– Ну, я пойду, кутить и транжирить, – поднялась я со стула в нависшей тишине.

– На тебе стажерка завтра, – спохватилась Томочка и пожала плечами на мои выпученные от возмущения глаза. – А что делать? Надо. Зато с расшифровками поможет.

Обреченно киваю и ухожу.

На днях один из монтажеров рассказал, что ставка наших штатных корров – семьдесят пять тысяч рублей. А ведь по закону на одинаковой должности в одной и той же конторе сотрудники не могут получать разную зарплату. Но кто ж с этим в суд побежит? Интересно, прецеденты были? Уверена, что нет: ведь не придерешься, в штат берут далеко не всех, остальные на договорах – вот и оправдание разницы в зп, формальное и веское одновременно.

Топаю по коридору к выходу, навстречу из курилки вылетает Надюха, как всегда растрепанная, но деловитая. Приехала она в столицу лет эдак пять назад из какой-то глубинки нашей необъятной и сохранила в себе ту особенность, которую недолюбливают, приговаривая: «Ох, уж эта простота хуже воровства».

– О, привет! – улыбнулась Надюха одними губами. Да, в этом умении с нами могут поспорить лишь матерые бандиты и менты.

– И тебе! – не осталась я в долгу.

– Манька сказала, ты материал собираешь? – цепко удерживая мой взгляд, начала Надюха.

– А у тебя есть че? – вопросом на вопрос! Что там этикет об этом думает? Невежливо? Неправильно? Некрасиво? Ха! Главное, что продуктивно!

– Новую схему развода от смежников, подогнать могу? – предложила Надюха.

Да! Прозвучало вопросом, но мы с ней обе понимали, что это предложение. Почему? Ну, во-первых, она точно знала, что мне нужно, а во-вторых, она знала, что у меня есть нужное ей, и она это получит, а иначе Надюха ничего не предлагала бы. И это вовсе не особенности нашего общения, нет, это первый и главный закон построения интервью. Вот только в вузе об этом вряд ли кто-то вам расскажет, потому как это то, что называют чуйкой, иди «диалогом подтекстов».

P.S. «Смежники» – коллеги с других каналов.

– Давай! – согласилась я.

– А взамен че? – прищурилась жадная Надюха.

– Смотря какая история, – парировала я.

– Рабочая.

– А что хочешь?

– Твою завтрашнюю группу. Махнемся? – прищурилась ушлая торгашка.

– Забирай! – это я легко отделалась.

Надюха взяла меня под руку, и мы пошли к выходу.

– История как раз «на проводить», – оправдала свое поведения Надюха, зная, как я ненавижу, когда девушка берет меня под руку, я ж не парень все-таки! – Короче, схема такая: редактор программы дает объявление, что им требуется корр. Прилетают резюме, он выбирает претендента поопытнее и сразу предлагает ему снять тестовый сюжет уже завтра. Тот, окрыленный перспективой получить желанную работу, естественно, соглашается.

– Надь, не перегибай с эпитетами, не на сцене, – поморщилась я.

– В общем, ему присылают вызывной, а там… – Надюха сделала паузу, а-ля, барабанная дробь.

– Надь! – не то у меня настроение.

– А там – выезд в пять утра и четыре точки до поздней ночи под завязку.

– То есть не факт, что все на один сюжет? – смекнула я.

– Откровенный не факт! Как минимум, на два! А куда корру деваться? Дальше – больше! Отхерачил смену, ему говорят, пишите текст, расшифровки пришлем. Но не присылают. Время идет. Претендент пишет, синхроны вставляет по памяти, готовый текст отсылает, а ему: текст не подходит, он: давайте перепишу, как надо? А ему: не надо, мы уже другого взяли.

– И в чем фишка? – уточнила я на всякий случай, догадываясь, к чему все идет.

– Ты че? – ахнула Надюха. – Нет никакой вакансии, просто у них на эту съемку некому было съездить. Вот и выкрутились. Прикинь! Гениальный развод, да?!

– Жесть!

– Ну че, тянет на обмен операторами? – самодовольно хмыкнула Надюха, не сомневаясь в моем согласии.

– Я же сказала, забирай!

Надюха радостно поскакала в редакцию, а я, в очередной раз, восторгаясь нашей журналистской смекалкой и редакторской находчивостью, поспешила домой.

Стажерка оказалась щуплой девицей лет 18. По ее словам, поступила она после школы на какой-то там курс журналистики, коих развелось больше, чем журналистов по всей стране, так что гиблое дело вникать, в какой именно.

Стажеры в большинстве своем скучны до оскомины. Ничего не знают, инициативу не проявляют, вопросы задавать побаиваются или стесняются. С ними однообразно и тоскливо, ибо съемочная группа не может вести себя в привычной манере: все ж чужой человек рядом, который, в свою очередь, в полном раздрае от новизны ситуации в его жизни. Вот он или она и маячат мебелью у тебя за спиной, и ты о них нередко забываешь.

– Выгружаемся! Приехали.

Стажерка выбралась из машины, встала в сторонке в скромном ожидании.

– Смотри, не забудь ее, – подмигнул мне инженер Леха с привычной ему ехидцей.

– А надо? – не поняла, о чем он, но почувствовала, есть за этим вопросом история. Просто так в нашей среде ничего не произносится, даже вопросы, а уж шутки и вовсе всегда с двойным дном.

Леха хмыкнул, вытаскивая из багажника кофры.

– Вчера Маруська забыла стажера на последней точке.

– И че? Бывает, – не удивилась я.

– Ага. Вот только мы не стали за ним возвращаться, – хохотнул инженер.

– Почему?

– Маруська сказала: смена окончена, пусть сам до дома добирается.

– Логично, – согласилась я. Мы словно соревновались с ним в терпении. Он выдавал инфу крупицами, я подыгрывала, изображая равнодушие, хотя, зная подружку, понимала, финал может быть неожиданным. И Леха тоже был в курсе.

– А знаешь, где была эта последняя точка? – не терпелось Лехе.

– В лесу, что ли? – предположила я.

– Не, но около, – заржал он.

– Маруся может.

– Еще как!

– Ну, если я забуду, то точно вернусь, не переживай!

– Ты – да!

– Лех, а ты не запомнил, как нашу-то зовут? – спросила шепотом, кивнув в сторону стажерки. – А то я уж три раза переспрашивала.

– Забей!

Я кивнула, и мы гуськом вошли в здание.

С интервью не заморачивалась, по стандартной схеме, спикер проверенный и прикормленный. Слово за слово, вопрос за вопросом, гладко и чинно. Приятно так работать. Стажерка стояла в дверях, не дышала (чтоб по звуку брака не было) и не шевелилась (чтоб в кадр случайно не попасть и не испортить). Кабинетик-то крохотный, камера и та аккумуляторами в коридор торчала.

Интервью… Чего уж проще: задаешь вопросы и получаешь ответы. Задаешь грамотно – хорошо, а если умело да с подковыркой – вообще, молодец! Но с подковыркой да так, чтоб человек не обиделся, не погнал взашей, а ответил то, что и требовалось, да еще и никакого умысла с вашей стороны не усмотрел – дело мастера! Ибо задача – получить от спикера не просто ответ на вопрос, а нечто большее, из ряда вон, интересное, сенсационное, необычное, новое.

В этом плане новостникам проще. Повод новостной есть? Есть! Спикеры сами в кадр полезут наговаривать все, что попросите. А вот постановщикам все самим приходится делать и за себя, и за спикера.

Ну, что сенсационного может сказать диетолог, к примеру, о картошке? Даже не представляете? А надо бы! Потому как, если не он, вам самим придется эту самую «сенсацию» придумать, да еще и близко к правде. Ну, или не близко. Тут в зависимости от уровня совестливости и умения договариваться с самим собой. Нужно быть готовым разжигать зрительский интерес, и для этого создавать правдивую или не очень, маленькую или большую, но именно сенсацию. И как же?

Важен не столько вопрос, сколько посыл и ваша установка на нужный результат. Первое: не бойтесь спрашивать обо всем (в рамках темы, конечно). Следите за своей интонацией, чтобы в случае чего сгладить щекотливость вопроса. Уместны будут нотки игривости или смущения, извинитесь перед тем, как спросить, улыбнитесь мило или виновато, мол, я бы сама ни за что не стала спрашивать, но редактор настаивает, – это всегда подкупает и располагает собеседника. Но не забывайте быть честными в своем смущении, верьте и сами, что вам стыдно, но деваться некуда, ибо работа вынуждает. Тогда и собеседник тоже поверит, проникнется.