Войдя в номер, Богданов, расположившись в кресле, закурил. Одна затяжка, другая, фантазия начала загружать работой мозг, заставляя одну мысль цепляться за другую: «Похоже, дамочке, всё настолько осточертело, что решила побаловать себя одиночеством. Объяснение очень даже разумное. Француженка с гонором, посему любое действие необходимо рассматривать как прихоть.

Что касается меня, веду себя крайне неосмотрительно. Устроил слежку, высматривание, вынюхивание в то время, когда всё до смешного просто, нет у женщины расположения к курортному роману, и никакой воздух даже самого чистейшего моря не поможет».

Ночь выдалась на редкость беспокойная. То ли от того, что Илья позволил себе вздремнуть днём, то ли, отвыкнув от шума прибоя, мозг реагировал на малейшие шорохи. Как бы то ни было, совсем скоро Мачо проснулся окончательно. Причиной тому был доносившийся из соседнего номера плач.

Выйдя на балкон, Богданов прислушался. «Что интересно могло заставить столь уверенную в себе женщину плакать?» – размышлял Илья, время от времени поглядывая в сторону балкона.

Между ограждениями расстояние не превышало полутора метров. Можно было, встав на поручень, сделать шаг, и вот она чужая, манящая таинственностью звуков территория.

Кашлянув, Богданов прислушался.

Плач прекратился.

Выждав паузу, Илья кашлянул ещё раз. В глубине номера послышались шаги, затем звук раздвигаемых штор, и голос, выговаривающий каждое слово.

– Кто там?

– Сосед по номеру. Вы плакали…

– Вам показалось.

– Плач не может показаться, он был или его не было.

– У вас причуды перевозбуждённой фантазии.

Богданов почувствовал, что начинает выходить из себя.

– Я собственными ушами слышал.

– Послушайте, молодой человек! Я же сказала, вам показалось.

Звук закрываемой двери балкона стал последним аккордом бесславного порыва оказать человеку помощь. Мало того, Мачо был обвинён в посягательстве на покой незнакомого ему человека, что не могло не сказаться на самолюбии.

– Ну и чёрт с тобой, – скорее для себя, чем для соседки проговорил в сторону балкона Илья.

Последующий день Богданов посвятил морю и солнцу. До двенадцати валялся на пляже. Затем обед, полуторачасовой отдых, два часа с книжкой под зонтом в шезлонге у бассейна.

Француженку видел лишь однажды на расстоянии в несколько десятков метров, когда та, придя на пляж, расположилась на лежаке.

Ощутив желание подойти и спросить, что она так долго спит, Илья решил: лучше будет, если не станет обращать внимания на рыжеволосую вовсе.

День клонился к вечеру. Солнце только – только озарило кроваво-красным закатом кромку неба, Илья уже был готов к празднику. Будучи в Москве, он дал себе слово – каждый прожитый на юге день проживать, как последний. Ради чего горбатился целый год, живя мечтой о том, как будет отдавать себя той, кто сможет подарить ему долгожданные мгновения счастья?!

Увлечённый подготовкой к вечеру, Богданов не сразу услышал прозвучавший со стороны балкона голос. И только когда по комнате прошелестело: «Молодой человек!» – Илья понял, обращение, адресованное ему, исходило оно ни от кого-нибудь, а от той самой рыжеволосой дивы, что жила в соседнем номере.

Француженка ждала на балконе с зажатой между пальцами сигаретой.

– Зажигалки не найдётся?

– Что ваша вышла из строя?

– Это вы были вчера в кафе в конце пирса? – пропустив мимо ушей вопрос, попыталась перехватить инициативу незнакомка.

– Я.

– Вы следили. И следили за мной.

– Интерес обусловлен исключительно мужским любопытством.

Ресницы незнакомки вспорхнули, подобно крыльям бабочки.

– За комплимент спасибо, конечно, но я думаю, вам тоже особо жаловаться не на что.

– Не означает ли это, что и вы обратили на меня внимание?

– Как не обратить, если весь отель только и жужжит: Мачо – то, Мачо – это!

– Мачо не прозвище. Мачо – позывной. В любой секретной организации каждый член должен иметь позывной.

– По поводу члена это вы правильно заметили, позывной должен быть. Что касается человека, я привыкла обращаться по имени. Меня зовут Элизабет.

– Элизабет Лемье.

Глаза француженки вспыхнули ещё большим удивлением.

– Я же говорю, секретная организация, – развёл в стороны руки Илья.

– В таком случае должна ответить тем же. Вы – Богданов, бизнесмен из Москвы. Тридцать два года. Не женат. В Ялте в третий раз. Не пропускает ни одной юбки, если, конечно, та того достойна. Задирист. Щедр. Умён. Обладаете обаятельной улыбкой и, что особо отмечено, невероятной коммуникабельностью.

– Правильно, если добавить – исключительно на период отдыха. В остальном Мачо – человек сдержанный, хладнокровный, безжалостный, когда дело касается чужих трудностей, при этом невероятно целеустремлённый.

– Не женаты, поскольку не определились, нужен ли вам кто – либо вообще?

– Можно сказать и так.

– В таком случае вы эгоист?

– Эгоисты – те, кто живёт ради себя. Я же не пропускаю ни одной юбки. Выходит, эгоист наполовину.

– И вы это можете доказать это на деле?

– То есть?

– Предлагаю провести вечер в моём обществе, – поспешила уточнить француженка. – Бу дете развлекать меня рассказами о любовных похождениях, я украшать ваше одиночество. Не для этого ли вы накручивали по пирсу круги, разглядывая меня в отражении витрин?

– Заметили?

Понимая, что первый раунд проигран, Илья решил позволить француженке покуражиться.

– Первый раз возле магазина, – не замедлила воспользоваться Элизабет. – Затем возле банка. Последний раз в кафе.

Богданов хотел было напомнить о ночном разговоре. Посчитав, что бестактность – не лучший способ для нанесения ответного укола.

– Предложение по поводу вечера принято. Надеюсь, мадам пунктуальна?

– Настолько, насколько позволяет женская слабость.

Сказать, что вечер удался, не было преувеличением. Всех, кто находился в ресторане, включая женщин, были загипнотизированы француженкой. Даже Богданов и тот, будучи готовым к появлению рыжеволосой как явлению, вынужден был признать, что Элизабет превзошла саму себя.

Белые гофрированные брюки, такого же цвета блузка с глубоким декольте создавали впечатление, будто явление не то идет, не то плывет.

Поймав себя на мысли – «гордость, подпитанная вниманием к Элизабет со стороны публики, а значит и к нему тоже, мешает собраться с мыслями», Илья, придав лицу максимум безразличия, решил начать с укола по самолюбию француженки.

Предложив Элизабет занять место напротив, проговорил: «Почему-то думалось, пунктуальность свойственна не только королям, но и королевам тоже».

На что француженка без тени смущения ответила: «Видно, что общество, в котором вращаетесь вы, никоем образом не касается ни тех, ни других. Опоздание в пятнадцать минут – признак тона, свойственного только королям, но никак ни тем, кто им служит. Поэтому вы здесь, я -там.»

До того, как начать изучать меню, Элизабет заказала мартини. Богданов – коньяк, хотя больше предпочитал виски, за редким исключением водку, когда тому соответствовало настроение.

Минут пять ушло на выбор блюд, ещё столько же на объяснения с официантом.

Оставшись одни, разговор по инициативе француженки перешёл на тему отдыха, а также всего, что было связано с Крымом. Говорили обо всём, но только не о самой Лемье. Вопросы, касающийся француженки или оставались без ответа или уводились Элизабет в сторону.

Столь не свойственная характеру Ильи игра скоро надоела, и Богданов решил: «Чего попусту тратить время, если человек не желает говорить о том, что не доставляет удовольствия?»

Сотворённое дымом сигары облако, повиснув в воздухе, кружило над головами, создавая ощущение ореола надежд, хранивших в тайне всё, о чём могли говорить за столом люди.

Перейдя на «ты», и он и она осознано сделали шаг навстречу друг другу в плане отношений между мужчиной и женщиной, когда слова, играя роль прелюдии, превращали беседу в молитву любви. Утомлённые ожиданием взгляды, проникая в глубину сознания, пытались отыскать главное. Когда удавалось, внутри возникала дрожь, превращая беседу в мечущуюся по клетке птицу. Плоть давно замерла на грани извержения эмоций, в то время, когда её продолжали пичкать словами, что само по себе было неправильно. При совпадении желаний с эмоциями, сдерживать порывы верх безрассудства как по отношению к себе, так и по отношению к тому, кто будит в тебе стремление к близости.