Ему кажется, что если он не прикоснется к ней сейчас, то захлебнется. Яркостью своих желаний, своей любовью, её кровью, в конце концов.

Она шипит от боли, когда он прижимается к ней, касается пальцами её подбородка, заставляя слегка повернуть голову, и целует. Нетерпеливо, грубо и болезненно. Знает, что ей нравится. Когда они становятся такими? Как долго вскармливают своих чудовищ, пока те наконец-то не вырываются наружу? Господи, как же ему наплевать. У него больше нет сил задумываться.

Опьяненный вкусом и запахом крови, Теру может лишь желать.

— Продолжай, Теру, — выдыхает она ему в губы. Горячо. У него нет права ослушаться.

На спине Аманды расцветает все больше кроваво-красных лилий. Выступающая кровь блестит на свету — не ярче её глаз. Он слышит как тяжело она дышит и как приглушенно постанывает с каждым новым прикосновением. Не от боли. Может ли он свести её с ума? По-настоящему — заставить её забыть о существовании остального мира. Забыть обо всем, что находится за пределами этой спальни. Может. От этой мысли становится нестерпимо жарко.

Светлая простынь совсем скоро превратится в алую.

Руки Теру дрожат, и линии получаются смазанными. Ошибается. Ему не хватает терпения. Перепачканное в крови лезвие блестит в его руках, он старается действовать медленнее и аккуратнее, но понимает, что уже не может. Наваждение накатывает на него волнами, заставляя касаться свежих ран губами — солоноватый привкус крови надолго оседает у него в сознании. Он знает, что тот будет преследовать его неделями.

Её судорожные выдохи и короткие стоны заводят его ещё сильнее. Ему так сложно держаться.

— Теру, — его имя срывается с её покусанных губ. Он слышит в нём мольбу и замечает с какой силой Аманда стискивает пальцами мокрую от крови простынь.

Он прикрывает глаза и до боли закусывает нижнюю губу, когда наконец выводит последнюю линию близ её поясницы. Теперь каждая часть её обширного шрама принадлежит ему — точно так же, как проклятый счёт до четырёх. Аманда — от её сумасшедших глаз до её божественности — принадлежит только ему.

Открытые раны не мешают ей повернуться к нему и поцеловать так крепко, что у него окончательно выбивает почву из-под ног. Теру кажется, что этой ночью он чувствует себя куда больше, чем просто человеком. Он до синяков стискивает пальцами её плечи и тянет на себя, вынуждая сесть к нему на колени.

Так близко. Он оставляет на её шее следы от коротких болезненных укусов, запускает руки в её длинные волосы и пачкает их в крови. Аманда выгибается от каждого случайного прикосновения к кровоточащим ранам и снова и снова шепчет его имя, когда дрожащими руками расстегивает его одежду.

Она тоже не может держаться. Запах крови стоит повсюду, забивается в нос и медленно сводит с ума их обоих. Никогда в своей жизни Теру не чувствует себя таким настоящим, таким живым. Он почти закатывает глаза от удовольствия, стоит ей только коснуться его.

Нет. Он перехватывает её руки и заводит их ей за спину — и в её ярко-красных глазах отражается ничем не прикрытое желание. Они снова горят. Из-за него. Только из-за него.

— Пожалуйста, Теру, — она делает акцент на его имени и вынуждает его сдаться. Ему хочется заставить её произносить его бесконечно.

Он старается не касаться её израненной спины, но всё равно срывается в тот же момент, когда наконец-то делает первый толчок. Все его руки перепачканы в крови и их следы остаются на её бледной коже по всему телу — на талии и на бедрах, на тонкой шее и изящных руках. Теру не может прекратить её касаться. Он хочет её всю.

Аманда почти скулит от каждого нового движения и сама задаёт темп, двигая бедрами и упираясь руками в его плечи. Она смотрит на него сверху вниз, и он почти готов назвать её Господом вновь. Её длинные, покрытые пятнами крови волосы растрепаны и в их тени её глаза кажутся по-настоящему нечеловеческими.

Теру знает, что скоро сорвется. Она снова зовёт его по имени. Пожалуйста, ещё. Он вовсе не пьян, но перед его глазами стоит пелена тумана, у него кружится голова. Ещё.

Вкус её крови оседает на его губах. Ещё. На её теле тут и там расцветают новые синяки, она до крови царапает его плечи своими длинными ногтями, но боль не отрезвляет ни одного из них. Ему хочется сказать ей так много, а произнести удаётся лишь её имя. Ещё.

Они оба теряют ритм. Слишком быстро, слишком рвано, слишком горячо. Кажется, в них обоих не остаётся ничего от людей — они похожи на сорвавшихся с цепи животных, дорвавшихся до исполнения своих самых тёмных желаний. Господи, ещё. Теру готов продать душу кому угодно, только пусть это никогда не заканчивается.

Мир на мгновение тонет в проскользнувшей перед глазами яркой вспышке, когда его всё-таки сотрясает от оргазма. Аманда обнимает его руками и ногами, подрагивая вместе с ним и задыхаясь в последнем протяжном стоне. Она его не отпускает. Он не против остаться навсегда.

***

Айбер отключает включенные ещё несколько мгновений назад мониторы и залпом опрокидывает принесенный с собой стакан виски. Когда он говорит Рюзаки, что отношения этих двоих полны тонкостей, он и не подозревает, какими на самом деле могут быть эти тонкости.

========== 34 ==========

Комментарий к 34

Король и Шут — Фокусник

«Что ж, фокусы — ложь, взрослые знают умы Всё же для них тайны мои необъяснимы Просят они: “Нас обмани, чудо хотим видеть мы” Выхожу из тьмы»

06/2008

Генеральный директор компании «Скай Лайт» и их топ-менеджер погибают в один день, попав в страшные аварии на разных концах города. Об их смерти пишут многие финансовые издания и твердят сразу в нескольких выпусках новостей — Рейнард Гласк просматривает их все, не в силах поверить своим глазам. Неужели его желания действительно сбываются?

Он не из тех, кто склонен верить в чудеса. Ему прекрасно известно, что добиваться всего нужно самостоятельно, — выгрызать себе путь наверх собственными зубами, ступая по головам других, если понадобится — но то письмо, что приходит ему пару недель назад, сбивает его с толку.

«Достаточно лишь произнести имя и причину — и с человеком будет покончено», — заявляет ему неизвестный и велит уничтожить тот небольшой клочок бумаги, на котором пишет свое письмо. В тот день Рейнард позволяет себе лишь посмеяться над чьей-то глупой шуткой. Он слишком стар для того, чтобы попадаться в глупые ловушки для подростков. И всё-таки он предлагает Ричарду Майлзу и Джонатану Смиту погибнуть в автомобильной катастрофе.

— А если я решу избавиться ещё от кого-нибудь? — спрашивает он вслух, однако ответом ему становится лишь тишина. Рейнард качает головой и думает, что ведёт себя глупо. Это всего лишь совпадение, он не имеет никакого отношения к гибели этих людей.

Перебирая принесенные секретарём предложения от потенциальных клиентов, он не может отделаться от мыслей о том, кто может за этим стоять. Кто присылает ему письмо? Это и письмом-то нельзя назвать — в один момент тот клочок бумаги просто появляется на его столе, словно кто-то приносит его прямиком в его квартиру. И он не представляет себе того человека, что забирается в чужой дом лишь ради короткой записки.

Буквы плывут перед глазами, когда он вспоминает о своем желании связаться с Кирой. Неужели тот слышит его? Нет, это несусветная ерунда — он не из тех людей, что считают этого серийного убийцу подобием господа бога и никогда не поверит, что тот и в самом деле обладает какими-то сверхъестественными способностями или слышит других людей. К тому же, все жертвы Киры так или иначе умирают от сердечного приступа.

Но как? Этот вопрос он задаёт себе с того момента, когда впервые читает о Кире в какой-то газете. Как можно уничтожить человека на расстоянии, к нему даже не прикоснувшись? Ответ лежит за гранью его понимания. Он знает, что этому существует рациональное объяснение и рано или поздно какой-нибудь ученый расскажет об этом миру. Сразу после того, как этого Киру всё-таки поймают.

Среди множества предложений выделяется одно — предложение корпорации «Джеймисон Индастриз» выкупить активы лос-анджелесского филиала «Гласк Фарма» в течение ближайшего года. Такие документы должны приходить в головной офис в Токио, а на стол Рейнарда их приводит не иначе как ошибка Эмили или секретаря «Джеймисон Индастриз», который отправляет бумаги по неверному адресу. Тем лучше для него.