В глазах потемнело, ведьмак перевернулся и попытался встать на четвереньки.

Мощный удар ногой в живот снова подбросил его вверх, Киган все же не растерял свои силы до конца. У Сарета потемнело в глазах, к горлу подступил тот самый кусок хлеба, съеденный в порту. Когтистые пальцы схватили за воротник куртки и медленно подняли на ноги, быстро перехватили монстробоя за горло.

Дышать стало очень тяжело, пальцы сжимались все сильнее. Сарет висел в его хватке, едва касаясь носками новеньких сапог пола. Хрустели шейные позвонки. Где-то на задворках разума мелькнуло, что ноги то до сих пор сухие, он весь мокрый на сквозь, даже на затылке, что течет за шиворот. Эх, все-таки хорошая обувь у местных докеров.

Окровавленная пасть Потрошителя приближались к его лицу. Казалось она движется так медленно, что Сарет успеет сосчитать все оставшиеся зубы твари. Внезапно пришла странная мысль в голову, особенно зная, что сейчас станешь ужином для голодной твари. Интересно, а Рита проснулась или еще спит? Когда он уходил, она сопела в его подушку, даже похрапывала. И не вертелась, когда он собирался. Ну хоть безопасное будущие под покровительством нового теневого хозяина порта он ей обеспечил.

Послышался чмокающий звук, будто в пшеничную кашу опустили ложку, и внезапно хватка исчезла. Исчезла так резко, что Сарет упал на колени. Ведьмак не понимающе поднял голову вверх, чтобы понять, что происходит, и увидел, как из середины груди Потрошителя появляется дюйм за дюймом клинок его меча. Проклятый с изумлением смотрел на это, словно видел чудо, попытался коснуться клинка уцелевшей рукой, а затем медленно обернулся, так и оставшись с торчащим мечом в груди.

Меррон стояла перед ним, ее глаза были испугано распахнуты, руки так и остались поднятыми, как будто продолжали сжимать рукоять меча. Как и Киган до этого, городовая была одета в обычную одежду темных цветов, только абордажный палаш был при ней.

Киган сделал к ней шаг, поднимая руку, желая дотянуться до ее горла, и Сарет нашел в себе силы, все еще благодаря «Пурге», вскочить на ноги. Он резким движением выдернул свой меч из тела твари и с широким замахом одним ударом снес тому голову, которая улетела куда-то под балюстраду, там отскочила от те самые мешки с морковью и затерялась где-то в темноте.

Обезглавленный Потрошитель с мгновение стоял не подвижно, потом вверх ударил фонтан крови и тело повалилось на бок, как срубленное хилое деревце. Левая ступня подергивалась в судороге, шлёпая по бурой луже, образовывающейся вокруг трупа.

— Что ты здесь делаешь, Меррон? — черные глаза не моргая сверлили стражницу.

Калвах перевела завороженный взгляд с мертвого чудовища на ведьмака и испугано прижала ладони ко рту, чтобы не вскрикнуть.

— Да, не спорю. Я никогда не был красавцем, ну, а в данный момент и подавно, — попытался пошутить ведьмак, взял пучок соломы с земли и вытир лезвие от крови твари, — Так что ты здесь делаешь? Еще скажи, что слушалась приказа Бойда?

Старшина второй статьи неуверенно кивнула, вновь посмотрела на труп.

— Устала ждать, — указала пальцем в труп, — А кто это? Ты видел его человеком?

— Киган, — ответил Сарет, вложив меч за спинные ножны.

— Что? — она с ужасом уставилась на Сарета, — Что ты несешь?

— Хочешь верь, хочешь нет, — отмахнулся ведьмак и отправился искать голову, чтобы предъявить ее в качестве доказательства алькальду.

Возглас боли окрестил внутренности склада. И боли не физической, а душевной. Меррон бросилась к своему бывшему напарнику, упала перед его телом на колени, не особо заботясь, что прямо в кровь. Брызнули слезы, тело содрогнулось от рыдания.

— Ты чудовище, ведьмак! — голос ее надрывался от крика, — Ты убил его! Ты говорил, что Потрошитель проклят! — кричала девушка, — Ты же мог его расколдовать!

Ты же мог его расколдовать, передразнил ее в мыслях Сарет. Он нашел голову, та глядела на него одним глазом словно с каким-то укором, и он обернулся к стражнице, которая почти лежала на груди чудовища и трепала его, будто пытаясь его разбудить. Она почувствовала его взгляд, посмотрела на него, и во взгляде была только ненависть и боль утраты дорогого ей человека.

Единственного дорогого.

— Что ты смотришь, мразь? Ты выбрал самый легкий путь, ублюдок! — охрипла Меррон, — Ты простой убийца… — последние слова она прошептала, после того как зарылась лицом тощую грудь Потрошителя, но Сарет прекрасно слышал ее, — Нет, ты не убийца…Это я убийца…я убила его…я убила… убила…

Ведьмак сдернул какую-то тряпку с ящиков, завернул голову Потрошителя в нее, и вышел под морось, оставив Меррон одну с ее горем.

Он ничего не мог ей сказать.

Да и не хотел.

На следующую ночь Амбрехт не спал. Новость, что ведьмак убил чудовище разнеслась быстро, едва ведьмак доложил алькальду о выполненном контракте, и город кутил на всю удаль. Комендантский час был снят, а голову отвратительной твари выставили на всеобщее обозрение горожан, насадив на жердь у крыльца участка. Каждый мог подойти и полюбоваться мордой Потрошителя, но в связи с тем, что любой уважающий себя амбрехтец пытался потрогать или кинуть в нее тухлый помидор, алькальд был вынужден выставить пост возле нее. Голову необходимо было сохранить до возвращения бургомистра, к которому глава городской стражи отправил гонца, чтобы тот успел перехватить того на обратном пути и возвратить храмовника, если конечно его отправила в помощь беторская командория.

Небо и не думало смилостивиться над горожанами, обрушило на головы людей еще более мощнейший ливень, чем был до этого. Улицы и проулки превратились в настоящие реки, норовя сбить прохожих с ног, неся в своих потоках грязь и мусор. Однако подобная неприятность не могла испортить радость обычных горожан, которые почти больше месяца жили в страхе перед Потрошителем, а некоторые и больше. Боялись носа показать из своих лачуг, и работали на складах на свой страх и риск, потому что кормить близких надо было.

Но сейчас они веселились.

Праздные песни орались отовсюду, пьянчуги шатались по улицам, даже не прикрываясь от дождя плащами, уличные и портовые шлюхи работали в закоулках, бордели же давали двойную скидку под своей крышей. Трактиры тоже не пустовали, места многим не хватало и постояльцы пили прямо на крыльце заведений, куда им и выносили половые выпивку. Хозяева не успевали наполнять кубки и кружки пивом и вином, жарить мясо и тушить овощи.

Меррон Калвах, без одного дня главный старшина стражи портового контроля Амбрехта, брела сквозь толпы гуляк, никого не замечая вокруг себя. Несколько людей, которых она задевала плечами хотели ее остановить, чтобы набить морду наглецу, но вовремя узнавали, кто перед ними кутается в плащ и отступали.

Мысли Меррон были далеко. В том самом брошенном амбаре, принадлежащем разорившемуся купцу из Ахада. В то мгновение, когда она увидела худую спину твари, схватила ведьмачий меч, такой легкий, словно голубиное перышко и пронзила насквозь чудовище, которое было ее лучшим другом.

Зачем она это сделала? Тогда это был единственный верный шаг, как она думала, но потом стражница жалела о сделанном ею выборе. Ведь если б Калвах не ослушалась Бойда и не пошла в порт, то все могло закончиться иным путем. Но по другому она не могла поступить. Киган сам выбрал свой конец.

Трактир «Домашний волк» был любимым заведением не только ее, но каждого стражника Амбрехта. Именно его городовые облюбовали в качестве своего личного питейного заведения. Кроме Кигана, но ее покойный друг вообще предпочитал заведения и развлечения несколько другого характера. Он любил драки, а в «Домашнем волке» стычек между стражами быть не могло. Меррон остановилась перед крыльцом трактира, над которым висела на цепях вывеска, с нее водопадом стекала дождевая вода. Большой серый волк, сидящий на задних лапах и положивший морду на колени пожилой женщине в кресле-качалке.

Чувство, что на нее смотрят пришло внезапно и резко. Причем не просто мимолетно посмотрели, а настойчиво буравили затылок. Меррон быстро обернулась, скользя глазами по деревянным домам, в окнах некоторых еще горел свет и их хозяева не торопились выходить праздновать, по темнеющим щелям между зданиями, по лицам прохожих. Рука откинула плащ и легла на рукоять эфеса, капюшон сбросила с головы. Ежик каштановых волос мгновенно намок, дождевые капли потекли за воротник форменного камзола, но стражница продолжала искать источник наблюдения. Годы службы на флоте не могли ее подвести, и если она чувствовала чужой взгляд, значит он был на самом деле. Так она и стояла у крыльца, пока шрам на лбу не покраснел и не заболел, а потом и чувство это пропало, словно глядевший на нее взял и ушел. Все еще не веря, что следивший оставил ее, Меррон очередной раз окинула ближайшую местность взглядом, и, сплюнув, вошла в трактир.