Мерный покой усыплял, казалось, что даже солнце светит сонно. Но когда раздался громкий всплеск, Рейнард моментально подскочил на ноги, быстро оглядываясь как гончий пёс. Увидел, что девочка оказалась в воде и понял: Кирса поскользнулась на одном из гладких камней у кромки воды. Не вскрикнула, это бегущий к ней дядя отметил мимоходом. Он испугался, что ту может начать сносить течением, однако разглядел, что та достаёт до дна, и вся опасность ситуации свелась лишь к досаде, лёгкому уколу страха да промокшей одежде. Девочка вставала на ноги, растерянно и виновато взглянула на него.

— Рейнард, — она часто дышала, пытаясь осмыслить, как так подскользнулась и что делать дальше, — прости. Я нечайнно.

— Моя маленькая, не переживай, — попытался успокоить её подбежавщий юноша, прошёл к ней по воде и поднял за подмышки, понёс к берегу повыше, где росли кусты. — Ничего страшного не случилось вовсе. Гантрам! Дуй сюда!

У самого сердце сжималось при виде той слабости и открытости, замешательстве Кирсы, от того, как она потянулась к нему. Вся мокрая, уже дрожала от холода и лёгкого ветерка. Вода в реке была действительно прохладной. Одежда прилипла к ней, обнажая всю фигуру.

— Мы же не пойдём в замок? — спросила племянница, с тревогой вглядываясь в серые глаза парня. — Я не хотела вам портить отдых.

— Я знаю, что не хотела, — заверил её Рейнард и поставил на ноги за кустами, чтобы соратники не могли их видеть, начал умело расстёгивать её рубашку. — Не переживай об этом, сейчас тебя переоденем, и ты быстро подсохнешь на солнце.

Он впервые видел её наготу этого возраста, понимал, что это для него много лишнее. Но оставить Кирсу в мокрой одежде не мог. Не хотел, чтобы она заболела. И старался не взглядывать в её тело, хотя даже просто стягивая с неё рубашку, штаны, лёгкие ботиночки не мог не видеть эти черты, не мог не понимать, во, что они превратятся через каких-то пять или шесть лет.

Подошёл Гантрам и очень уж неоднозначно хмыкнул. Картина для него смотрелась не очень невинно. Но старший не подозревал чего-то излишнего, да и девочка, словно спохватившись, отвернулась к ним спиной, прижав руки к ещё ребяческой груди. Хотя от дяди она… не отворачивалась. И оба мужчины это отметили.

— Рубашку свою давай, — бросил Рейнард, стараясь отвернуться даже от бледной, миниатюрной спины.

— Свою дать не можешь, дядя Рейнард? — с полунамёком вернул наставник, но начал покорно снимать одёжу.

— В моей она будет сохнуть, а для начала её надо вытереть, — заявил Рейнард и протянул тому мокрые тряпки. — На солнце их.

— Всё равно высохнуть не успеют, — покачал головой Гантрам, принимая детские вещи, отдавая свою рубашку.

Юноша это понимал, но что ещё оставалось делать? Он принялся обтирать девочку, почти что не задумываясь, словно эти движения его успокаивали. Кирса и не возражала. И всё же… Её бельё оставалось на ней. Мокрое, сквозь, которое просвечивало лишнее.

— Держи, дальше сама, — Рейнард вручил ей рубашку Гантрама, заставил себя встать и снять свою, отдать. — Оденешь, а потом выходи на солнце.

И не дожидаясь чужих слов или действий, развернулся, пошёл обратно к берегу, где столкнулся со смеющимся взглядом своего дядьки. Отсчитав про себя до двенадцати, юноша протяжно выдохнул и пошёл к брошенной удочке. Старался думать о рыбалке и только о рыбалке.

Всё хорошо — он не сделал ничего плохого или предосудительного. Он всё же её дядя. И плевать, что для него этот поступок был… более многозначительным. Никто об этом не догадается. Он занял прежнее место, стараясь вернуть безмятежность и покой, отделиться от шебутных мыслей о Кирсе. Практически принуждая себя к этому. Это раздирало его: правильности и неправильность. Желание и благоразумие. Мысли о себе и мысли о ней. Как же долго ждать и терпеть, наступать себе на горло. Рейнард предполагал, что хотя бы к пятнадцатилетию племянницы просто рехнётся. Видеть перед собой невинного ребёнка, любимого именно как чадо. И одновременно видеть, любить… свою девушку, что должна принадлежать ему как женщина. Кирса тем временем осторожно вышла из кустов, и рубашка дяди ей доставала чуть выше колен, но в целом смотрелась сносно, не осуждающе. Она смущённо отнесла Гантраму его одежду и принялась осторожно ходить по залитым солнцем местам, позволяя лучами прогревать себя, мокрые, распущенные волосы. Потом девочка пристроилась рядом с молчащим Рейнардом и виновато понурилась в переживаниях за всю ситуацию. И парень приобнял её, даря поддержку, уверяя, что всё нормально, начал рассказывать про разных рыб, и вскоре та и вовсе забыла об инциденте.

Через ещё несколько часов, уже за полдень, они начали собираться в обратную дорогу. Одежда и обувь Кирсы ещё не высохли, однако это уже её не смущало. Она несла свои трофеи: приглянувшиеся пёстрые речные камушки, и спокойно шла босиком, гуляя по длинным корням, что выступали из земли. Выглядела довольной, как и мужчины, которые наловили достаточно рыбы и отдохнули в безмятежном покое. Гантрам завернул одёжку маленькой хозяйки в свою рубашку, закинул ворох на плечо вместе с удочкой. Летний лес начал наполняться жаром дня. В частых просветах листвы слабых деревьев устремлялись прямые солнечные лучи, оставляя пятна на земле и кустах, делая всю картину несколько пятнистой и очень светлой. И тем не менее, в некоторых зарослях, где разросся густой кустарник, таилась пугающая темень. Всё это Рейнард сейчас оглядывал взглядом опекуна и решил для себя, что в ближайшую неделю покажет Кирсе, где ей можно ходить в лесу, а где нельзя, чего надо опасаться. Наконец они вывернули на дорогу, по которой ездили лошади, показалась махина замка. Последнее, открытое расстояние преодолели в спешке, ибо солнце начинало откровенно припекать.

Одни понесли на кухню трофеи, другие отправились отдыхать, а Рейнард повёл племянницу в её комнату, однако, проходя мимо главного, центрального зала, они увидели Реджинальда и встревоженную Ксару. Старший брат заметил их:

— Ну вот, — муж погладил девушку по плечу и головой кивнул в сторону парочки, — она была с Рейнардом, как я и говорил. Не стоило и переживать.

Рассудив, что поговорить не лишнее, дабы сгладить потенциальные углы, юноша пошёл вслед за девочкой, что уже подбегала к родителям, начиная радостно делиться впечатлением от рыбалки. Те внимательно слушали, не перебивали, хоть женщина нахмурилась тому, что на её дочери не та одежда, какая была с утра. Зато Реджинальд восхищался и хвалил дочь за то, что у той получилось вытащить удочкой рыбу. Под конец Кирса обняла отца, потом мать и заверила её, что вечером она после урока с Корблом придёт пробовать новые причёски и поможет матери с волосами. Побежала к себе, оставляя троих старших в пустом зале.

— Ты мог бы предупредить, что заберёшь её с собой, — чуть возмутилась Ксара и села на скамью, сцепила руки, нервно поигрывая пальцами. — Вы вообще много времени проводите вдвоём. Но Рейнард, она же будущая девушка, ей нужно учиться вести себя и быть красивой.

— Она и так красивая, — небрежно пожал обнажёнными плечами юношам, а внутри напрягся: говорил ли в той сейчас голос материнства, чуявший, что внимание взрослого далеко не такое уж и невинное, или же та просто ревновала, беспокоилась. — Она же твоя дочь.

— Ты зря переживаешь, — Реджинальд положил ей ладони на плечи, начал успокаивающе гладить. — Ничего дурного, ей нравится с дядей. Ты же видела, с каким восторгом дочурка рассказывала о прогулке, о рыбалке? А рыбу она терпеть не может.

— И всё же, ей надо готовиться к будущему. Когда она выйдет замуж и уедет из замка, — Ксара подняла уверенный взгляд тёмно-зелёных глаз на мужа, потом на деверя. — Она должна быть достойной девушкой. А ты, Рейнард, потакаешь её упрямству.

— Ей это нравится, — ответил парень, едва ли не скрипнув зубами. — Ты слишком торопишься и хочешь быть хорошей матерью. Но пойми, будет лучше, если её муж будет принимать саму Кирсу, а не её происхождение и соответствующее поведение.