— Мы на месте! — провозгласила Лия и вгляделась вперед. — Теперь нужно как-то узнать, спят там еще или уже поднялись.

— Кто-то уже проснулся, — Мариса, заметив кого-то, кто сидел и, видимо, наслаждался унылым пейзажем, на крыльце дома, повела машину вниз и затормозила у начала дорожки. Откуда-то с лаем вылетело с полдесятка собак, и Лия отпрянула от окна: в детстве их с Эйми напугали две соседские псины, и с тех пор она побаивалась этих созданий. Окрас псов, помеси немецкой овчарки, койота и питбуля, перекликался с пыльными красками местности — приглушенными оттенками красного, желтого и коричневого.

На крыльце сидела старуха-индианка. Она явно наблюдала за машиной, но когда та подъехала, даже не шевельнулась.

Когда Мариса взялась за ручку дверцы, Лия схватила ее за другую руку.

— Ты ведь не собираешься выходить?

— Видишь ли, если мы останемся в машине, поговорить с той бабулей не получится.

— Но собаки…

— Я их не боюсь, — заявила подруга, открыла дверцу и вылезла из машины.

Ее моментально окружила вся свора. Совершенно не обращая внимания на собак, Мариса захлопнула дверцу и, отойдя на пару шагов, остановилась и позволила животным обнюхать себя.

Лия, взглянув на старуху — та наконец-то поднялась и направилась к машине — и подавив в себе страх, тоже выбралась из машины. Она вся подобралась, когда собаки прекратили тыкаться мордами в ноги подруги и бросились к ней.

— Ойла, — произнесла старуха. — Вы заблудились?

— Меня зовут Мариса, а ее — Лия, — отозвалась Мариса, — а ответ на ваш вопрос зависит от того, вы или нет Эбигейл Белая Лошадь.

— Так и есть, но в основном меня зовут просто Эгги, — хозяйка взглянула на Лию и добавила: — Просто отпихните их в сторону, если они вам мешают.

К удивлению Лии, собаки оказались вовсе не злыми. Одна рыжая сука, высунув язык, и вовсе таращилась на нее своими карими глазищами с бесхитростным изумлением.

— Нет, все в порядке, — отозвалась Лия. Она наклонилась и погладила рыжую собаку, и та прильнула к ее ногам.

— Гостей я принимаю нечасто, — сообщила Эгги. Лия решила, что ее слова следует понимать в том смысле, что нечасто к ее дому подъезжают пары белых девушек. — Так чем могу помочь?

— Нас заинтересовали ваши картины, — отозвалась Мариса.

Эгги улыбнулась.

— С удовольствием покажу их вам, особенно с учетом проделанного вами пути. Но хочу сразу предупредить: они не продаются.

— Мы знаем, — кивнула Мариса.

— Надеюсь, мы не слишком рано, — добавила Лия.

— Обычно я встаю чуть позже. Но сегодня только что вернулась с поминальной службы по моему другу. Церемония проходила в каньонах на рассвете.

— Ах, сожалеем о вашей утрате, — произнесла Мариса.

— Мы можем вернуться в другое время, — забеспокоилась Лия.

— Да не берите в голову, — ответила Эгги. — У нас тут к подобному иное отношение. Наш брат умер, но это не значит, что он оставил нас. Просто отныне у него новое место на Колесе. Из чего вовсе не следует, что мы с ним больше не увидимся.

Подруги переглянулись, и Эгги снова улыбнулась:

— Если духовность для вас пустой звук, мои слова покажутся вам пещерным суеверием. Но здесь граница между нашим и иными мирами не настолько плотная, как вы, должно быть, привыкли. Идемте. Я покажу вам свою мастерскую.

Лия так и раскрыла рот от внезапной смены темы. Они с Марисой снова переглянулись, а затем поспешили за Эгги, которая бодро шагала к маленькому строению вверх по склону. Собаки двинулись вместе с женщинами, окружив их со всех сторон.

— В основном я пишу портреты, — поведала Эгги, когда подруги поднялись на крылечко. Старуха жестом пригласила их внутрь. — Сейчас работаю над портретом Гектора, он мой друг, но, думаю, подождет немного. Может, пока воспоминание о церемонии еще свежо, мне удастся запечатлеть образ Дерека по памяти. Давненько я не рисовала кого-либо из семейства Толсторогов — мне кажется, я уже вырисовываю кистью изгибы его рогов.

Собаки разлеглись во дворе и на крыльце, а подруги задержались на пороге, чтобы оглядеться. В мастерской, залитой светом благодаря широким люкам в крыше, ужасно воняло скипидаром. На большом мольберте стояла текущая работа Эгги — весьма выразительный профиль ястребиной головы — с повязанной кожаной лентой, разрезанные на полоски концы которой украшали ракушки, бусины и перья — на человеческом теле.

Лия стала разглядывать остальные полотна. Все они оказались подобны тому, что стоял на мольберте, и тем, что Алан нашел через поисковик тогда, в Художественном центре — причудливая помесь людей и животных: зверей, птиц и рептилий.

— Так, говорите, это портреты? — подала голос Мариса.

— Придумывать у меня не получается, — кивнула художница.

— Я имею в виду, это все… хм, символические образы?

— Боже упаси. Я умею рисовать только то, что вижу.

— Но…

— Кажется, я уже упоминала, что граница между мирами здесь чрезвычайно зыбка.

Изумленная Мариса, скользнув еще раз взглядом по картинам, прошла к потрепанному диванчику под окном, исполнявшему роль книжной полки, расчистила себе местечко, переложив часть томиков на пол, и тяжело опустилась на подушки.

Лия бродила по мастерской, рассматривая работы, развешанные на стенах или прислоненные штабелями к стенам, и ее не оставляло чувство, которое она испытала прошлой ночью во дворе мотеля и совсем недавно по дороге к дому Эгги. Что все здесь и какое-то другое, и странно знакомое. Что она, всем здесь чужая, вернулась домой.

Лия могла бы расхаживать по мастерской и часами проникаться образами, но вдруг до нее дошло, что в комнате стало очень тихо. Потрясенная Мариса молча сидела на диване, а Эгги, опираясь о длинный стол, заставленный тюбиками с красками и стеклянными банками с кисточками, наблюдала за обеими подругами.

Лия прочистила горло и произнесла.

— Они прекрасны. Спасибо вам большое, что разрешили посмотреть на них.

— Но явились вы не за этим.

— Нет, — покачала головой Лия, — но приехать сюда только ради того, чтобы увидеть ваше искусство, стоило.

— Х-м-м, — отозвалась Эгги, а затем оттолкнулась от стола. — Пожалуй, дело требует чая.

Она жестом пригласила Лию занять место рядом с Марисой, придвинула к ним ящик и, взяв с сушилки три керамические кружки без ручек, поставила вместе с термосом перед гостьями. Потом подтащила себе стул и, разлив чай из термоса, села.

— Как правило, — начала она, — незнакомые люди наведываются сюда либо потому, что воображают, будто я обладаю неким сакральным знанием и могу привести их по пути духа, либо они просто хотят купить одну из моих картин. Гораздо реже ими движет желание поучиться у меня или пригласить меня выступить на конференции или семинаре. Но я всегда узнаю об их появлении заранее.

— Извините нас, — виновато проговорила Лия. — Нам следовало предупредить о своем визите.

— Я вовсе не об этом. О нежданных гостях меня оповещают местные сплетники. Вороны. Ястребы. Воробьи. Иногда это пекариевые братцы или младшие кузены Коди — первоначального Койота.

Мариса так и замерла с поднесенной ко рту кружкой и затем выдавила:

— Под этими именами вы имеете в виду племена или…

— Нет, — перебила ее Эгги. — Имею в виду тех, кого и называю.

— Вы умеете разговаривать с птицами, — выдохнула Лия, — кабанами и койотами?

Старуха покачала головой.

— Я разговариваю с духами. В основном старейшины племени, а я одна из них, наставляют соплеменников-людей, тому, как надлежит взаимодействовать с миром духов. А я помогаю духам приспособиться к миру пятипалых.

— К миру кого, простите? — переспросила Лия.

Эгги подняла руку и пошевелила пальцами.

— Так майнаво — духи — называют мужчин и женщин, потому что те обладают только одним обличьем — пятипалым.

— Май… — попыталась повторить Лия.

— Майнаво. Самоназвание духов — по крайней мере, здесь, в Расписных землях. Слово означает «кузен», или «кузина».