Он развернул ладонь, согнул пальцы внутри неё вперёд, к животу, с бóльшим нажимом лаская то сладкое местечко спереди, и Галадриэль не выдержала — пронзительно вскрикнув, она кончила ему на руку и в рот, и он слизнул эти капли, упиваясь вкусом. После этого он убрал руку, расстегнул и снял бриджи. Несмотря ни на что, она будет наслаждаться этим каждый раз. Он об этом позаботится.

Опустившись на колени позади Галадриэль, он той же рукой, что была внутри неё, обхватил член и приласкал себя по-быстрому, убеждаясь, что готов настолько, насколько необходимо, — а затем толкнулся. И она сжалась и затрепетала, и с губ её сорвался пьянящий блаженный вздох. Она подалась бёдрами назад, насаживаясь до отказа, и, очутившись так глубоко в ней и жаждая насладиться моментом, он именно тогда вдруг понял, что для Моргота это выглядит слишком обоюдно. Поэтому он подхватил цепь, что свисала с её ожерелья, и потянул на себя.

Не настолько резко, чтобы сделать больно, но достаточно сильно, чтобы она подняла голову. Последовали мучительно приятные удары бёдрами в бёдра, что раз за разом отправляли пульсирующий член до упора, а Галадриэль, тяжело дыша, громко вскрикивала на каждый толчок. Свирепость его движений маскировала то, как она подавалась обратно, охотно встречая его рывки, — и Моргот не заметит, не поймёт. Она вцепилась в платье на полу, стараясь противостоять шоку удовольствия, что пронзал её тело толчок за толчком.

Он ускорялся, пока она не завопила — и он не смотрел, доволен ли Моргот. Саурон пытался сосредоточиться на ней — на ощущении густого, скользкого жара, когда её мышцы стиснули член и она мощно кончила. Потом она обмякла под ним, ноги и руки ослабли и стали разъезжаться, но он продолжал вбиваться до конца, пока её тело не омыло ещё одной волной шока, и ещё одной, и ещё, пока её наслаждение не потекло на пол.

Сладкое освобождение настигло его и ослепило, и он едва не рухнул на Галадриэль, еле успев ухватиться за её спину и выровняться.

— Ты молодец, Майрон, — сквозь плотный туман в сознании донёсся до него голос Моргота. — Позаботься, чтобы она поскорее понесла. Я устал ждать.

От смысла сказанного всё обращалось прахом, и Саурон закрыл глаза.

Что вообще могло быть адом, если не это?

*

Это случилось много раз и многими способами. Моргота, казалось, подпитывали их бесчестье и позор, и чем краснее были их щёки после, тем лучше. Однажды Саурон ковал в кузнице оружие, и жар от него, должно быть, овладел им. Он глубоко задумался, поглощённый работой. Галадриэль сидела за столом в паре метров от него, когда из расплавленного металла вырвалась яркая искра — но окрашенная не так, как полагалось бы обычной искре. Поражённый и растерянный, Саурон из любопытства провёл рукой по этому месту в воздухе. Искра вернулась — и на этот раз она подчинилась его воле.

От осознания у него загорелись глаза. Что-то происходило. Его магия, его сила — это возвращалось.

И в тот самый миг, словно эти два события сплетались воедино, Галадриэль за столом сделалось плохо и она сложилась пополам. Он резко обернулся и посмотрел на неё. Она подняла лицо и встретилась с ним взглядом. В глазах её читалось страдание.

— Кажется, я ношу дитя, — призналась она мягко, хотя голос дрогнул от страха. — Меня тошнит уже какое-то время.

Он уронил инструменты. Ему бы тоже испугаться, но он был на удивление спокоен. Он подошёл, опустился рядом с ней на колени, взял её руки в свои и крепко сжал.

— Всё будет хорошо, — успокоил он, и лицо её исказилось от боли.

— Откуда тебе знать? — спросила она резко, страшась худшего — для них, для их ребёнка.

Он дотянулся и нежно взял её лицо в ладонь.

— Не переживай, — сказал он, вспоминая искру над раскалённо-красным… и что это для него означало. Губы растянулись в тонкой улыбке, наполняя глаза неестественным светом. — Я кое-что придумал.