Но бывает и по-другому. Бежишь, привычно спотыкаешься, но не падаешь, а останавливаешься и стоишь очумело, не понимая, почему не гонишься за мечтой-миражом, вон же он в метре от тебя ждет, игриво подмигивает, а то и удивляется, почему это ты на него не реагируешь. А ты стоишь, стоишь, а потом оглядываешься… А там тоже он, твой успех, за твоей спиной, словно тень, грустный, сгорбленный, брошенный. И ты видишь себя его глазами и вздрагиваешь от стыда: сколь ободрана, побита, грязна и… уже не так юна – жалкое зрелище, Баба-Яга, да и только.

И начинаешь хохотать, сначала несмело, а потом все громче и громче хохочешь над собой, над пережитой болью, над разочарованием, над потерями, утратами ради бессмысленного, никчемного, разрушающего, эфемерного того, чего и не существовало никогда. Обманулась. Ради чего?

Да вот беда – повернуть назад нельзя, а идти вперед нет больше ни смысла, ни желания, ни сил. Колени подкашиваются. Это расплата за самообман, за то, что не смогла. Чего? Вовремя разобраться в том, что тебе дается, а что нет. И принять это, избежав бессмысленных поисков и погонь.

Но телек на то и телек, здесь можно то, чего нельзя в других сферах. Вспоминаешь об этом, злишься, но продолжаешь оставаться его частью, потому что знаешь, ты не одна такая, все здесь такие. И это роднит, делает своей среди чужих. Ты можешь быть любой, и на тебя не посмотрят косо. В ссадинах и синяках? Спишут на грим. В рваном платье или грязном спортивном костюме? Да просто вернулась со съемок. В сланцах на морозе? Значит, съемки в павильоне за углом. Все же норм? Да, норм, просто пришло время для новой ставки: на то, сколько протянешь прозревшей пофигисткой, закаленной профессией и огромной коллекцией набитых шишек, если останешься. Уйдешь сама или уйдут тебя – вот в чем вопрос… (Кстати, товарно-денежных отношений, естественно, никто не отменял, но об этом позже.)

А если прямо говорить, то успех на ТВ – понятие расхожее, зыбкое и зачастую надуманное, а вернее, искусственно созданное. В чем-то схоже оно с законом актерской известности: мелькает на экранах – запоминается. Сошел с экранов – забыли!

Но что важнее, телеуспех никак не зависит от творчества, профессиональных умений или навыков. Ибо у него лишь три составляющих: внешность, хитрость и связи. Причем в разной последовательности, в зависимости от того, что преобладает.

А если отбросить наличие связей и морально-физическую беспринципность, то остается либо щедрая удача, либо умение превращать свои минусы в достоинства и продавать их задорого. Ведь только на телеке даже непролазная тупость и узкий кругозор порой оказываются на руку. Умные, выдающиеся, красивые, за которыми не угнаться, уже набили оскомину. А вот недалекие, уродливые, неуклюжие (и т.д., и т.п.) вполне могут привлечь внимание зрителя хотя бы тем, что над ними можно не только посмеяться, но и потешить самолюбие, убеждая себя: а я-то в сравнении еще ничего – и уверовать в свои силы.

Успех лица не имеет, нет границ, нет строгих стандартов (они ж меняются чаще перчаток). Только внимание окружающих определяет степень успешности, а, как известно, уродство в этом плане в разы опережает красоту. Красоте можно только завидовать (спросите: а как же восхищаться? В основе восхищения коренится не что иное как зависть, так что не обманывайтесь. А соответствовать красоте сложно, да и попросту невозможно). Другое дело – уродство. Это ж кладезь чувств и ощущений: у одних – жалость, у других – сочувствие, третьи взращивают свою самооценку. И вот уродство зарабатывает гораздо больше, чем красота, которая так недостижима, требует столько усилий, чтобы только приблизиться, а мы все ленивы…

– Кажется, здесь? – вклинился в поток моих мыслей неуверенный голос инженера-водителя.

Я вздрогнула, кивнула на автомате, выныривая из потока сознания.

За окном простирался спальный район, пятиэтажки сменялись высотками, где-то там должна была быть нужная нам квартира, и женщина, согласившаяся стать героиней моего очередного сюжета.

Он же день смеха. Не для всех, конечно, но для меня определенно.

У кассы – очередь. Ни одного знакомого лица. Не удивительно, со всех программ стекается народ, канал-то огромный. Касса совковая, и кассир в окошке совковая, разве что маникюр для пятидесятилетней тетки, похожей на продавщицу рыбы весом центнера два, слишком молодежной расцветки на отжившей свой век силиконовой основе. Морда кирпичом, будто деньги из своего кармана раздает. В общем, та еще развлекуха, но есть и бонус: в очереди узнаешь, сколько получает впереди стоящий коллега.

Вот в прошлом месяце передо мной женщина получила восемь тысяч рублей. А сегодня парень пересчитал сто двадцать тысяч и удивился, почему не сто сорок, силиконовые ногти ему объяснили, мол, праздники были, потому меньше. Мне выдали четырнадцать тысяч. Подумала: в сто раз меньше. Навернулись слезы. Еле дошла до туалета. Но плакать не стала, что толку, утерлась и пошла в редакцию.

Редактор вернулась от шефа с перекошенным лицом. Значит, опять «боссы» от скуки наставнические перлы выдали. Скука эта шеф-редакторская коррам боком выходит, то на пересъем отправят, то на перемонтаж, и не стесняясь в выражениях. А действительно, чего стесняться-то? Надо ж соответствовать статусу телевизионщика.

Признаться, бредовых перлов стало больше с появлением верткого господина на придуманной специально для него должности режиссера. Понятно, мужику требовалось оправдать доверие, показать, что не зря ему ставку из ниоткуда выделили, что он особь деятельная и продуктивная, вот и принялся он сходу отжигать старательно, настолько, что всем уж не смешно. Гнать бы его поганой метлой туда, откуда пришел.

– Что сегодня? – спрашиваю, хотя и так понятно.

Редактор у меня – девушка за тридцать пять, тонюсенькая ухоженная красотка, но адекватная, по-матерному редко и по существу.

– Скрытка ему не понравилась! – коротко ответила она и сморщилась как от кислого.

– В смысле? – искренне удивилась я. – Скрытка не может и не должна нравиться!

Томочка развела руками.

Я хмыкнула. Судя по всему, этот «перлоотмочитель» и тут решил проявить себя, то ли от незнания, то ли по глупости, но точно от чрезмерной угодливости.

Скрытка – это скрытая камера, крохотная такая, вделанная в шов сумки, объектив у нее широкоугольный, потому и снимает она только общий план. Суть ее как раз в том, что качество картинки не главное. Важен звук и тот самый эффект присутствия, которому больше всего и доверяет зритель.

– Он вообще знает, сколько корреспонденты получают? – продолжила мой редактор возмущаться.

Странный переход от скрытки к зарплате, но я не спешила удивляться. Закономерность явно была, раз Томочка начала об этом, нужно подождать. Терпение.

– Уверена, что нет, – поддержала я осторожно.

– Говорит, на скрытую камеру плохо сняли, надо бы общий план крупными и средними разбить. Пусть корры на айфоны снимают. Представляешь? Даже у меня не айфон! – ее аж трясло. Можно понять.

Я посмотрела на свою «балалайку». Снимать она умела, но качество так себе получалось, да и зачем. Одно дело, когда держишь сумку, и никто не знает, что у тебя там камера, а другое, когда телефоном в лицо тычешь – кому это понравится? Да и уж точно на откровенность никого не сподобит.

– Ну, ты бы сказала, что вот как раз сегодня твой корр получила зп в размере четырнадцати тысяч. И если не будет есть, платить за квартиру и ездить на транспорте, то через год непременно купит айфон.

Это я зря. Редактор тоже была не в курсе размеров моей зарплаты, потому замерла, удивленно хлопая глазами.

Томочка умеет вовремя замолчать или, вернее сказать, промолчать. На удивление, этим качеством обладают все редакторы, подозреваю, их только по этому критерию и назначают. Мало кто из корреспондентов становится редакторами, хотя это и кажется закономерным движением по карьерной лестнице. Но нет. Заблуждение. Лишь десять процентов редакторов когда-то выезжали на съемки.