— Обычно до такой лажи скатываются только полные нищеброды! Им приходится заискивать перед первым встречным, чтобы хоть как-то свести концы с концами, — говорит он. — Я помню, каково это, и к такой жизни возвращаться не собираюсь.

— Могу только посочувствовать. Мне, к счастью, неизвестно, что такое нищета духа, — отзывается Рувим.

— Те, у кого за душой ни шиша, именно на это и уповают. Прямо как в Библии белых, где говорится, мол, кроткие унаследуют землю[36]. Только у меня для тебя новость, Маленькое Дерево. Не будет такого. Кротким не преуспеть в жизни. Никогда. Все решают деньги, и даже упертые традиционалисты вроде тебя это знают. Стоит лишь познать вкус хорошего кэша, и отвернуться уже невозможно.

— На твоем месте я бы поумерил амбиции, — говорю я ему.

— Сказал отшельник беднее самых нищих индейцев в резервации, — смеется Сэмми.

Я пристально смотрю на него, а затем перевожу взгляд на Гордо.

Владелец казино вскидывает руки.

— Эй-эй, только не пойми меня превратно! Я играю по вашим правилам, потому что вы машете у меня перед носом огромной пушкой, — он кивает на пса. — Но строить иллюзии глупо. Мир плевать хотел на ваши идеалы.

— И это ты говоришь после всего, что сегодня увидел?

— Допустим, майнаво действительно существуют, — пожимает Сэмми плечами. — Ладно, они застали меня врасплох, и я вынужден подкорректировать свою игру под их правила. Но за пределами резервации? За этими вот горами? Сколько этих ваших зверолюдей среди финансовых воротил или политиков? Да нисколько! А знаешь почему? Да потому что не дано им развивать и сотрясать наш мир. А иначе правили бы им майнаво, а не люди!

Я вспоминаю, каким напуганным Сэмми казался в ином мире — да он чуть в штаны не наложил. Зато здесь, когда за сосновой рощей высится его здоровенный охотничий домик — успешная реализация только одного из его проектов, — к нему вновь вернулось былое высокомерие.

Рувим кривится в глумливой ухмылке. Обычно такое выражение появляется на его лице, когда кто-то из его приятелей или учеников садится в лужу. А казиношник только что сморозил просто невероятную глупость.

— Ты, погляжу, уже во всем разобрался, — растягивая слова, замечает вождь.

— Ты чертовски прав, — кивает Сэмми. Он указывает пальцем на Томаса: — Слушай, парень, Маленькое Дерево уже староват, но если ты захочешь чего-то добиться в жизни, загляни ко мне. Я научу тебя, как устроиться получше. Чем глотать унижения и побираться…

Прерывая тираду казиношника, Томас вежливо отвечает на предложение:

— Буду иметь в виду.

— Ага, как же иначе! — Сэмми трясет головой и затем вновь обращается к Рувиму: — Передай Морагу, я загляну к нему на днях.

Он машет рукой, поворачивается к нам спиной и топает по дорожке к охотничьему домику.

— Позвони Джерри, коли действительно разобрался! — кричит ему вслед вождь. — Разъясни ему свою брехню насчет Стива и меня!

Владелец казино, не останавливаясь, выкидывает руку с отставленным большим пальцем.

— Жаль, что мы все-таки не сбросили его со скалы, — досадует Рувим.

— Да уж. Но ведь не без причины.

— Но это не значит, что я должен быть в восторге!

Он задумчиво смотрит на Гордо и спрашивает Томаса:

— Как думаешь, мы должны что-нибудь майнаво?

— Откуда мне-то знать? — разводит руками парень, косясь на пса.

— Я должен Ситале, — говорю я.

— Что-что? — разворачивается ко мне вождь. — Можно подумать, тебя никто никогда не предостерегал от сделок с майнаво?

— Именно.

Рувим вздыхает.

— Ну и что ты ей наобещал?

— Сделать ей тело.

— Из чего?

— Она сказала, это не имеет значения, — пожимаю я плечами. — И не имеет значения, как оно будет выглядеть. Насколько я понял, главное — мое намерение в процессе изготовления.

— И что ты за это получишь?

— Я напомню ей о долге, когда мне что-то от нее понадобится.

Рувим снова вздыхает:

— Надо было поговорить со мной или Морагу, прежде чем соглашаться.

— Учитывая мое тогдашнее местонахождение, при всем желании это не удалось бы.

— Ладно, допустим. Но мог бы и сообразить, что нам вполне хватает и одной поехавшей Консуэлы, сующей свой нос в чужие дела.

Я открываю рот, намереваясь начать возражать, но он машет рукой.

— В любом случае теперь слишком поздно. — Вождь потягивается и продолжает: — Ладно, пора двигать домой. Но обсуди это с Морагу, как встретишь его. И, наверно, с Калико, если ты ее еще увидишь.

— Что ты имеешь в виду?

Он смотрит на меня так, как совсем недавно смотрел на Сэмми, и говорит:

— Уж разозленную женщину я завсегда узнаю, будь она хоть майнаво, хоть человек. А твоя подружка-лисичка рассердилась не на шутку.

— Да брось. Она понимает, что я имел в виду. А нет, так вернется, и мы все обсудим.

Рувим качает головой и обращается к Томасу:

— Ты тоже это почувствовал, или только я один?

— Что почувствовал? — недоумевает парень.

— Как уровень нашего коллективного интеллекта только что понизился еще на несколько пунктов, — поясняет вождь.

— Ха-ха, как смешно, — говорю я.

— Стив, я не шучу, — мрачно отзывается Рувим и снова потягивается, разминая мышцы шеи. — Идемте. Путь предстоит неблизкий, — и он направляется к дорожке, по которой только что отбыл Сэмми.

— Может, перенесешь нас в иной мир? — предлагаю я.

— Запросто. Если хочешь оказаться на этой же самой горе, только в ином мире. Я тебе уже втолковывал, что в этом плане мне до Калико далеко.

— Просто замечательно.

После всех этих приключений пеший переход по горам — последнее, о чем я мечтаю. Но Рувим внезапно останавливается у многоместного квадроцикла:

— Что? Ты же не подумал, что мы пойдем пешком, а? Сэмми задолжал нам поездку на этой тачке.

Он усаживается за руль, и мы с Томасом залезаем на сиденья. Вождь оглядывается на пса и кричит:

— А ты как, наш большой друг? Тебя подбросить?

Гордо встает, делает шаг — и исчезает.

— Нас, конечно, перенести было сложно! — смеется Рувим, и окрестности оглашает рев запущенного двигателя. Когда мы выкатываем на ведущую вниз ухабистую дорожку, свет фар кажется чересчур ярким.

На стоянке для посетителей перед больницей обнаружился старенький ржавый пикап. На крыле машины сидел белый подросток в яркой гавайской рубашке, мешковатых шортах и сникерах — светлые волосы взлохмачены, глаза светлые-светлые, голубые, что заметно даже в тусклом свете по контрасту с загорелой физиономией. Вылитый серфер, подумалось Лие.

К нему-то Мадера и повел всю честную компанию. Паренек соскользнул на землю и приосанился.

— Блин! — с ухмылкой произнес он. — Про дам вы не предупреждали.

— Но я и не говорил, что их не будет, — отозвался Диего. — И веди себя прилично.

Подросток кивнул и, все так же ухмыляясь, открыл пассажирскую дверцу и жестом пригласил Лию и Марису садиться. Писательница прикинула, что на сиденье только трое и помещаются.

— Не беспокойтесь, — заметил ее реакцию паренек, — босс предпочитает трястись на открытом воздухе.

Лия посмотрела на Мадеру, и тот кивнул и забрался в кузов. Из груды сваленных в кучу попон он соорудил себе сиденье и расположился на нем, опершись спиной о кабину.

Мариса забралась на среднее место, Лия устроилась рядом. Паренек обошел машину и уселся за руль. Подождав, пока женщины пристегнутся, он окликнул в окошко Диего:

— Куда едем, босс?

— Мотель «Серебряная шпора», — опередила Мадеру Мариса.

Парень тем не менее дождался утвердительного кивка Диего и только тогда, включив передачу, газанул.

За окном мелькали однообразные улочки с глинобитными домами, пыльными дворами да неизменными кактусами. Месторасположения больницы Лия не знала и потому совершенно не понимала, где они находятся.

Ни ей, ни Марисе говорить особо было не о чем, зато у паренька за рулем рот не закрывался. В любое другое время Лия от души повеселилась бы над приколами бойкого мальчишки, но сейчас бесконечный поток трепотни утомлял ее, и она постаралась отключиться, предоставив поддерживать разговор Марисе. К счастью, подруге это вроде доставляло удовольствие.