Уже в январе 1918 года на III съезде Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов Ленин заявил: «Ни один еще вопрос классовой борьбы не решался в истории иначе как насилием. Насилие, когда оно происходит со стороны трудящихся, эксплуатируемых масс против эксплуататоров, – да, мы за такое насилие».
Насилие, террор и геноцид надо было как-то узаконить. Более-менее обличенный в закон большевистский террор был подкреплен выходом декрета СНК РСФСР от 21 февраля 1918 года под названием «Социалистическое отечество в опасности». Это через три месяца после переворота. Вот пункт № 8 этого декрета. «Неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления». Этим постановлением большевики легализовали массовые расстрелы на месте без всякого суда и следствия. Проведение расстрелов было возложено на ВЧК. Это беспредел. Чекисты убивают людей только потому, что они им не нравятся, просто «мордой не вышли». Без суда и следствия. Все это делалось по новому понятию – внесудебная мера наказания. Что значит «контрреволюционные агитаторы» – это люди, которые высказывали противоположное мнение, чем большевики. Свобода слова была похоронена.
Народный комиссар юстиции И. З. Штейнберг, член партии левых эсеров, учитывая, что подлежащие расстрелам люди были определены Лениным очень расширительно, возражал. Он позже вспоминал: «Было трудно спорить об этом с Лениным, и вскоре наша дискуссия зашла в тупик. Мы обсуждали огромный террористический потенциал этой суровой полицейской меры. Ленина возмущало, что я возражаю против нее во имя революционной справедливости и правосудия. В конце концов я воскликнул раздраженно: «Зачем тогда нам вообще комиссариат юстиции? Давайте назовем его честно комиссариат социального истребления, и дело с концом!» Лицо Ленина внезапно просветлело, и он ответил: «Хорошо сказано… именно так и надо бы его назвать…, но мы не можем сказать это прямо». Прикрываясь разговорами о равенстве, братстве, справедливости, Ленин начал уничтожать всех недовольных его строем. Недовольных было большинство. Что тогда делать? Уничтожать!
Можно было бы идти после захвата власти мирным путем, конкурируя с другими партиями, завоевывая авторитет у народа, не разгоняя Учредительное собрание? Нормальным демократическим путем? Нет. Это противоречило идеологии большевиков! Они понимали, что народ никогда не примет новую власть, находясь в здравом рассудке и твердой памяти. Надо было уничтожить другие партии, пользовавшиеся поддержкой народа. Ведь другие партии были против террора. Значит большевикам с ними было не по пути.
Дошло до того, что в институтах закрыли юридические факультеты, потому что изучать стало нечего. Это стало полностью бандитское государство. Для осуществления задуманного террора создали в декабре 1917 года ВЧК – Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией. Вот она и занялась уничтожением в стране лучших людей. Их всех поголовно обозвали «врагами». Потом эти «враги» будут всегда на протяжении всей ленинско-сталинской диктатуры, уничтожив одних, принимались за других. При этом не забывали сваливать на них все провалы экономической политики. Очень удобная штука. Дескать, вредители во всем виноваты. А они, большевики, все мудрые и радеют день и ночь о благе народа. И так на протяжении всей советской власти в большей или меньшей степени. Дзержинский говорил: «Право расстрела для ЧК чрезвычайно важно». Уничтожали всех по политическим убеждениям. С большой радостью. Чем быстрее и больше будет расстреляно – тем лучше. Остальных отправляли в лагеря на принудительные бесплатные работы.
А как же Ленин относился к народу испытуемой страны? Очень плохо. Это если сказать мягко. Он был чужой для этого народа. Ленин его не знал и не любил. С 30 лет от роду Ленин жил за границей. До этого учился, немного работал. Жизни страны толком не знал и не хотел знать. Он никогда сам не стоял у станка и никогда не пахал в поле, и естественно не знал таких людей, но почему-то решил, что лучше всех знает, что нужно русским рабочим и крестьянам. Он был оторван от реальной российской жизни. За границей он окончательно оторвался от страны, ее проблем, реальной действительности. Не понимал, как живет народ, чем живет, что ему нужно. Уж точно коммунизм народу был не нужен! Если не нужен, так мы, большевики, этому непонятливому народу навяжем его насильно, потом благодарны будут. Они же не понимают своего счастья, придурки. Там вдали от России Ленину, видимо, было скучно от безделья. Революция в России, по его словам, произойти при его жизни не может. Переворот не имел объективных предпосылок. А что еще делать? Тут подвернулся случай продаться немцам. А почему нет по его понятиям? Для кого делать переворот? Для немцев, врагов России. Под лозунгом освобождения рабочего класса от гнета капиталистов, предал национальные интересы. Ленин лишил Россию победы, он вывел ее из войны для немцев. Это предательство Ленина. Да и гнета никакого не было. Ленин прикрывался этой фразой. Плевать он хотел на этот народ, на Россию, на ее территориальную целостность. Зачем ему революция? Ему хотелось, как садисту поиздеваться над народом. Провести эксперимент, получиться что-либо на практике из его и с Марксом и Энгельсом теоретических умозаключений. Отомстить за террориста брата. Его купили немцы через Парвуса (Гельфанда), даже билет на поезд купили лишь бы привести его к власти. Это как заведующему лабораторией интересно проводить эксперименты над мышами и смотреть, что получится. Ленин хотел, как над мышами лаборанту, провести испытание над людьми отдельно взятой страны ради эксперимента под названием «коммунизм». Вот что он говорил о народе после заключения позорного Брестского мира, а по сути предательства интересов страны, когда Россия лишилась трети территории: «Мы защищаем не великодержавность: от России ничего не осталось кроме Великороссии, а на Россию мне плевать, и даже не национальные интересы, – мы утверждаем интересы мирового социализма, что выше интересов национальных, выше интересов государства». (ПСС, т. 36). Брестский мир, который был заключен 3 марта 1918 года между Германией и большевиками о выходе России из Первой мировой войны. Вот еще что он говорил по поводу территориальной целостности страны: «Мы к сепаратистскому движению равнодушны, нейтральны. Если Финляндия, если Польша, Украина отделятся от России, в этом ничего худого нет. Что тут худого? Кто это скажет, тот шовинист». (ПСС, т. 31, стр. 432–437). Шовинист – это человек, считающий свою нацию исключительной и презирающий все остальные народы. Ленину единая Россия не нужна была. А вот белые выступали за единую и неделимую страну.
Вот еще одно ленинское выражение: «А на Россию мне наплевать, я большевик…», об этом написал дипломат Г. Соломон в своей книге «Среди красных вождей» (с. 15). Может это сказано сгоряча? Да нет, вот еще несколько выражений Ленина не уступающих по своей антирусской, антинациональной направленности: «Пусть 90 % русского народа умрет, но 10 % доживет до мировой революции»…; «русский народ велик, как может быть велик держиморда, угнетающий другие народы»…; «русский человек плохой работник по сравнению с передовыми нациями…»; «Русь!.. Сгнила?.. Умерла? Подохла?.. Что же!.. Вечная память тебе»; «русские – тютя, рохля, ленивы…»; «партия не пансион для благородных девиц. Иной мерзавец может быть для нас именно тем и полезен, что он – мерзавец»…; «все нравственно, что идет на пользу большевиков»…; «Все лица, несогласные с большевиками, считаются без исключения буржуями и белогвардейцами…»; «необходимо шире применять расстрелы…»; «раздайте русским дуракам работу…»; «давить Русь и великорусскую шваль…»; «в политике нет нравственности, а есть целесообразность»; «У нас нет национальной власти, у нас власть интернациональная».
Троцкий выражался в том же духе: «Это русское быдло, надо столкнуть лбами…»; «камня на камне не оставить от России и русского хлама…»; «о каких русских вы говорите? Я таких не знаю…».
