Саурон остановил заточку и облокотился на камень.

— Да, я. Ещё есть, что добавить?

— Ты подлый… — Её прекрасное лицо исказилось, она сглотнула ком в горле. — Ты ничего от меня не получишь! Держись подальше, иначе отрежу…

— Нет нужды в угрозах, — сказал Саурон, убрал клинок в ножны и поднялся. — Я тебя не трону. Без твоего на то разрешения. — Он посмотрел на неё многозначительно. — Понятно?

Не похоже было, чтобы Галадриэль поверила. Она вновь окинула комнату взглядом.

— Зачем тогда ты сунул меня сюда?

Саурон глубоко вздохнул. Это будет долгий разговор, ведь она ему не поверит.

— Не я. Моргот. Ты в моих покоях лишь потому, что это был бы или я, или его уроды. Ты предпочла бы их?

Миг она молчала.

— Ты и есть один из его уродов.

Он кивнул на это, поджав губы.

— Ладно, вставай тогда. — Он подошёл к ней, протянул руку. — Отведу тебя к ним.

Галадриэль уставилась на его ладонь. И не двинулась с места.

— Нет, — бросила наконец.

Он кивнул вновь, но на этот раз его губы скривила обида. И ею же пылали его глаза, когда он наклонился к Галадриэль.

— Тогда хватит пенять на меня.

Он тут же отстранился, не желая напугать ещё сильнее — она и так дрожала всем телом, и уж наверное от страха. Он мог представить себе её мысли, и когда отважился мимолётно заглянуть в её разум, увиденное ему не понравилось. В сознании вспыхнул промельк их двоих в неистовом объятии-схватке, и его замутило. Так вот как она о нём думала? Кулаки сжались сами собой.

— Усмири свои мысли, Галадриэль, — бросил он через плечо. — Как уже сказал, я не трону тебя без разрешения. Кровать твоя. Я останусь на полу.

Он сделал паузу, раздумывая над тем, что ей рассказать, но какой смысл что-то утаивать? Они оба пленники. Почему не быть с ней настолько честным, насколько возможно?

— Ты здесь лишь потому, что Моргот угрожал отдать тебя своим тварям на поругание, а я был бы вынужден за этим наблюдать, если бы отказался взять тебя в награду за своё возвращение в рабство, — проговорил Саурон глухо. — Твоей неизбывной боли я предпочту твой гнев. Так что валяй. Злись, но не забывай об этом.

Потом он ушёл — ибо слишком много искренности выплеснулось за раз и признавать это было невыносимо. Не то, чтобы это давало ей какую-то власть над ним. Ни у одного из них не было здесь власти, да и Моргот в любую минуту мог передумать. Над их головами угроза будет висеть всегда, и всё прочее было неважно. И он ничего не мог сделать, чтобы это изменить. Как и она.

Долгое время Галадриэль молчала. Биение её сердца замедлилось — он слышал его даже с другого конца комнаты. Там, где он стоял, в скале зияло широкое отверстие — огромное окно, что тянулось во всю стену. Облокотившись на карниз, он смотрел на каменоломни внизу. Работа кипела. Куда ни глянь сновали всевозможные твари, ответственные каждый за свою копь или приспособление, повсюду пылали факелы. Все они пребывали в полнейшем неведении, что он на них смотрит.

— Как ты намерен поступить со мной, — спросила она требовательно из-за его спины, — раз я дана тебе в награду?

Саурон поневоле задумался, как на это ответить, но само решение он принял ещё в тот миг, как согласился на требования Моргота. Он не оглядывался — не хотел видеть выражение её лица. Она ему не доверяла. Он это знал, и он не ожидал, что она просто возьмёт и доверится теперь, когда они опутаны, стянуты вместе против воли.

— Буду тебя защищать, — сказал он, — чем смогу.

Единственный ответ, который имел смысл. И она не обязана ему верить.

Он всё равно это сделает.

*

Недоверие Моргота росло день ото дня, и, дабы развеять его сомнения, приходилось притворяться. Саурон долго трудился в кузнице, мастерил серебряное ожерелье с алмазами. Оно вышло грузным, роскошным и прекрасным. К ожерелью он выковал длинную тонкую цепь с браслетом на конце — на свою руку. Сойдёт за поводок. Мерзкое прикрытие. Но Моргот оценит. Это отведёт от них его глаза, взгляд которых Саурон чувствовал на себе постоянно. Нельзя было допустить, чтобы Моргот решил, что его слуга… что его рабы не выполняли то, что от них требовалось. «Пёс», сказал он. «Потомство». Какие гадкие слова! Они же не собаки!

Саурон, верный своему слову, Галадриэль не трогал — во всяком случае, не в этом смысле. Ладонь на предплечье здесь и там. Рука, протянутая ей, чтобы помочь спуститься по крутой лестнице. Однажды она поранилась, и он обработал порез. Он спал на раскладной койке в другом конце комнаты, она — на кровати. Он держал слово, и Галадриэль начала расслабляться. Иногда они вели беседы. Иногда он даже смел надеяться, что ей по душе его общество. Их положение было ужасным, но они извлекали из него столько пользы, сколько могли, ибо лишь друг другу они могли здесь верить. И мало помалу он приходил к выводу, что она начала ему доверять.

Он принёс ей ожерелье, завёрнутое в ткань и туго перевязанное. Галадриэль с опаской взяла свёрток в руки. Посмотрела, опять подняла взгляд к его глазам.

— Что это?

— Подарок, — ответил он. Заметив, что она медлит, не зная, открыть или нет, он подбодрил: — Ну же. Оно не укусит.

Галадриэль прищурила глаза. Она больше его не боялась и не сердилась на него. Здесь, в этом аду, у них завязалось некое подобие дружбы.

Благодаря которой он пока не лишился рассудка.

С тихим вздохом она взяла свёрток и села. Развязала ленту, потом развернула ткань и ахнула, глядя на мерцающее украшение. Изящно наклонилась, подцепила пальцами и подняла инкрустированное самоцветами ожерелье, чтобы рассмотреть получше. Тогда длинная цепочка упала на пол, и Галадриэль опустила глаза и проследила за ней взглядом. Та была больше метра в длину, и она сразу же уставилась на Саурона.

— Что это? — потребовала она ответа с намёком на ярость в голосе.

Он присел напротив.

— И подарок, и прикрытие, — признал Саурон. — Он следит за нами. Думаю, он планирует вмешаться. Если ты наденешь это, он расслабится. — На миг Саурон остановился и подумал, как же ему от этого тошно. Как ненавистно ему это. Не только гнев в её голосе, но и обида в глазах. Это было дурно по отношению к ней, и он это знал. — Ты не обязана, если не хочешь, конечно. Просто я боюсь того, что он может с нами сделать, если узнает.

— Узнает о чём? — спросила она напряжённо.

— Ты как думаешь? — бросил он в ответ, хотя и без злости. — Считаешь, он отдал тебя мне в награду, чтобы мы стали друзьями, Галадриэль?

Она не шевельнулась.

— А кто мы? Друзья? — выпалила, дерзкая, как всегда. И он бы солгал, сказав, что не любит в ней именно это.

Он замер от одной мысли об этом, не зная, что сказать дальше.

— Разве нет?

Теперь молчала уже Галадриэль. Она ещё раз взглянула на ожерелье и опустила его обратно в тряпицу.

— Возможно, — прошептала она, — странная участь, на которою нас обрекли, не дала нам иного выбора.

Он сглотнул ком в горле. Это был почти что тот ответ, который он ожидал услышать — и довольно.

— Наденешь?

Она долго безмолвствовала.

— Я подумаю, — сказала, заворачивая ожерелье.

— Но не слишком долго, — предупредил он. — У нас заканчиваются варианты.

— Пока что он ничего нам не сделал, — возразила она, встретившись с ним взглядом.

— Это не значит, что так будет всегда.

Она отвела глаза. Не удостоила его предупреждение ответом. Она не боялась так, как следовало бы, и до добра это не доведёт. Он надеялся, она всё же образумится и примирится с необходимостью слегка унизиться, отведя этим беду от них обоих.

Но Галадриэль была горда. Меньшего он от неё и не ждал.

*

— Да не так надо, — раздражённо проговорил он, указывая на светящийся красным изгиб раскалённого металла. — Бей молотом и высекай сбоку, прямо вот…

— Я знаю, что делаю… — громко огрызнулась Галадриэль и поправила в руке молот. И глубоко вздохнула. — Дай секунду. Жар глаза застит.

Саурон встал сзади, положил свои ладони на её, чтобы верно направить.