Литмир - Электронная Библиотека

И вопрос сей, решил без помощи Богдана. В тот день, когда заявились ревизоры, мы неплохо посидели с ними. Четверть бочонка медовухи уговорили. Отец Лаврентий за обещанные сани нам ангары и копр освятил, ко всему пару мешков овса с барашком прихватил в нагрузку. Андрейке же от моих щедрот куда меньше досталось, ибо сани дело такое, дорогая взятка, особенно такие «навороченные» как у нас. Андрейка даже в изрядном подпитии сидел с поджатыми губами, ибо получается его вроде как обошли, вот тот и надулся. И зачем спрашивается врага на пустом месте наживать? Даже такого мелкого клопа как Андрейка. Вот и решил наведаться к нему с гостинцами в Старый Воротынск, и сани точно такие, как отцу Лаврентию, пообещал до весны сделать, и часть улова отдать. На что тот с превеликим удовольствием согласился, выдав «грамоту» на лов рыбы в виде кусочка бересты с вислой восковой печатью.

Богдану, конечно, всё потом рассказал, а тот долго убивался, что много тиуну пообещал, да и Лаврентию должен немало. Поинтересовался все ли положенные мыта он оплатил? Разом сдулся. Нет, я его понимаю, по-иному и нельзя тут, но и меня понять можно, таких людей как отец Лаврентий да Андрейка, лучше в друзьях иметь, а то и на костёр угодить недолго. И огородники оценили, что я за них впрягся, да и разговоров про волхование поменьше стало после освящения ангаров.

Так что, как с мясом закончили, и до рыбы руки дошли, тем более к лову готовился загодя. Подлёдный лов на Руси был известен. Лунки пробивали топорами, а рыбу острогом били или ловили на небольшую удочку типа мормышки. Для лова, к началу февраля, связали пять зондов опускных для глубоких ям, и столько же сетей-треугольников для ловли через прорубь. С малыми снастями рыбаки наши разобрались и свежей рыбкой стали радовать куда чаще.

Мне же хотелось большего, лова в «промышленных» масштабах! Чтобы определиться с размерами сети ещё в январе съездил в пару рыбных мест на Неруче, мерил глубину и ширину дабы выяснить профиль русла. Да-да, решил его целиком перекрыть. Неручь всё же поменьше Зуши. Трёхстенные сети вязать не стали, ибо слишком много с ними мороки. Имелся вариант не менее эффективный — одностенная рамованная сеть.

Такая сеть разбита по полотну вертикальными и горизонтальными прожилинами на отдельные карманы. Площадь, сто квадратный метров! Каждый карман работает самостоятельно по принципу трёхстенной сети и позволяет поймать богатый улов вне зависимости от того, с какой стороны движется рыба. Квадрат сети не зависит от соседнего, и при попадании добычи в один из них, прочие продолжают работать дальше, то бишь вся сеть не запутывается. Ко всему рамовая сеть обладает великолепной уловистостью и куда удобней, и эффективней путанки.[2] И большей «урожай» легко выдержит, ибо нагрузки от давления воды и плавучесть поплавков воспринимают не нити сетного полотна, а вертикальные прожилины рамы, что особо важно для наших хреновых шнуров.

Месяц работы пяти женщин и трёх отроков позади, а впереди выходной. Сеть проверена на прочность и уложена в сани. Для местных в ней много непонятного. Прожилины хитрые, деревянные поплавки, грузила, карманы, петли всякие. Бывалые рыбаки смотрели на эту сеть, как на летающую тарелку. Вроде и сеть с виду, а ни хрена не понятно, как к такой диковине подступиться.

Отобрал десяток, смыслящих в лове, взял двое саней и на Неручь двинул. С собой взяли два бура, топоры на длинных рукоятях, ледовую пилу и хитрую доску, с помощью которой будем протаскивать сеть от одной лунки к другой. Увязался с нами и Курьян, большой любитель рыбалки, похоже такие во все времена были.

— Прохор, как же таковую громадину ставить? Почитай лёд от берега до берега придётся рубить, а он в локоть толщиной ныне.

— Курьян, ну а буры мы зачем взяли?

— Так ими токмо дырки можно делать. Как ты туда сеть пропихнёшь то?

— Ничего мы пропихивать не будем, у берега полынья есть. Малость расширим топорами и готово.

— Один чёрт! Не разумею. Пошто трамбовки взяли, да ворот?

— Терпение, мой друг, терпение. На месте увидишь.

Подъехав к проруби, растянули сеть над рекой, мы с Курьяном пошли лунки сверлить и крюки железные вкручивать, а остальные, разбивали полынью.

— Видишь доску с прорезью в центре?

— Ага.

— Ставь ту на лёд. Теперь тяни за верёвку.

— Ага.

— Видал, как пруток согнулся? А тепереча отпускай!

— О-о-о! — он подбежал и широко раскрытыми глазами смотрел на движение доски. — Смотри-ка, как хитро движется. Верёвка пруток сгибает, а ентот острым кончиком в лёд упирается, а как ту отпустишь, разгибается и доску вперёд толкает. Постой, дык ты хочешь навыворот её поставить, под лёд?! А пузыри бычьи приделаны дабы не утонула?

— Во-о-о-т! Могёшь, ежели захочешь. Бери доску и пошли верёвку протягивать.

Доску опустили под лёд и также, как по верху пробовали, погнали её теперь уже подо льдом по направлению к другой лунке. Доска протягивала верёвку, а по ней протягивали сеть. С финской доской[2] длинные багры с крючками не потребовались, а широкую сеть поставили за полчаса. Если бы ставили путанку, к бабке не ходи, день бы провозились. Я и те, и те ставил, знаю о чём говорю. Всего то три лунки, да несколько железных крюков для натяжения сети. Сеть воротом натягивали, ибо в отличии от обычных, рамные требуется очень туго натягивать. Если их натянуть слабо, то течение расправит сеть полукругом, а концы, удерживаемые якорями, свою функцию будут выполнять плохо, так как сетные мешки будут выстилаться вдоль сети. То есть, хрен чего ты в такую сеть поймаешь.

— Ну что, православные, пошли на сани. Будем рыбу гнать.

— Куды гнать а, Прохор? Токмо волхвовать более не надо, а то сызнова отец Лаврентий нагрянет.

— В сети, куды же ешо.

Поднялись на пару километров выше, растянулись в шахматном порядке и давай трамбовками по льду стучать. Не везде, само собой, но пару безснежных мест там было, да и по снегу те неплохо шумели. Рыба, она же хорошо звуки чувствует, а лёд, словно мембрана, усиливает. Сверху-вниз прогнали, а после снизу-вверх.

— Прохор, гляди, сеть натянулась, словно живая играет! Никогда такого не видывал.

— Подождём покамест.

Через пару часов не удержался разделся, намазался прихваченным гусиным жиром и обвязался верёвкой.

— Держи, Курьян! — протянул огороднику конец верёвки, — не упусти! Если дёрну, тяни назад.

— Прохор, Прохор да ты что удумал то? А ну как водяной утянет!

Прочие, поняв, что я собираюсь сделать, перепугались не на шутку и замерли, словно соляные столбы.

— Так я к нему с подарком! — и показав ломоть хлеба в руке, подмигнул и сиганул в прорубь.

Оказавшись в воде, отплыл по течению, чтобы не сцепиться с сетью, а после поднырнул поглубже и развернулся. Сеть представляла собой зрелище не для слабонервных: сплошной блестящий «ковёр» из мелкой и крупной рыбы, особенно густой у дна. Ого-го-го! Срочно вытаскивать. Срочно. Как-бы не разорвалась!

Добравшись обратно по верёвке самостоятельно, лихо вынырнул из проруби, растёрся и закутался в тёплую шубу чтобы согреться. Действо происходило в полной тишине. Картина Репина — «приплыли»! Ради таких выражений на лицах, готов ещё раз нырнуть. Я рассмеялся:

— А неплохо там у Водяного, не особо холодно! Фрол, что стоишь как столб? Тащи сбитня горячего.

Курьян, первым избавившись из оцепенения спросил:

— Како тамо, Прохор?

— Знатно! Хлеб отдал. Водяной сказал, заходи ещё. Рыбы… Во — раскинул руки в разные стороны.

А никто не смеётся. Думал сострить, а они всё за чистую монету приняли. Ой, что сегодня будет!

Сеть открепили, потянули, ага, как бы не так. Вместе с Фролом, еле воротом начали вытягивать. А как первая секция-карман показалась, что тут началось. Радость, крики, суета. Два часа ту вытягивали. Сперва первую пару саней загрузили под завязку, уже под вечер они выгрузились и с подмогой вернулись. Пять полностью загруженных саней! С одной, блин, сети! В «осадок» выпали все.

вернуться

2

Не видать, ни зги — в древнерусском языке слово «стьга» означало тропу (дорожку). При этом мягкий знак обозначал не смягчение согласной, а безударную слабо произносимую (в лингвистике это называется «редуцированную») гласную. Начиная примерно с XII века н. э. в древнерусском языке начался сложный процесс, который в лингвистике называется «падением редуцированных гласных». Например, «истьба» стала «избой», а «стьга» — «згой». Таким образом, не видно ни зги — не видно тропы впереди.

вернуться

2

Не видать, ни зги — в древнерусском языке слово «стьга» означало тропу (дорожку). При этом мягкий знак обозначал не смягчение согласной, а безударную слабо произносимую (в лингвистике это называется «редуцированную») гласную. Начиная примерно с XII века н. э. в древнерусском языке начался сложный процесс, который в лингвистике называется «падением редуцированных гласных». Например, «истьба» стала «избой», а «стьга» — «згой». Таким образом, не видно ни зги — не видно тропы впереди.

35
{"b":"808492","o":1}