Ни разу — ни разу! — он не реагирует так, как ей хочется. Он прощает её снова и снова, словно всё это для него сущие мелочи. Все эти мелкие предательства, попытки вывести его из себя и даже её желание его подставить. Аманда не понимает, что творится у него в голове. И того, что творится в её — тоже. Ей хочется повысить голос и высказать ему всё, что она думает — честно и без тех предлогов, какими она то и дело прикрывается.

Что гораздо хуже, ей кажется, что она начинает к этому привыкать.

— Ты не догадываешься? — Аманда ухмыляется и облокачивается плечом на дверной косяк, скрещивая руки на груди. Его догадки так или иначе будут неверными.

Теру хмурится так, словно что-то знает. Она наблюдает за тем как он поднимается из-за стола, за которым сидит в последние минут десять, и подходит к ней совсем близко — так, что она замечает своё отражение в линзах его очков. Он опирается рукой о стену по правую руку от неё, и жест этот выглядит почти угрожающе. Почти.

Выражение его глаз кажется ей смутно знакомым.

— Нет, — всё-таки он отвратительно честный. Но его глаза — сейчас они вовсе не походят на глаза человека, что старается притворяется хорошим. Они чужие. — Но если ты не остановишься, рано или поздно больно будет уже тебе, Аманда. Хочешь, чтобы я причинил тебе боль?

Так он её всё-таки понимает. Всегда такой серьёзный, зацикленный на правилах и каких-то своих собственных ритуалах, он способен заметить, что она не просто так пытается играть с ним в эту игру. Аманда вглядывается в его карие глаза и чувствует, что впервые за те два года, что они с Теру знакомы начинает путать их с чужими.

Сейчас ей даже кажется, что тот способен причинить ей боль физическую — от которой на годы остаются яркие следы и перехватывает дыхание. Одна только мысль об этом вносит смуту в её сознание, заставляет думать вовсе не о том, о чём она обещает себе думать.

Она должна выбросить этого человека из головы. И Теру, если понадобится, — тоже.

— Да, — Аманда уверена, что собирается произнести совсем другие слова, когда с её губ срывается короткое согласие. Она чувствует себя уязвимой.

Он смотрит на неё без особого удивления — долго и внимательно, словно высматривает в ней признаки сомнений. Не верит. Она не знает, порадует его это или расстроит, но сегодня она ему даже не врёт. Отчего-то ей кажется, что те девять месяцев, что они с ним проводят вместе, окажутся скорее прелюдией к чему-то куда более страшному. Эмоциональные качели, какие она всё это время устраивает ему, для неё будут едва ли не подарком.

Аманде не хочется вновь оказываться в плену собственных страхов. Нет, она знает, что называется это иначе. Ей не хочется оказываться в плену своих желаний.

Теру так ей и не отвечает. Он перехватывает её запястья одной рукой и легко удерживает их у неё над головой. Оказывается гораздо ближе, прижимая её к закрытой двери. Она чувствует как он касается своими длинными пальцами её подбородка и заставляет её продолжать смотреть ему в глаза. Так, будто она хоть на мгновение задумывается о том, чтобы оторвать от них взгляд.

Аманда чувствует как тонет.

— Ты думаешь, что я не замечаю твоих глаз? — его вкрадчивый голос отдается в её сознании эхом. Совсем другой, но он звучит правильно. — Их невозможно не заметить, даже если ты так старательно их прячешь. Я вижу, как ты время от времени смотришь на меня, Аманда.

— И что? — она усмехается, но уже не может точно сказать, понимает ли она, что происходит. Их типичная попытка поссориться окончательно выходит из-под контроля. — Сомневаюсь, что ты хоть что-нибудь понимаешь, Теру.

Она редко зовёт его по имени, потому что не хочет видеть этих ярких всполохов в его глазах. Ему нравится как звучит его имя. Аманда отказывается признаваться себе в том, что ей нравится его произносить.

— Тех, кого ты впутываешь в свои игры мне хочется сломать не меньше, чем тебе хочется сломать меня, — он ухмыляется, а её пробивает мелкая дрожь. Сейчас он совсем не похож на самого себя — ей кажется, что рядом с ней другой человек. Гораздо более жестокий, проницательный и яркий. Почти чудовище. Ей кажется, что этот знает о ней всё.

Когда она смотрит на него впервые, ей и в голову не приходит, что он может быть таким. Что где-то там, за ширмой идеального порядка бушует настоящее море хаоса. То самое, какое легко разглядеть в его горящих глазах сейчас. Аманда покусывает нижнюю губу и не знает, есть ли у неё хоть малейший шанс сбежать от этого чудовища.

Она уверена, что он — такой — сумеет сломать её раньше, чем она сделает это сама. Она замечает изменения в его взгляде и раньше, подмечает тонкости его поведения, но из раза в раз говорит себе, что это всего лишь игра её воображения. Её болезненная необходимость выдать желаемое за действительное и разглядеть в нём как можно больше черт Ларри.

Теру — чудовище совсем другое. И он смотрит на неё с такой жадностью, что ей становится почти стыдно за свои попытки подтолкнуть его к разрыву минут сорок назад. Ей начинает казаться, что такой Теру скорее уничтожит её сам, нежели отпустит.

Он не станет спрашивать её разрешения и сам не станет наблюдать за тем как она уходит. Он использует против неё её же оружие, точно так же, как и сейчас. Она не понимает, в какой момент сама вновь становится жертвой.

— А от кого ты прячешь свои глаза, Теру? — тихо и спокойно спрашивает Аманда, кожей чувствуя его учащенное дыхание. — Ярче, чем у настоящего серийного убийцы.

В пустой аудитории устанавливается звенящая тишина, нарушаемая лишь отзвуками их дыхания. Они смотрят друг на друга так, словно видят впервые. Аманда не понимает, почему так легко говорит Теру о его глазах — ещё час назад ей хочется сделать ему больно, а сейчас ей хочется оказаться как можно дальше от университета. Там, где не будет лишних ушей. Там, где она сможет безнаказанно заглядывать в его горящие глаза несколько долгих часов кряду.

— Можем попробовать ещё раз, — она ухмыляется — почти улыбается — и даже не пытается вырваться из его стальной хватки. — Если ты понимаешь, на что подписываешься.

Его ответная улыбка напоминает звериный оскал. Аманда чувствует как дрожь накатывает на неё с новой силой, но не успевает придать ей значения. Она тонет в их тяжелом, удушливом поцелуе. Это первый раз, когда в нём чувствуется едва уловимый привкус металла.

На её губах останутся ссадины. И если цена за возможность столкнуться с этим чудовищем — всего лишь ссадины, то она готова заплатить её в стократном объеме.

========== 29 ==========

Комментарий к 29

Swain, the Noxian Grand General Theme

04/2008

Четыре — всего лишь четыре процента Эл готов дать догадке о том, что Рейнард Гласк может быть замешан в деле Киры. Он просматривает информацию о нём и не видит ничего подозрительного — всю жизнь тот продолжает дело своего отца, занимается фармацевтическим бизнесом и в одиночку воспитывает дочь. С учетом того, что последнюю тот вычеркивает из завещания, едва той исполняется двадцать, он подозревает, что отношения в этой семье далеко не теплые. Но может ли это на что-то повлиять?

По привычке он складывает один кубик сахара на другой, стараясь построить как можно более высокую башню. Это помогает ему сосредоточиться. Насколько легко передать силу Киры от одного человека к другому? Он почти уверен, что силу можно передать. Готов поставить больше восьмидесяти процентов на то, что именно так и случается, когда Лайт приходит в штаб-квартиру и просит взять себя под стражу. И если сделать это просто, то можно ли поделиться силой с кем-то на другом конце планеты? Эл знает о том, что за последний год Рейнард Гласк ни разу не покидает родного Лос-Анджелеса.

Его башня с грохотом рушится, сахар разлетается по столу и падает на пол. Он задумчиво водит большим пальцем левой руки по губам. Он знает, что это может быть всего лишь уловкой, чтобы сбить его со следа, запутать и заставить тратить время на изначально не жизнеспособную версию. Он не знает, способна ли на такое Аманда Гласк. Ежедневно наблюдая за её квартирой, за её кабинетом в офисе «Гласк Фарма» и даже за её машиной, он не замечает ровным счётом ничего подозрительного. Она ведёт себя раскованно, звучит уверенно и фактически позволяет его группе расследования наблюдать за каждым нюансом её частной жизни. Она не выглядит как человек, который знает о том, что за ним следят. Нет в ней того яркого желания показать, чем она живёт, какое он видит в Лайте, когда следит за его домом.