Все, кто жил до нас, с честью пронесли через судьбы свои всё, что объединяло их, объединяет ныне живущих, и будет объединять тех, кому предстоит жить после нас. Посему всем живущим в неизвестном нам мире завещаю с почитанием относиться к тем, кто, положив начало роду Соколовых, преумножал достояние оного, дабы, передавая из рук в руки, дать тому возможность жить вечно.

Завещанным мне отцом правом заклинаю хранить и оберегать пуще глаза то, что есть реликвия фамилии нашей, относиться с должным уважением, почтением, помня о том, сколько вложено труда, слёз и пота тех, чья кровь течёт в ваших жилах. Овладеть реликвиями сможете тогда, когда доподлинно будете знать, от кого начался род наш, кто на протяжении многих лет прославлял его, вкладывая в дела свои даренную Богом душу.

Молитесь Господу, молитесь Николаю Чудотворцу, потому как ему мы обязаны всем, что было завещано мне, а я завещаю вам. Придёт время, и Николай Чудотворец поможет вам, как когда-то помог тому, кому я и вы обязаны рождением рода нашего, а значит, и нас самих.

Заглядывая на сто лет вперёд, я не вправе оглядываться назад и уж тем более предвидеть то, чего не должен знать ни один человек. Пути господни неисповедимы. Живите, по совести, не творя зло, посему всё, чему суждено таиться в желаниях ваших, будет исполнено. Потому как вера в благословенье Божье способна дать право на постижение самих себя.

Заклиная, умоляю, помните – душа и мысли неразделимы, проклиная кого-либо, проклинаете часть себя. Избегайте опрометчивых слов и пустых обещаний, не завидуйте и не тешьтесь тщеславием, ибо всё в этом мире изменчиво.

Да хранит вас Господь!»

Прибывая в недоумении, когда первая, наиболее сильная волна эмоций, не найдя возможности вырваться наружу, вынуждена была стать востребованной, Богданов смотрел на стоящий пред ним бокал с таким видом, словно через призму стекла мог увидеть лицо автора письма. Удивляло даже не то, что Элизабет знала послание наизусть, поражала страсть, с которой было написано обращение и то, с каким вдохновением его продекламировала француженка.

Сколько потребовалось времени, чтобы Илья смог прийти в себя, он не знал, потому как понятия времени на тот момент для него не существовало.

Зато, как только стоило включить в работу мозг, начала возникать потребность в анализе услышанного. Следом возникла череда вопросов.

– Но в письме нет ни слова о тайнике?

– Нет. Потому что всё, что необходимо для поисков тайника, изложено в завещании. Даже имеется описание комнаты, в которой тот должен находиться.

– И ты наверняка уже там побывала?

– К несчастью, нет. Квартира принадлежит чете Исаевых, профессору и его жене. Вдвоём они занимают три комнаты. Я хотела под видом сотрудника горсобеса или ЖЭКа нанести визит, но в последний момент испугалась. Вдруг заподозрят неладное и обратятся в милицию.

– И правильно сделала. Ты посмотри на себя. Какой из тебя работник ЖЭКа?!

Илья и Элизабет настолько были увлечены разговором, что ни сразу заметили, как пожилой скрипач, отделившись от оркестра, приблизился к их столу. Наигрывая «Неаполитанский танец», тот какое-то время развлекал гостей виртуозностью владения инструментом, когда же мелодия вошла в завершающуюся фазу, скрипач наклонился и, зубами вытащив из вазы розу, положил на стол перед Элизабет. Проделано это было настолько грациозно, что все, кто наблюдал за действиями музыканта, вскочив, начали аплодировать. Приняв розу, Элизабет вышла из-за стола, поцеловала цветок и, вставив в нагрудный карман музыканта, проделала такой реверанс, которому должны были позавидовать фаворитки короля.

Повторная волна аплодисментов, захлестнув первую, ещё долго гуляла по залу, заставляя восторженных посетителей кидать восхищённые взгляды в сторону столика, за которым сидели Богданов и Лемье.

Отблагодарив скрипача двадцатидолларовой купюрой, Илья, дождавшись, когда Элизабет займёт место за столом, поспешил вернуться к разговору о тайнике

– И что же было дальше, когда ты, посетив Петербург, не смогла проникнуть в указанную на схеме квартиру?

– Я решила, что пришло время отвлечь себя от мыслей, касающихся завещания, – переведя дыхание, произнесла Элизабет. – Приехала в аэропорт, купила билет на первый самолёт, и через два часа оказалась в Ялте.

– Выходит, я появился в «Амбассадоре» вовремя?

– Можно сказать и так. Поначалу я не планировала романов, к тому же с каким -то там Мачо. Но потом вдруг подумала, а почему бы и нет?

– А брат? Откуда он узнал, что ты в Ялте? И потом тот, второй?

– Понятия не имею, что это был за человек и откуда взялся. Что касается Жака? После того, как мама передала мне завещание, тот не даёт проходу. Стоило уехать в Англию… Он тут как тут. В Германию… Появился на второй день. Теперь Россия.

– Он знает, что тебе удалось разгадать код завещания?

– Нет. Кроме меня, а теперь и тебя, об этом не знает никто. Ты даже не представляешь, насколько Жак лжив и бесцеремонен. Сколько раз отчим вытаскивал его из разного рода историй.

– А как сам Лемье отнёсся к завещанию прадеда?

– Никак. Говорит, что выдумки выжившего из ума старика.

Пришло врем впасть в размышления Илье: «Сложив узнанное в линию фактов, первый же сделанный вывод означал – Элизабет оказалась одна – одинёшенька с проблемой, что подбросил её же прадед. Тайник мог быть найден. Ещё хуже, если бы француженка нарвалась бы на бандитов. Можно, конечно, попробовать обратиться к официальным органам, но тогда ситуация выйдет из-под контроля. А со спецслужбами такие номера не проходят».

– И ты, подумав, решила обратиться ко мне?

Вопрос Богданова прозвучал, как приговор.

– Да.

Ответ Элизабет выглядел не менее категорично.

– В таком случае необходимо выяснить, каким ты видишь моё участие? – без тени смущения произнёс Илья.

– Тебя интересует твоя доля?

– Нет. Тридцать миллионов – деньги, конечно, немалые, но мне больше по душе идея.

– И каков же вывод?

– Вывод один – вперёд и с песней.

Из ресторана выходили за полночь.

Снег не мёл и не летел, кружа в воздухе, падал на подставленные ладони, отчего напоминал слёзы зимы. Вот только, что именно заставляло столь мужественное время года плакать – радость или печаль, оставалось загадкой.

Ответить на вопрос, касающийся лирики, должно было время. Оно одно, неумолимый труженик вечности, могло предоставить столь редкую для человека возможность – окунувшись в прошлое, оставаться жить в настоящем, при этом знать своё место в будущем.

Не пройдя и десяти метров, Илья обратил внимания на стоявший у обочины «Мерседес». С виду автомобиль как автомобиль, по Москве таких бегают сотни. Но что-то было в монстре зловещее. Чёрного цвета с затемнёнными стёклами «Мерседес» напоминал неизвестного науке паука.

То, что в автомобиле находились люди, не вызывало сомнений. Вьющийся из выхлопной трубы дымок говорил о том, что авто работает. Такой же, только сигаретный дымок струился из окна пассажира, что подтверждало о наличии в салоне как минимум двух людей.

Обратил же Илья на данный автомобиль внимание только потому, что на капоте отсутствовал фирменный знак, и это когда номера «Мерседеса» были три единицы. Автомобиль этот Илья заприметил ещё у «Мариотт Гранда». Тогда регистрационные номера у «Мерседеса» были другие – семьсот сорок пять.

Зачем находящимся в авто людям понадобилось шифроваться, ставило перед Богдановым огромный знак вопроса.

Ответ не заставил себя ждать: «Надо срочно связаться с Рученковым. В прошлом майор ФСБ, ныне руководитель одной из авторитетных в Москве охранных фирм». Мысль несколько успокоила Богданова, заставив отбросить мысль о «Мерседесе» в тайники памяти.

По поводу отъезда в Петербург решение было принято единогласно – торопиться не следует, надо всё обстоятельно обдумать, просчитать все варианты, и что особенно важно заручиться поддержкой удачи, которая, как показала жизнь, не столько не терпит, сколько презирает суету.