— Ну что… За скорое воссоединение Эттера с предками?

— Странный тост. Хотя… В его состоянии это, кажется, будет избавлением, да?

— Именно.

— Тогда, за скорый его переход!

Стукнули стеклянными боками друг о друга, отхлебнули, снова замолчали. Рей встряхнул потяжелевшей головой и неожиданно произнес:

— Иттрэй не был изначально чистокровным.

— В смысле?

— Помнишь, вы мне рассказывали про ритуал «выжигания», якобы давно утерянный? Ну, не якобы… Из живших при нас в Башне его знала только моя мать и все. Что тебя вообще на такое умозаключение натолкнуло?

— Я сравнил с тобой. По тому, как вы пользуетесь руками, это заметно. Если присмотреться. Мактар, возможно, не обратил на это внимания…

— Давайте честно, я все эти годы думал о других вещах…

— …а мне вот показалось странным. Ты тогда что-то резала, вторым мизинцем отодвигая лишнее. И это было очень, — он пощелкал пальцами, — естественно. У меня взгляд и зацепился. Это очень отличалось от твоего отца. А сейчас я вдруг понял…

— Это звучит логично. Как бы мне не хотелось это отрицать, но звучит очень логично.

Альхэ отхлебнула еще. Рей вполне мог быть прав, все-таки ему, менее вовлеченному, способному воспринимать происходящее со стороны, могли быть заметны детали, на которые они сами внимания и не обратили бы. Да и Мактар мог не заметить, что с жестами Иттрэя что-то не так, все-таки чистокровных он знал немного и не очень долго, а после их ухода из Башни сосредоточился на ней — от Аль не укрылась слишком уж похожая на нее саму статуя на малом алтаре.

И эта теория объяснила бы интерес Макху. Грешок всех преобразователей, особенно тех, кто пришел в Башню от людей — жажда силы. Алхимик исключением на этом поприще не был. Вот только Виттор Анктар, насколько Аль знала, всегда не упускала случая поддеть не в меру амбициозного полукровку. И, видимо, отказала ему в проведении ритуала. А тот и рад затаить обиду, отыгрываясь на ее потомках.

Альхэ потерла ледяными руками горящее лицо. Надо как-то это решать. И чем быстрее, тем лучше.

*

— Он ведь не мог пропасть? Мак, он же всегда на связи… А если с ним что-то случилось? Ласс ведь на Макху работает, вдруг с Реем что-то случилось?

— Ты думаешь, он готов воспользоваться потомком ради чего бы то ни было?

— Посмотри на того, кто его воспитывал и подумай! — она резко развернулась к жрецу, хлопая влажными ресницами.

— Аль… С ним все будет хорошо. Я в этом уверен. Если хочешь, мы можем написать письмо Мин Иттрэю, тот не откажет в помощи. По крайней мере, лезть к Лассу с шансом попасться Макху — глупо. Без посторонней помощи — так точно.

Преобразовательница кивнула, признавая разумность доводов. Мактар после встречи с Эттером словно немного пришел в себя и, кажется, сделал что-то, что пришлось по душе его покровительнице, потому что силы к жрецу начали возвращаться, что не могло не радовать.

Едва почтовая химера упорхнула, унося записку за пределы Хиллоки, в дверь постучали. Стоящий на пороге преобразователь смотрел на них пустыми глазами, позволяя четко понять, что в этот момент Макху полностью контролирует сына, словно тут искуственно созданная зверушка, а не его плоть и кровь.

От услышанного Аль готова сорваться в лес хоть сейчас, так что Мактару приходится ее встряхнуть, рискуя напоротся на острый наконечник на хвосте, но преобразовательница берет себя в руки. В любом случае, им необходимо будет проехать мимо жилища Иттрэя, так что без предупреждения они в храм при Башне не выдвинутся. Альхэ мысленно тянется к химере по протянутой между ними магической связи, передавая той несколько коротких слов. Связки позволят птице их воспроизвести и с отцом они не разминутся.

Мактар, заводя автомобиль, ругается сквозь зубы — не потому, что ему все-таки пришлось сесть за руль, а из-за влезшего в святилище Макху. Очень хочется верить, что Мин Виттор все-таки дотянется до него, хотя что-то подсказывало, что в этот конфликт аирани влезать не будет, даст им разбираться самим. И это его не радовало.

Весь путь Аль воспринмала обрывками, ощущая, как стремительно теряет контроль над собственным даром, так что все силы уходили теперь на удержание себя в руках, потому что пешком идти через город к лесу ей явно не хотелось. Тихие слова Мактара и то и дело ложащаяся на колено теплая ладонь немного снижали тревожность, но ничего не могли поделать с жаждой крови, которая сочилась из нее при каждом вздохе.

— Аль, я понимаю, что ты переживаешь, но твой фон мешает вести машину… Экономь силы, тебе еще Макху рожу бить.

— Думаешь, получится? — спросила она, сжимая пальцы жреца.

— Уверен. Даже если не сама — не думаю, что Мин Иттрэй откажется подержать его связанным и не даст тебе шанс выпустить пар.

— У меня очень плохое предчувствие, — выдохнула Альхэ.

— У тебя оно хотя бы есть, значит, инстинкт самосохранения тебе все-таки не чужд, — хохотнул жрец.

Плохо было другое, сомнения по поводу исхода сегодняшнего вечера терзали и его, нос то и дело щекотал фантомный запах крови, что само по себе не добавляло оптимизма. Гадать, кого же они сегодня проводят к предкам, не хотелось. Можно, конечно, убеждать себя в благоприятном исходе, но у преобразователей не бывает хорошего финала. Как будто судьба заставляет их расплачиваться за все блага, которыми они пользуются по жизни. Но главным сейчас было успокоить Альхэ.

Иттрэй ждет их на крыльце и, едва они выходят, срывается в лес. Молча, не говоря ничего, только передает Мактару обрывистый образ лабораторного журнала, спрятанного в этом убежище, который ему нужно забрать, если Анктар-старший по какой-либо причине не вернется сам. Жрец хочет что-то спросить, но получает только хмурый взгляд в ответ. Где-то рядом Альхэ едва не падает, споткнувшись о корягу, но хвост помогает выровнять шаг.

У бывших стен Башни преобразователи останавливаются, переводя дыхание. Аль уже откровенно трясет, но она старается не показывать виду, только белые волосы выдают, что еще чуть-чуть — и она сорвется. И в этот раз срыв будет страшнее, чем любой из тех, что были раньше.

— Я очень прошу вас обоих не лезть вперед меня.

— Я жрец, мне в храме практически ничего не грозит, — пытается возмутиться Мактар.

— Пока Виттор к тебе благосклонна — да. Не грозит. Кто знает, в какой момент она передумает? Так что тоже не высовывайся лишний раз.

Иттрэй первым шагнул в ворота, кожей ощущая, как Башня отторгает его, заявившего на нее права, но по сути дела — самозванца, стоящего между ней и последней чистокровной. Все-таки у шестипалых по мнению псевдо-разумного источника были свои привелегии.

У дверей храма они на миг замирают, а потом Анктар-старший все-таки проходит внутрь, ежась от потустороннего холода, чуждого как людям так и преобразователям, и в целом этому миру. И даже то, что Виттор Анктар родилась тут, не ослабляет давления магии. Когда-то он слышал — и как бы не от самой аирани — что храмы могут в какой-то момент стать проходом домой, раз уж таковой в подземельях Башни уже не работает. хотела ли она вернуться в мир прародитель, о котором слышала из первых уст? Что-то ему подсказывает, что нет.

С единственного подсвеченного витража на вошедших смотрят близнецы Иррэй и Онна, беловолосые, шестипалые, похожие друг на друга как отражения в зеркале, разве что он — чуть выше. У алтаря — четыре фигуры. Человек в полумраке принял бы их за статуи, но вошедшие преобразователи ощущают, как те фонят жизнью, да и Рея Альхэ учуяла сразу, как открылась дверь. Зверь внутри недовольно ворчит, как же, на его собственность кто-то посягнул. Хвост раздраженно дергается, со скрежетом проходясь по каменному полу.

У Майерс лицо в крови, но не от удара, а как будто бы от ментальной атаки. Рей поднимает на нее взгляд и Аль осознает — он почему-то все помнит. Потому что ни Рей Майерс, ни Антар Дженталь никогда так не смотрели. Глаза напротив принадлежат Энху. Энху в тот последний миг, когда тело химеры еще не успело осознать собственную смерть, в тот краткий миг между отсечением головы и падением на землю.