По земле раздался стук женских каблуков. Совсем неспешный и нерешительный. Фридриху показалось, что у него вырвали сердце. Её рука выскользнула из его ладони, и та нить, что связывала их, стала медленно обрываться. Немец слушал, как её шаги раздаются всё дальше и дальше от него.
Не выдержав, он резко повернулся, смотря ей вслед. Тоненькая, хрупкая фигура в тёмном плаще, из-под краёв которого виднеется ткань зеленого платья. Пряди тёмных волос колыхал ветер. Она склонила голову, глядя себе под ноги и не находя сил, смотреть вперед.
Фридрих наблюдал, как её силуэт становится всё меньше и меньше, пока не превращается в маленькую точку и не исчезает из виду. Только дал Фридрих смог дать волю слезам, что уже давно накопились в его груди.
***
Знаешь, что безумно?
Мы встретились пару недель назад, но ощущения таковы, что мы знаем друг друга давно. Мне казалось, что в моей жизни внезапно появился свет, которого так не хватало. Хотелось бы мне верить, что мы оба были счастливы. Однако судьба распорядилась иначе.
Мы просто ушли из жизни друг друга, точно также как и появились. Понимаешь? Такова жизнь, всякое случается. Но, я солгу, если скажу, что ничего не почувствовал. Ты в числе лучшего, что случалось со мной в прошлом и настоящем. И, если судьба сведет нас снова вместе, я встречу тебя с распростертыми объятиями.
Ты всегда была достойна большего.
========== Глава 8. Постскриптум ==========
Комментарий к Глава 8. Постскриптум
Вот и всё! История закончена. Честно признаться, я не могу в это поверить. Эту работу я начала писать ещё в конце марта 2022 года, а сейчас на дворе уже 2023). Я искренне желаю вам, чтобы для вас всех новый год стал порой творческих успехов и достижений!
Прежде всего я хочу выразить огромную благодарность своей помощнице и настоящему редактору @vasha. Я не могу представить, что бы делала без тебя. На протяжении всего этого времени ты поддерживала меня и исправляла все мои ошибки. Ты стала частью этой работы.
Огромное спасибо всем читателям, которые, несмотря на редкое обновление, всегда ждут и читают его. Именно вы помогаете мне двигаться дальше!
Я надеюсь, что финал этой истории вам понравится))
Увидимся в следующих работах!
Звук печатной машинки вдруг развеял тишину. Пальцы Теодоры Эйвери запорхали над кнопками. На чистом листе бумаги стали появляться яркие чёрные буквы. Девушка сама удивилась такому порыву: печатная машинка словно отбивала барабанный ритм. Журналистка печатала быстро и рвано; когда дело доходила до переноса строки, Эйвери резким движением ладони смахивала механизм в сторону и с новой силой продолжала писать текст. Её зеленые глаза неотрывно следили за чернилами, с помощью которых проявлялись специальные символы. Теодоре удавалось одновременно наблюдать за движением рук и буквами. Неизведанная сила тянула девушку писать всё больше и больше, пока лист не был исписан полностью.
Теодора открепила его от машинки, вытащила наружу и принялась перечитывать написанное. Через пару минут она одобрительно хмыкнула и вставила новый лист в механизм.
— Что, появилось вдохновение? — спросил Лоуренс, вальяжно расположившийся на кровати в её комнате.
В руках он держал утреннюю газету, которую просматривал уже какой раз. Журналист не мог видеть сосредоточенного лица американки, однако звук страстно печатающей машинки привлек его внимание.
Теодора усмехнулась
— Что-то вроде того, — не отрывая глаза от текста, ответила она. — В кое-то время чувствую прилив сил.
— Это хорошо, — сказал Лоуренс, перелистывая газету. — Значит… У тебя всё наладилось? — спросил он неуверенно.
Его голос, который был пару мгновений назад бодрящим и веселым, вдруг стал тише. Теодора тотчас заметила, как застыли её пальцы в дюйме от кнопок машинки.
Прошло уже четыре месяца после отъезда Фридриха. За всё это время она не написала ему ни одного письма, в то время как он ни одного не отправил. Первые месяцы Теодора не находила себе места. Ей казалось, что всё окружающее её напоминало о любимом человеке. Журналистка не могла сесть на работу: соблазн написать ему был слишком велик; прогуливаться по Химворде было просто невыносимо: каждая улица хранила о нём воспоминания. Даже удручающие выражения лиц Лоуренса и госпожи Ваутерс и то навеивали тоску. Каждый из них знал о том, что значил для неё Фридрих, и каждый хотел как-то помочь. Однако даже Теодора не знала, как помочь самой себе.
Её времяпровождение сменилось днем сурка. Она вставала ближе к обеду, завтракала вместе с обитателями гостевого дома госпожи Ваутерс, затем прогуливалась к лесу и вечером встречалась с Лоуренсом. Баркли был весьма тактичен в разговорах: не упоминал о немце, об армии Германской империи в Химворде и даже о невыполненных статьях. Всю работу военного журналиста Лоуренс выполнял за двоих. За это девушка была премного благодарна, но, всё же, чувствовала некое угрызение совести и вину перед ним. Первое время Теодора совсем не могла смотреть на письменные принадлежности и уж тем более на письма.
Когда кому-то из гостей госпожи Ваутерс приходил этот злосчастный кусок пергамента, Теодору передергивало воспоминаниями. Ей вдруг казалось, что среди этой кипы исписанной бумаги найдется одно послание для неё, от Фридриха. Но когда письма разбирали, а от арийца вновь не было ни весточки, Эйвери лишь мысленно себя ругала за ложную надежду, а после старалась сдержать слезы от ноющей боли в груди.
Лоуренс, как замечательный и верный друг, решил взять дело в свои руки. В какой-то день ему пришла идея написать в редакцию письмо о переводе в Брюссель. Его просьба была принята, после чего Лоуренс с таким воодушевленным выражением лица сказал Теодоре собирать вещи. На её немой вопрос Баркли лишь тепло улыбнулся и ответил, что теперь они описывают события, сидя из столичной гостиницы Бельгии. На удивление Теодоры, переезд дался ей просто, и из Химворде она уезжала с легким сердцем.
Оказавшись в Брюсселе, Теодора впервые смогла занять себя чем-то стоящим. Девушка решила помогать Баркли работать над статьями, так как Лоуренс работал много и усердно. Он разъезжал по улицам на местном транспорте, общался с жителями, предпочитал ходить в маленькие пабы на окраине вместо дорогих столичных ресторанов. Таким образом, журналист собирал огромный материал про жизнь, быт и менталитет горожан во время войны. Теодора проводила коррекцию текста: она проверяла Баркли на ошибки, давала советы по стилистике, предлагала новую информацию. В общем, Теодора Эйвери старалась вновь вернуться к столь любимой работе.
Сегодня был первый раз, когда американка села писать статью самостоятельно. Вдохновения у неё не было, просто Теодора вдруг словила себя на мысли, что отбивка кнопок печатной машинки приносит ей некое спокойствие и легкость. Словно так она избавлялась от всех дурных мыслей и предчувствий.
— Знаешь, — начала девушка. Она развернулась к Лоуренсу боком, а руки сложила на коленях. Чистый лист бумаги так и остался наполовину вдернутым в механизм, — мне кажется, что, чем больше я об этом всём думаю, тем мне тяжелее. А если я что-то делаю, то, наоборот, легче. Стоило мне сесть за работу, так сразу я почувствовала облегчение. Однако мысли о Фридрихе всё ещё теснят мою грудь. Я много думала о том, что неизвестность причиняет мне боль сильнее, чем его отъезд. Вдруг он уже мёртв? А мне никто об этом не сообщил. Я понимаю его опасения, что нам нельзя вести переписку, но мне всё равно хочется узнать, что с ним.
Теодора подняла глаза на Лоуренса. Мужчина слушал её внимательно, его привычное легкое выражение лица сменилось нахмуренными бровями и напряженной линией губ. Газету он отложил уже давно.
