Буквы перед глазами отказываются складываться в осмысленные слова.

— Миками, — чужой голос застаёт его врасплох. Её голос. — Скажи мне, ты занят в пятницу вечером?

Краем уха он слышит как смеётся, скрывшись за своей тетрадью, Накамура. Теру медленно захлопывает учебник по праву и переводит взгляд на Аманду. Её длинные волосы распущены, а яркая помада на губах блестит, когда она улыбается.

— Да, — не задумываясь отвечает он и тут же разочарованно выдыхает. Ошибается.

— Очень жаль, — как ни странно, она продолжает улыбаться и подходит к нему на несколько шагов ближе. — Тогда я просто не буду ждать.

В одно мгновение ему кажется, что в лучшем случае она вернет ему те конспекты, что берёт у него на прошлой неделе, в худшем — зарядит ему пощечину за то, сколько он на неё смотрит. Но Аманда не делает ни того, ни другого. Она касается воротника его рубашки и тянет на себя. Целует. Он чувствует её мягкие, липкие из-за помады губы на своих и едва успевает среагировать, прежде чем она с самодовольной ухмылкой отрывается от него.

— В пятницу вечером, — на этот раз она не спрашивает, а утверждает. Длинными пальцами она стирает остатки своей помады с его губ. — После английского.

— Хорошо, — он старается отвечать спокойно, хотя его дыхание безнадежно сбито. — Тогда продолжим в пятницу.

Эта фраза звучит почти отвратительно, но произносит он её быстрее, чем сам успевает обдумать смысл. Аманда лишь усмехается на прощание и скрывается среди столпившихся перед аудиторией студентов. Теру не одобряет её методов, — он буквально чувствует, сколько взглядов она приковывает к нему этим своим поступком — но не подаёт вида. Он уверен, что выглядит почти что безразличным, когда стирает платком ту помаду, что всё-таки остается у него на губах.

Ему кажется, что он чувствует привкус ментола и странный запах чернил.

09/2002

Он больше не может смотреть на других людей рядом с ней. Терпеть не может их продолжительные, часто жадные взгляды, направленные на неё. Ему хочется спрятать её как можно дальше, как можно глубже, подобно драгоценному сокровищу и не позволять кому-то другому не то что смотреть, а даже задумываться. К сожалению, он лишь смотрит на них в ответ — тяжело, с откровенным презрением. Он даже не понимает, когда и как превращается в такого собственника. Нет. Для обозначения его чувств и ощущений существует совсем другое слово.

Он не понимает, когда превращается в чудовище. Как всего за год его мир замыкается на двух важных для него вещах — необходимости сделать мир чуть лучше, избавившись от откровенно испорченных, прогнивших людей, и на Аманде Гласк.

— Иногда мне кажется, что тебе самой нравится привлекать к себе столько внимания, — однажды говорит он ей, когда они стоят на балконе в её съёмной квартире в Киото. Касается её обнаженных ключиц, убирая в сторону пряди длинных волос. Её блузка сегодня снова выглядит вызывающе.

— Нравится, — она кивает и закидывает ногу ему на бедро, заставляя его крепче прижать её к балконной двери своим телом. — Иначе я этого и не делала бы.

Её глаза сегодня странно блестят. Он мог бы сказать, что она пьяна, но точно знает, что сегодня они с ней ничего не пьют. Аманда просит его зайти ещё утром — говорит, что не выдержит очередной встречи с отцом в одиночестве, однако тот в её квартире так и не появляется. И к лучшему.

— Я терпеть не могу, когда на тебя смотрят, — он оставляет короткий поцелуй на её шее и поднимается выше, сминая её губы своими. На них давно уже не остается и следа её яркой помады. — Я не могу позволить кому попало так смотреть на тебя, Аманда.

Балкон её квартиры открытый, а на улицы едва-едва опускаются сумерки — им точно не стоит и дальше здесь оставаться. Аманда легко перехватывает его руки, не позволяя даже попытаться открыть дверь. Жуткая, жуткая женщина.

— И что ты будешь делать, Теру? — она почти касается губами его уха, когда шепчет. Она заставляет его вздрогнуть и выбросить из головы ещё оставшиеся там адекватные мысли. — Избавишься от них?

Он соврёт, если скажет, что эта мысль не приходит ему в голову. Он считает людей, покушающихся на чужое, самыми обычными ворами. Преступниками. Ему даже совсем немного жаль, что избавиться от них он не сможет при всём желании. За взгляды или намерения не судят.

— Может быть, — выдыхает он и, проводя ладонью по её бедру, задирает её юбку ещё чуть выше. Он не может судить кого-то за намерения уже хотя бы потому, что его собственные сегодня точно выходят за рамки закона. — Если найду возможность.

Аманда не позволяет себя целовать — она заглядывает ему в глаза и улыбается так ярко и довольно, что на одно короткое мгновение он видит в ней почти что другого человека. Ему уже наплевать даже на то, что они до сих пор стоят на балконе. Ему просто хочется, чтобы сегодня — и всегда — она принадлежала только ему одному.

Когда он оставляет яркий след на её коже за ухом, где-то в глубине квартиры хлопает входная дверь. Значит, Аманда всё-таки не ищет предлог, когда говорит ему о своем отце.

— Я была уверена, что он уже и не придёт, — в её голосе сквозь отяжелевшее дыхание слышится разочарование.

Её припухшие губы раскраснелись от поцелуев, утром собранные в аккуратную прическу волосы растрепаны, а несколько пуговиц на и без того вызывающей блузке расстегнуты. Теру уверен, что и сам выглядит ничуть не лучше, не говоря уже о том, в каком положении они находятся.

Он не может придумать худшей ситуации для знакомства с её отцом.

— Не переживай, Теру, — Аманда поправляет юбку, когда они наконец-то отрываются друг от друга. — Он бы не обратил внимания, даже если бы лично нас тут застукал.

— Уверен, что ты преувеличиваешь, — он нервно усмехается и пытается пригладить свои волосы. Выглядеть лучше от этого он всё равно не станет, если не успокоится. Ему кажется, что на месте её отца он в лучшем случае выставил бы самого себя вон.

Но тому и впрямь нет никакого дела до дочери и её жизни. Он говорит с ней лишь о работе, от которой просит отказаться, а с ним и вовсе просто сухо здоровается. Каким-то образом отец Аманды по имени Рейнард всего за двадцать минут становится в его сознании в один ряд с теми, кто не имеет права на неё смотреть.

***

09/2002

У Аманды Гласк глаза её отца, и оттого каждый раз, когда они сталкиваются взглядами, ей кажется, что она почти что смотрится в зеркало. С той лишь разницей, что его глаза пустые и неживые — они выглядят так всегда, сколько она себя помнит. Даже в раннем детстве, когда она ещё уверена, что их семья настоящая. В те годы её отец смотрит на мир так, словно вовсе его и не видит. Он никогда не обращает внимания ни на свою жену, ни на своего ребенка.

Они для него всего лишь удачные активы. Но Аманда не оправдывает вложенных в неё средств.

— Я надеялся, что ты будешь уделять время учебе, а не… — Рейнард Гласк не может подобрать слов и лишь кивает в сторону гостиной, где всего полчаса назад знакомится с Теру. К счастью, Аманда успевает проводить того раньше, чем её с отцом беседа переходит в разряд настоящего противостояния. — Ты хоть понимаешь, что ты делаешь? Миссис Браун не единожды говорила тебе о том, что ты должна выкинуть этого человека из головы.

— У меня идеальная успеваемость, — она скрещивает руки на груди и мрачно прищуривается, глядя на него. Терпеть не может, когда отец начинает вспоминать о её прошлом — о том самом прошлом, которое он из года в год стигматизирует, пытаясь выставить её виноватой. — У Теру, кстати, тоже. Если с высоты твоего эго этого не видно, то они с Ларри всё-таки разные люди.

Аманда уже знает, что услышит от него в следующее мгновение, когда видит как сужаются его серые глаза и раздуваются в раздражении ноздри. Она может прочесть каждую его эмоцию и предсказать любую его реплику. Она слышит это столько раз за свою короткую жизнь, что успевает выучить наизусть. И даже тот факт, что сегодня отец видит Теру впервые не влияет ровным счетом ни на что — для него тот ничем не отличается от Ларри Роудса.