – жилы вздулись, лицо мучительно искажено. А на этом фото она уже в объятиях партнерш (белые и черные руки переплелись, как лианы). Снимки с кубками и ошалелыми болельщиками, с тренерами и функционерами федерации. Отдельный снимок – с президентом страны, достающим ей до подмышки…

Вся отделка в квартире была желто-зеленая, то есть соответствовала цветам Нориного клуба. Охристо-изумрудным был ковер, растянувшийся между велотренажером и баскетбольным кольцом. Шторы в гостиной отливали болотцем. Обивка стульев золотисто сияла. Обои и кафель в ванной тоже были попугаистыми.

Как-то Рич спросил у подруги, что она будет делать, если перейдет в клуб с другими цветами. И получил увесистую затрещину. После чего раздалось назидательное мурлыканье: «Команда молодости нашей…»

Илью мало трогала обстановка в квартире баскетболистки. Почти все время он мучительно думал над тем, кто и почему задушил его жену. Он где-то читал, что подобным способом бескровного убийства пользовались некоторые тюркские племена. Но кому могла помешать Алина?

В последнее время она подрабатывала репетитором (русский, английский), не забывая при этом писать диплом. Часто пропадала вечерами. Илья ревновал. Из-за этого они ругались. «Всех денег не заработаешь», – злился он. Она извинялась, спешила приготовить на ужин что-нибудь особенное.

Но потом все повторялось. Она могла сорваться на уроки к ученику поздно вечером. Не раз он предлагал встретить ее у метро или хотя бы у пункта проката максидронов. Алина категорически отказывалась.

Илья ревновал сильнее. Однажды он проследил за ней, ругая себя последними словами. Оказалось – в самом деле уроки с учеником. Разгуливая по Сиреневому бульвару, сутулый подросток бубнил вслед за ней: «go-went-gone, give-gave-given…»

Что он упустил в отношениях с Алиной? О чем она думала в последние пару месяцев? Почему с таким остервенением ринулась в работу, пропадая днями и вечерами? Конечно, деньги им всегда были нужны, но для Алины они никогда не стояли на первом месте.

Щурясь от горечи крепкого кофе, он много думал о способе проникновения убийцы в комнату. Алина любила свежий воздух и настаивала, чтобы окно на ночь оставалось открытым. Так было и в ту ночь.

Вероятно, убийца проник в окно, подлетев на максидроне. «Но почему ни я, ни Алина не услышали его стрекота?» – мучительно думал Илья.

Это можно было выяснить только одним способом – расспросив соседей.

Илья посмотрел на часы. Пять часов. Темнеет, но народ с работы еще не потек…

В натянутом поглубже капюшоне он удачно затерялся в толпе метро. Вынырнул к общаге с тыла. Постоял несколько минут перед горящими окнами. Четыре этажа. Четыре длинных коридора, вдоль которых шли двери.

На вахте сидела Лариса Петровна, скуластая тетка неопределенного возраста с крашеными под лису волосами. Она подозрительно посмотрела на человека в капюшоне.

– Куда?

Он сдернул клобук.

– Это я, Лариса Петровна.

Вахтерша золотозубо оскалилась.

– Проходи, дорогой!

– Спасибо, Лариса Петровна. Значит, не верите, что это я… Алину?

Она мотнула головой.

– Не выдадите?

– Стукачкой я никогда не была. Иди давай!

Кажется, обиделась.

В волнении он поднялся на третий этаж. Стараясь не смотреть в сторону своей комнаты, постучал в соседнюю 32-ю, к Оксане и Веронике. Никто не открыл. Прислушался – тихо. Черт, эти крали могли шататься где угодно.

В 34-й тоже не открыли.

Он прошел до конца коридора. Была приоткрыта 42-я комната, свет горел. Он вошел без стука, было не до приличий.

Полураздетая пятикурсница Зоя прыгнула за штору.

– Куда прешь?!

– Свои.

Зоя высунулась из-за шторы, близоруко щурясь.

– И-лья?

– Да. Одевайся, я отвернусь.

Он повернулся лицом к двери, заодно ее закрыл. Зоя торопливо зашуршала.

– Ты тоже хороша, дверь не закрыла.

– Пашку жду, – пробормотала она.

Чувствовалось, что напугана.

– Не бойся, я тебе ничего не сделаю. В смерти Алины я не виноват. Иначе бы сюда не пришел. Сам хочу узнать, кто это сделал.

– Можешь поворачиваться.

Зоя устроилась на кровати нога на ногу, завернувшись в пестрый халат. Подправила прическу «воронье гнездо».

– Давай быстрее, чего тебе надо. Если Пашка нас застанет, обоих убъет.

– Вспомни ночь на седьмое октября. Ты ничего не слышала?

Зоя закатила глаза.

– Господи! Нет, я спала. К тому же где моя комната, а где твоя. Пришла от Пашки пьяная и завалилась.

Илья задумчиво опустил взгляд. Уставился на хвост веревки, торчащей из-под Зоиной кровати. Толстая, сантиметра два в диаметре. Нагнувшись, он потянул канат на себя.

– Что ты делаешь?

Илья выудил веревку, та оказалась длинная, как змея. И явно прочная.

– Прекрати!

– Тихо, – шикнул Илья. – Уже ухожу. Но ты должна сказать, откуда у тебя этот канат.

– От верблюда!

– Не уйду, пока не скажешь.

– Ладно, так и быть. Эту веревку притащил Падлыч из своей подсобки.

– Падлыч?

Илья был сильно удивлен. Хотя…

Он вспомнил, как Зойка погуливала с комендантом. Потому и жила в комнате одна, как королева. Она вообще девка симпатичная, только на голове черт знает что устраивает.

Илья пощупал веревку. Вспомнил, как кто-то рассказывал, что Падлыч раньше занимался альпинизмом.

– Зачем он тебе ее принес? Как это объяснил?

– Да никак. Просто сказал, чтобы я спрятала.

– Прямо так и сказал?

– Ой, только не говори ему, что я рассказала, – спохватилась Зоя. – Скажи, что сам догадался.

Илья переваривал информацию. Приподнял веревку, зачем-то ее понюхал.

Неожиданная догадка толкнулась в нем беременно. Он жадно уставился на Зою. Та даже испугалась, отсунулась подальше к спинке кровати.

– Вспомни, когда он тебе эту веревку принес?

– Да-давно.

– День?

Зоя медленно выпрямилась.

– Слушай, это ж было в тот самый день, когда нашли Алину. То самое воскресенье. По телику еще «КВН» показывали…

«КВН», – подумал Илья. Кто-то в тот день смотрел КВН. Или футбол. А кто-то пошел на Чистые пруды кормить уток. Воскресенье, можно понять.

Зоя еще что-то говорила про своего Пашку, как он в тот день напился и грозился прибить коменданта. Илья ее уже не слушал. Вышел из комнаты, на ходу набрасывая капюшон. Спустился на второй этаж, удачно ни с кем не столкнувшись.

21-я комната оказалась не заперта. Илья толкнул дверь и быстро вошел.

На полу комнаты валялись обертки и пластиковые бутылки. На столе громоздилась грязная посуда. На кровати пузом кверху лежал хозяин комнаты. Переваривал ужин, три десятка пельменей со сметаной, мурлыча припев из попсовой джин-группы: «Поспали – можно и пожрать, пожрали – можно и поспать…»

Петя Зайцев был тучным детиной с жидкими усами и кареглазой хитринкой. Похож он был скорее на прораба или на проводника поезда, но никак не на студента. Как и Илья, он учился на пятом курсе истфака и писал диплом.