А Саньку никто не ждёт. Парень этот – прирождённый тактик. За друга порадуется: тому и девушка, и сестра написали. Согреют и его их строки. Он не знал содержания писем, и хоть они были не заклеены, даже глазами не пробежал. Этот всё правильно прочитает.

Так и случилось: Игорь читал Саньке оба письма вслух, даже те строчки, где Танюшка упрекает его в том, что не подарил ей брачную ночь, а ещё лучше бы оставил ей ребёнка – не тосковала бы тогда она, некогда было.

Читая письмо Маринки, Игорь запнулся в том месте, где она пишет, что Алёнка ждет ребёнка. Он почему-то думал, что она нравится Саньке, а он – ей. Но, видимо, предпочла спокойную жизнь со своим Витьком. Он неплохой, в общем-то, парень, балабол только.

Эти два листочка, написанные торопливым женским почерком, смогли унести его мысли через горы, туда, где светились теплом окна и глаза любимой девушки. Видел Игорь и мать, дрожащую как осиновый листок, понимая, что если не вернётся, то и они с отцом на белом свете долго не задержатся.

Санька с молчаливой полуулыбкой слушал нехитрые строки о той жизни на гражданке, и всё ему казалось немножко наивным, но уходить от друга не хотелось, он как будто ждал чего-то ещё.

И дождался. Значит, замуж та глупышка вышла, и уж ребёнка успела смастерить. Кольнуло что-то в груди неумолимой досадой, но он отогнал от себя эту мысль. Спать надо: не знай, когда опять поднимут…

Спроси кто Марину, почему она не написала Саше, что ребёнок у Алёнки от него, она не ответит. Любила она подругу, но летом, когда Санька приглашал Алёнку на танцы чаще, чем её, Марине хотелось, чтобы та уехала куда-нибудь на это время или со своим Виктором ушла в другую кампанию. Ведь есть же у них другие друзья, обкомовские.

В этот момент забылось, что она всегда ценила в Алёнке её простоту в общении, без всякого зазнайства. Маринка у них много раз ночевать оставалась и объедалась икрой из пайков или колбасой копчёной «салями» – её только обкомовским и давали, в свободной продаже нигде не было. И списывать Алёнка давала, если Маринка зачитается романом и уроки не сделает.

Домашним она не сказала, что стажироваться пошла на хирурга. Вдруг война не кончится – она тогда поближе к Сашке может оказаться.

Марина опять не попрощалась с Алёнкой. Даже по телефону. И от этого гадко было на душе, как будто она предала свою лучшую подругу.

Если вдуматься, то звучит очень страшно: они привыкли к войне. То есть если два-три дня не было боёв, то наваливалась тоска. Хотелось чего-то: или напиться, или обкуриться чарсом. До наркотиков они ещё не дошли, а за водкой, отвратно пахнущей и такой же противной на вкус, надо было лететь к духанщикам на вертолёте по обстреливаемому пространству. Обломки не одного вертолёта валялись среди каменистого ущелья – не все они после этого вновь вылетали на боевое задание.

Планы советского руководства по освобождению северных районов от оппозиции с помощью концентрации там боевой мощи, а затем переходом в соседний район, имели бы успех, если бы местные жители поддерживали советскую армию. Но стоило батальонам передислоцироваться, как моджахеды вновь атаковали их из только что освобождённых кишлаков. Вскоре на этот план махнули рукой, тем более что южные границы Советского союза надёжно прикрыли манёвренные группы пограничных войск, составив конкуренцию Сороковой армии, дислоцировавшейся в Афганистане.

Санькина группа ещё только отрабатывала тактику, которая после многочисленных, ничем не оправданных кровавых потерь, будет принята за основу борьбы с душманами. Но произойдёт это нескоро, хотя даже рядовые понимали, что только хорошо подготовленный состав способен справиться с хитрым врагом на его территории.

А пока их заговорённую группу раз за разом поднимали по боевой тревоге, перебрасывали порой на другой конец страны, чтобы ликвидировать очередной исламский партизанский отряд, на выручку которому спешили новые, хорошо обученные в Пакистане моджахеды. Самое современное оружие, поставлявшееся в Афганистан караванами верблюдов и машин, было опробовано против наших войск.

Этим утром перед Санькиной группой поставили задачу, которую впоследствии можно назвать будничной: с отрядом обеспечения движения сопроводить автомобильную колонну, гружённую бензином – КАМАЗы-наливники, «шаланды» в количестве пятидесяти единиц по маршруту Кабул – Газани.

Насколько опасным оказывалось сопровождение колонны, свидетельствовал приказ командира десантной части, доводившего до личного состава, что после пятнадцати сопровождений принимавших в нём участие офицеров, прапорщиков и солдат будут представлять к государственным наградам.

Они примут колонну в Тёплом стане (пригороде Кабула) и под усиленным отделением десантников пойдут на расстоянии зрительной связи впереди. Армейская пехота равномерно распределится между наливниками. За замыканием колонны пойдёт танк. Над ними будут постоянно баражировать два вертолёта с огневой поддержкой. Над горными вершинами солнце нарисует алую полоску зари, но никто не будет любоваться ею.

Кишлаки всегда начинены сюрпризами. Говорят, два месяца назад здесь на фугасах подорвались два БМП и самыми лёгкими ранениями были контузии, кровь сочилась из ушей солдат.

Вдоль дороги стояла выведенная из строя техника. Лёха первым увидел обезглавленный труп солдата в форме афганской армии. Санька приказал осмотреть дорогу вокруг: и справа, и слева от неё. Оказалось, что на обочинах были установлены мины итальянского производства, рассчитанные на объезжающую труп технику. Олег и Лёха обезвредили их, как и мину под трупом, и колонна продолжила движение.

Выйдя из кишлака, который солдаты называли между собой «Бермудским треугольником», и пройдя километр, Санька вновь остановил колонну, и опять чутьё не подвело его: в пяти метрах от обочины он выдернул провод, ведущий к управляемому минному полю, а где-то метрах в трёхстах сидел «дух», готовый нажать на кнопку.

Лёха перерезал одну жилу провода, а командир приказал обработать из гранатомётов прилегающую местность. Через десять метров от первого провода Олег нашёл второй, который вёл к ещё одному управляемому минному полю. Этот провод также перерезали.

Между минными полями душманы установили стреляную гильзу, которая бы помогла им установить середину «наливников» для уничтожения, но благодаря сильному огню по предполагаемому месту управления и работе Санькиной группы, минные поля не сработали, те самые фугасы, наполненные пластидом и кусками фосфора, от которого горит даже железо.

Работа духами была проделана титаническая: каждый подкоп с обочины – не менее полуметра, а потому на обезвреживание территории ушло три часа. Если бы всё сработало, колонна сгорела бы как факел.

Загрузив все фугасы в отдельный БТР, в котором отсутствовал личный состав, кроме механика-водителя, колонна продолжила путь на Газни.

На одной из гор виднелось чёрное пятно – след разбившегося вертолёта да часть обломков двигателя. Экипаж сгорел. Их вертолёты покружились над горой, отдавая честь погибшим.

Населённый пункт Майдан-Шахар прошли без сюрпризов, так как в нём располагался афганский гарнизон. В общей сложности колонна прошла шестьдесят километров – это середина дороги между Кабулом и Газни, здесь их и встретило сопровождение. По приказу, назад они должны были возвращаться пустыми, но пришлось принять незапланированную колонну в количестве трёхсот единиц.

Не останавливаясь, они начали двигаться в сторону Кабула. Цепочка вытянулась на километры, и самое сложное заключалось в том, что их тягач по ширине занимал полностью всю дорогу. При любой остановке все следовавшие за ним машины тоже останавливались – отличная мишень для душманов.

«Замок» колонны передал, что за ними следуют мирные афганцы, везущие свой урожай в Кабул. Колонна двигалась медленно. Санька знал, что если они не вернутся в Кабул до пятнадцати часов, то в кишлаке перед ним их встретят моджахеды. Он приказал по радио связи сомкнуть колонну как можно теснее, остановив головную машину, а сам вместе с отрядом сопровождения и десантниками блокировал дорогу.