Сам жрец впервые за долгие века вернулся в родные края, однако с трудом узнавая местность. Слишком сильно изменилась его родина, да и от Керэн-Лэ не осталось даже тени. Зато встречались знакомые очертания скал, да и теплый ветер пах по-прежнему. Даже к современному языку Мактар быстро приноровился, хотя на его памяти подобным образом разговаривали несколько севернее, да и годы шли, меняя речь. Впрочем, за событиями на юге он старался следить по мере сил.

На улицу они в тот день все же вышли. Где-то под ногами знакомо фонило, Аль явно что-то подозревала, но пока не задавала вопросов. Зато вертела головой, рассматривая центр города, когда в какой-то момент резко остановилась, глядя куда-то в узкий переулок.

— Знаешь, это даже смешно, что из всех возможных городов мы выбрали именно тот, что построен поверх Керэн-Лэ.

Мактар промолчал, рассматривая тень Райтаны Дженталь, впившуюся в них по-прежнему поразительно желтыми глазами. Альхэ с тоской рассматривала подругу, но подходить ближе даже не пыталась. Менталистка нахмурилась, но и сама к ним не шагнула. Вместо этого словно побледнела, стоило моргнуть — и ее нет. А может и вовсе эта тень им привиделась.

Пальцы у Аль оказались ледяные, пусть и на улице от жары листья на деревьях начали высыхать. Преобразовательница потянула его за руку дальше, лавируя между людьми, будто бы стремясь в самую гущу толпы. Хотелось развернуть ее к себе, понять, что происходит, но Аль упрямо не реагировала на все попытки задать вопрос. Мактар не выдержал, дернув ее свободной рукой за плечо, заставляя посмотреть в глаза. Спрашивать перехотелось. И так все было очевидно, по крайней мере ему.

— Здесь должен быть спуск к воде, совсем недалеко. Он неудобный для людей, так что там никого нет.

Альхэ помотала головой. Вместо ответа она вцепилась в воротник Мактара, тяжело дыша и не поднимая лицо, не давая снова поймать свой взгляд. Цветущее настроение жреца стремительно таяло, как кусок льда, оставленный на солнце. Он осторожно притянул Альхэ к себе, мягко поглаживая по спине.

— Помнишь, что говорил Мин Иттрэй? Если хочется плакать — плачь.

— Не могу. Не получается. Где-то еще может и смогла бы, но тут мне постоянно кажется, что за мной смотрит Макху. Я понимаю, что превращаюсь в такую же равнодушную гадость, и мне становится страшно. Понимаешь, Мак? — она все-таки отпустила его рубашку, неловко отвечая на объятия. — Очень хочется плюнуть на все и не возвращаться. Меня пугает, что я могу вот так, почти спокойно, гулять и не думать о поисках Рея. Что я почти готова забыть его, словно по мозгам менталист прошелся. Хочется просто забиться в какую-нибудь нору…

— Что мешает? Мир большой, мы найдем, где устроиться. И, я скажу отвратительную вещь, но… Он уже один раз переродился, мы можем подождать следующего, — хотя в глубине души он прекрасно знал, какой ответ Аль сейчас озвучит.

— А еще, — протянула она, будто не слышала слов жреца, — Я боюсь за тебя. Совершенно по-человечески боюсь, так, что иногда не могу спать, просыпаясь и вслушиваясь в твое сердцебиение.

Он знал. В какой-то момент в голову пришла совершенно жуткая мысль самому прекратить эту длительную агонию, освободить Альхэ от груза в своем лице, развязать ей руки, дать возможность действовать без оглядки на что-либо. Вот только было подозрение, что еще одно затмение ее просто погубит. Одна только мысль о том, что Аль некому будет вывести из этого отвратительного состояния, удержать ее, была противна. Как и собственное малодушие. Умереть легко, особенно когда даже дыхание болезненно и сложно. А вот убедить себя жить — задачка не из простых.

Мактар для себя решение нашел. И пусть Альхэ и утверждала — убеждала сама себя — что прошлое осталось позади, что она не собирается взваливать на себя даже нелепую гибель преобразователей в Башне, он не хотел вешать на нее еще и этот груз. И даже самому себе не признавал той призрачной надежды на спасение, которая шевелилась в нем, когда он заглядывал через плечо преобразовательницы в ее расчеты.

— Пойдем. Ты сюда отдыхать приехала, а не накручивать еще сильнее. Ничего за неделю не случится, и мир не рухнет, никто не умрет…

— Все-таки ревнуешь…

Аль дала себя увести, усилием воли не возвращаясь к воспоминаниям у жизни до Хиллоки. Выходило средне. Ладно, если честно, то выходило откровенно паршиво, но моральных сил еще хватало на удержание лица. Мактар мурлыкал что-то бессмысленно-успокаивающее, но и сам «радовал» глаз потрясающе подавленным видом. Альхэ резко развернулась к нему, под прикрытием поцелуя заодно наполняя накопитель, который вживила ему недавно, не жалея сил. Резкий отток магии уменьшал шансы, что она все-таки сорвется и натворит глупостей, и одновременно с тем чуть улучшал состояние Мака.

Невеселые мысли вильнули в сторону недавних событий, заставляя вспомнить Эттера. Тот ведь прожил достаточно долго на накопителях, так что и у Мактара есть шансы. Хотя, конечно, перспектива не слишком приятная, да и нормальной жизнью это назвать нельзя. Существование, вот что это. Можно пойти по тому же пути, что и с Энху, вот только Мактар — жрец, преобразователь-полукровка, это усложняет задачу в разы. Сможет ли она сейчас прыгнуть выше собственной головы, превзойти саму себя? Без своей привычной лаборатории, без алхимиков и источника силы под боком? Альхэ очень в этом сомневалась, шансы на благоприятный исход, и без того невеликие при создании разумной химеры, и вовсе стремились к условно-положительным значениям. Рисковать лишний раз не хотелось. Но если не рискнуть — даже с призрачной надеждой можно распрощаться. Вот только готов ли к этому он сам?

Отвечал Мактар охотно, игнорируя ощутимые кожей взгляды местных. Разбираться в их окраске не хотелось, как и отвлекаться от Альхэ. Разумная часть жреца давно успела его самого похоронить, оставалось только получать удовольствие от происходящего, пока не закончится отмеренное время.

— Интересно, если я избавлюсь от Макху, а потом доберусь до забывшей свои обязанности как божества Виттор, тебе станет легче?

— Легче не станет тебе, Аль, — он аккуратно убрал за ухо выбившуюся полуседую прядь. — Ты вспыльчива, ты можешь быть жестокой — в запале, этого не отнять, но только что в запале. У тебя рука не поднимется избавиться от нее.

— А то, что я сожгла старый Хиллоки, тебя не смущает?

— Это была Энху. Не ты. Ты просто ее не остановила — это другое. Люди бы сказали, что и это не самый лучший поступок, но все же это совершенно иная категория, скажем так, — он пожал плечами.

Альхэ попыталась представить, что ощущала бы, если б после возвращения из деревни им не встретился Макху. Воображение буксовало, но какой-то противный осадочек в душе все же образовался. В то время она считала месть прекрасной целью в жизни, тем более, что до Макху еще добраться надо, так что занятие на столетия было обеспечено. На вопрос «А что дальше?» она бы ответа не дала. И сейчас бы с радостью откладывала бы тяжелые мысли на другой день, вот только любой другой день мог стать последним или для Мактара, или для смертного Рея. И, положа руку на сердце, она признавала, что второе перенесла бы легче. Потому что, как сказал Мак, у него были прекрасные шансы на перерождение.

Как-то на краю сознания постоянно маячила эта мысль, она осознавала, то Майерс рано или поздно снова уйдет на новый круг и не слишком терзалась по этому поводу. Человеческие жизни скоротечны, но и промежутки между их переходами из жизни в жизни невелики. По крайней мере, так считали человеческие маги, и они, вероятно, понимали в природе себеподобных гораздо больше, чем она. А вот уход Мактара… Это была бы проблема совершенно иного порядка.

И дело даже не в собственном эгоизме.

Аль прекрасно понимала, что она эгоистична — а кто нет? Особенно среди их расы? — и даже не пыталась скрывать, хотя последние месяцы несколько сгладили этот угол, очеловечили ее. Вот только Мак был последней связью с прошлым, с тем временем, когда она была полны сил, неплохо себя контролировала, а мир вокруг в целом был весьма приятен для жизни. Тогда в храме, очнувшись среди колец огромного змея, она на миг испугалась, что осталась совсем одна. Что бы она делала, действительно оставшись без поддержки в изменившемся мире — Альхэ представляла очень слабо.