— Как же я тебя люблю, — прошептал мужчина, впиваясь ей в розовые губы, исследующе коснулся округлости грудей, чтобы не испугать девушку своей опытностью. — Ты моё сокровище.

Она несмело обняла его за шею, позволяя трогать себя, доверяясь и начиная млеть от его близости.

Платье скользнуло ещё ниже, и девушка отстранилась, вынырнула из юбок, оставаясь в одном белье, отползла и села повыше, чтобы им было удобнее. Рейнард же не спешил оголяться, прекрасно зная, что та начнёт переживать за то, что не стоит. Он отложил её свадебное платье в сторону, наконец разулся сам, потом приблизился к ней. Огладил лицо руками, любуясь, восхищаясь её чертами, ею целиком. И она смотрела в ответ точно так же, отдаваясь. Он мягко опрокинул её на спину, приник обнажённой грудью к её, продолжил ласкать, целовать, оглаживать. С каждой минутой всё более интимно, уже целовал и поигрывал с её небольшой грудью, да и она развела ноги, чтобы ему было удобней, лежать на ней, водила руками по его телу, несколько раз касаясь и его естества сквозь ткань, хотя ради этого ей пришлось тянуться. Девушка жестами тела указывала на места, которые отзывались приятностью, подсказывала мужчине, чего ей хотелось. Вскоре пришёл магический запах, знаменующий её готовность и достаточно сильное желание. Однако едва ли Рейнард обратил на него внимания — он уже был опьянён своей девочкой. Вкушал её, впитывал в себя каждую секунду этого особого, правильного наслаждения, что не мог сравнить ни с чем в жизни. Наконец он снял с неё последнюю одежду и изумлённо вскинул брови, чувствуя даже новую будоражующую волну. Кожа на лобке и ниже была гладкой, чистой. Он голодно посмотрел девушке в глаза, а та сквозь дикое смущение кокетливо улыбнулась:

— Я ещё что-то помню из того, что мне пыталась увещевать мать в прошлом году, — призналась она, явно довольная его неоднозначной реакцией. — А Гантрам так быстро раздобыл мне нужный мёд.

Рейнард пальцами коснулся это одуряющей гладкости, наготы в полном смысле этого слова, скользнул ниже. Она была уже достаточно влажной, но он знал, что она не сможет испытать в первый раз полного удовольствия. Не успеет ни привыкнуть к размеру члена, ни что-либо начать улавливать.

Забота об её наслаждении целиком висела на нём, хоть девушке уже и хотелось ощутить больше. Его это устраивало, он хотел ей подарить всё это. Когда он начал ласкать её пальцами, Кирса стыдливо отвернулась, зажмурилась. К такому прикосновению ещё нужно было привыкнуть, довериться. А когда спустя какое-то время расслабилась и даже откликалась телом, подаваясь навстречу, ощутила прикосновение влажное, более гладкое и приятное. Она дёрнулась, поскольку не ожидала того, что её начнут ласкать ртом, но Рейнард удержал её бёдра, даже приподнял их, сам сел, чтобы ему было удобнее. Удерживая выгнувшуюся девушку одной рукой, второй он помогал её ублажать. И когда смог поймать нужный темп и давление на клитор, добился тяжёлого, сбитого дыхания девушки. Она несколько раз пыталась отстраниться, возможно в стыде за своё удовольствие, но тем не менее когда оно достигло пика, чуть вскрикнула, дёрнула ногами, сжимая пальцы на ногах, а следом обмякла. Мужчина отпустил её и довольно оглядел: раскрасневшаяся, кровь уже прилила как следует не только к лицу; жадно хватающая ртом воздух и такая открытая. Он начал освобождать себя от штанов и белья. Кирса, восстанавливая дыхание заметила это, и села, потянулась рукой к его естеству. И Рейнард позволил ей себя потрогать. Опасливый интерес, но не страх. К тому же, она тоже хотела порадовать мужа, поэтому без стеснения, которое испытывала за прикосновения к себе, коснулась губами головки, провела языком.

Поводила, смачивая слюной, взяла в рот, стараясь не задеть зубами. Он испытывал блаженство не сколько от ощущение, а от того, что она сама решилась сделать это. Однако спустя несколько минут, Рейнард протянул руку к её лицу.

— Ты торопишься, — остановил ей мужчина, отстранил с довольной, предвкушающей улыбкой, наклонился поцеловать.

— Я что-то сделала не так? — встревоженно спросила она, когда тот оторвался от неё.

— Всё так, — заверил он её, снова опрокидывая на спину. — Просто я и так получу своё, а это может подождать. Ты восхитительна.

Она обняла его, но когда ощутила, как его член касается её там, всё равно напрягалась, сжала пальцы у него на спине, несильно впившись ногтями.

— Я постараюсь сделать не больно, — заверил её возлюбленный, — расслабься. Ты моя, Кирса, а я твой. Весь, целиком.

— И ты мой, и я твоя, Рейнард, — вторила девушка.

Он входил медленно, аккуратно, здраво рассудив, что лучше сдержанный дискомфорт, чем саднящая боль. А Кирса лежала под ним, тяжело дыша, срываясь порой на частые вдохи, но не морщилась от боли. Один только раз ему пришлось сделать толчок, и они ощутили тонкие струйки крови. Но и после мужчина входил постепенно, пока не дошёл до упора. Лёг на девушку, возобновляя поцелуи, поглаживания, ласки, чтобы та расслабилась, хотя бы привыкла к неприятным, новым ощущениям. А самому успокоиться от дикого голода, желания начать двигаться, чтобы поскорее получить разрядку и то особенное удовольствие от того, что Кирса теперь его вся целиком, во всех смыслах.

Он её мужчина. Он тот, кто сделал её женщиной. Заполнить весь тот голод, что он копил, отдать всё то, что он хранил. Наконец девушка качнула бёдрами навстречу, и он начал плавно двигаться, следя за тем, чтобы не сделать больно. А поскольку девушке ещё не было приятно от этих ощущений, то не растягивал процесс. Излился в неё минут через десять, когда почувствовал, что ему достаточно и что Кирсу это стало утомлять. Она тяжело дышала, как и он сам. Сердце бешено колотилось у горла, а удовольствие разносилось по телу негой, долгоиграющими раскатами.

— Я тебя люблю, мой Рейнард, — тихо отвечала она, устало перебирая пальцами его волосы. — Очень сильно. И теперь мы одно целое. И мы всегда будем вместе.

— Я люблю тебя, — шептал он, целуя её лицо, шею плечи, жадно прижимая к себе. — Люблю, моё солнце. Люблю.

Он перекатился на спину и привлёк её к себе на грудь, и она молча положила на него голову, слушая, как успокаивается сердце. Как стук его сердца звучит одновременно со стуком её сердца. Наполняло кровь и душу счастьем. Таким головокружащим, таким крепким и сильным. Словно всё по-настоящему встало на свои места.

Существовали только они вдвоём, как отдельный мир. Любовь и её жар. Мужчина перехватил её ладонь сжал, потом сплёл пальцы. Все слова сделались излишними. Они просто были, и их души пели друг для друга, вместе образуя нечто единое, слитое. Пролежали они так долго. Даже вторая волна похоти была не столь важна, как то, что они соединились до конца на совершенно ином уровне. Повторять они не стали, отложив это к пробуждению. Мужчина встал с кровати, налил воды, отнёс Кирсе, потом отпил сам. Плавно пошёл по периметру комнаты, туша свечи, светильники. Свет мерк. Шаг, ещё один. И их накрыла темнота, в которой рождено всё сущее. Рейнард вернулся к кровати и залез к девушке, что уже подняла одеяло, подбила подушки. Устроились вдвоём. Вместе, но чтобы не мешаться друг другу. Кирса прижималась низом спины к нему, но отогнула грудь и голову, чтобы не лезли волосы, Рейнард вытянул руку, чтобы гладить её макушку, пока не уснёт, позволил себе закинуть одну ногу на её. И колено касалось части её бёдра. Напряжённый день давал о себе знать, сон приходил быстро, даря умиротворение. Но засыпая они думали, что никогда ещё не были такими счастливыми, никогда не были такими живыми. Настоящими. Замок вместе со своими коридорами, углами, повторами, лестницами и тайниками погружался в успокаивающую темноту сна.