Потоптавшись, Богданов поплёлся к лифту, где, нажав на кнопку, оставался стоять до тех пор, пока двери железного монстра, разойдясь в стороны, не напомнили о том, что он мужик, а значит всё, что входит в разряд неприятностей, должен переносить с видом отсутствия переживаний. В противном случае телодвижения, слова и мысли будут выглядеть как слабость, а то и того хуже – чистой воды слюнтяйство.

«Урок получился неплохой, – подумал Илья, – курортный роман потому и называется курортным, что рассчитан на короткий отрезок времени, кому-то на весь отпуск, кому-то на одну ночь».

Отдых, не успев начаться, подходил к концу. Да и какой мог быть на душе праздник, когда всё летело в тартарары.

Терпения хватило на четверо суток. Не понимая, что с ним, Илья только и делал, что болтался по городу в поисках рыжеволосой бестии. Заведомо зная, что намеренья разыскать Элизабет обречены на провал, он не переставал искать, надеясь, что та сменила отель и сейчас загорает где-нибудь в укромном месте, где меньше всего бывает людей.

Дни шли. Надежда угасала вместе с уходящим в прошлое временем. Поэтому, когда Богданову позвонил компаньон и сообщил, что тому необходимо вернуться в Москву, Илья воспринял известие с радостью. Появился повод, чтобы убедить себя в бессмыленности оставаться в Ялте.

Через три часа был в аэропорту. Ещё через два в воздухе.

Глядя в окно на проплывающее под крылом самолёта море, думал о том, что никогда сюда не вернётся. А если и вернётся, то через много лет. Всё, что было связано с Ялтой до встречи с Элизабет, кануло в небытие, доставать не было ни желания, ни смысла. Вычеркнув француженку из жизни, он об отеле с гордым названием «Амбассадор» оставит самые добрые воспоминания, не более того.

Ударив лучами по иллюминатору, солнце заставило зажмуриться. Богданов даже поднял руку, чтобы прикрыть глаза, в то время, когда можно было просто опустить защитный фильтр.

Поймав себя на мысли, что реакция мышления начала терять остроту, Илья улыбнулся.

«Что, Мачо, спёкся? Не Мачо ты, а чмо. Запал иссяк, и жизнь стала невыносимо скучной. Как надлежит поступить в таких случаях настоящему мужику? Напиться до поросячьего визга, отоспаться и начать жить сначала. Что мы и сделаем. Плюнем на всё, махнём рукой и скажем себе: «Не унывай, Мачо. Сюрпризов, подобных француженке, будет ещё столько, что устанешь вспоминать.

С того дня, как Лемье вычеркнула себя из жизни Ильи, прошло два месяца. И, хотя по прибытии в Москву тот с неделю не находил себе места, время, умея зализывать раны, в очередной раз доказало – попытка человека повлиять на ход судьбы есть не что иное, как игра воображения. С одной стороны – даёт шанс, с другой – шанс настолько призрачен, что может привести к разочарованию жизнью вообще.

Что касается Богданова, тот поездку в Ялту вспоминал, как кошмарный сон. Мысли о француженке навещали исключительно в минуты, когда требовалось себя куда-то деть, а деть было некуда.

Но и эта проблема оказалась не такой уж не разрешимой. Стоило сознанию начать рисовать образ Рыжеволосой, у Богданова тоска превращалась в парад воспоминаний.

Единственное, что напрягало – побочный эффект. Последствия безудержной и необузданной любви требовали относиться к женщинам не так, как раньше. Сравнения с француженкой губили в Мачо прежде нажитое: не тот взгляд, не та походка, улыбка и та не её.

Друзья не узнавали Богданова. Став зависимым от воображения, тот будто находился в ее плену. Вот уж поистине, человек вкусивший плод неземного наслаждения, на обычный секс размениваться не станет, разве что пройдёт время, притупятся ощущения, и всё вернётся на круги своя.

Возможно, всё так и было бы, если бы не двадцатое ноября.

Обычный день, не выходной, не праздничный, не отмеченный в календаре знаменательной датой, но почему-то именно этому дню было суждено запомниться Илье на всю оставшуюся жизнь. Нет, Богданов не стал миллиардером, лицо его не замелькало на экранах телевизоров, и даже супермодные журналы проигнорировали Мачо. Судьба вознаградила его нечто большим, несоизмеримым ни с какими материальными и моральными благами. В жизни иногда такое случается, стоит человеку начать пересматривать отношение к окружающему миру, как тут же, переступив порог одного временного пространства оказывается в другом. И тогда человек идёт туда, куда ведёт луч света, и будет стремиться к нему до тех пор, пока не иссякнет свет или не умрёт сам человек.

Голос секретарши сообщил Илье о том, что к нему посетитель, вернее посетительница. Случилось это в тот самый момент, когда Богданов хотел видеть кого-либо меньше всего.

– Кто там ещё? – недовольным голосом буркнул в трубку Илья.

– Говорит, что ваша знакомая.

– Знакомых принимаю в нерабочее время.

– Но она настаивает. Мало того, уверяет, что вы будете ей рады.

– Настаивает?

Богданова начало одолевать любопытство.

– Хорошо. Пусть войдёт.

Когда по кабинету прошелестело: «Здравствуйте, Илья Николаевич», Богданов от неожиданности выронил ручку. Перед ним стояла та самая Элизабет, которую он уже не надеялся когда-либо увидеть.

Глядя на гостью глазами человека встретившего инопланетянина, единственное, что смог осилить Илья, было: «Вы?»

– Если мы опять на Вы, тогда да, Элизабет Лемье – собственной персоной.

– Откуда? И почему здесь?

– Столько вопросов. Может, для начала предложишь сесть?

– Да. Конечно.

Спохватившись, Илья вскочил, да так, что чуть не опрокинул кресло.

Невооружённым глазом было заметно, человек пытается спрятать обрушившееся на него волнение и, хотя получается не очень, сосредоточенность в действиях сохранить всё же удалось.

Предложив Элизабет занять место напротив, Богданов не верил собственным глазам.

«Рыжеволосая в моём кабинете! Чудеса, да и только!»

Расположившись, француженка достала из сумочки сигареты, после чего вопросительно глянув на Илью, произнесла: «Не возражаешь?»

– Нет, конечно.

Произнеся, Богданов предпринял попытку прочесть взгляд гостьи.

«Всё та же уверенность. Всё тот же кураж. Всё те же неизменно рыжие кудри по плечам. На улице осень, слякоть, снег, она же будто сошла с обложки журнала».

Он уже собрался было произнести: «Какими судьбами?» Или, к примеру: «Что привело вас в наши края?» Как Лемье, опередив, нарушила молчание первой.

– Я, в общем-то, по делу. Хотя извиниться тоже не мешало бы.

– Извиниться?

Богданова словно ткнули чем-то острым в спину.

– Да, – не поднимая глаз, промолвила француженка. – Обстоятельства складывались так, что я должна была покинуть Ялту, как, впрочем, и Россию тоже.

– Что за обстоятельства, заставившие человека исчезнуть без объяснений?

– Не поверишь, телефонный звонок.

– Мне казалось человеческие отношения превыше всяких звонков.

– Так получилось.

Элизабет смотрела на Илью в упор.

Понимая – вести допрос бессмысленно, Богданов решил, разрубив узел обиды, никогда к нему больше не возвращаться.

– И что же мадам привело в Россию на этот раз?

– Дела, не требующие отлагательств.

– Дела? – улыбка соскользнула с губ Ильи. – И насколько, позвольте вас спросить, тянут эти ваши дела?

– По самым малым меркам миллионов на тридцать.

– Рублей?

– Евро. И это не предел. Сумма может вырасти до значения, которое нельзя оценить никакими деньгами.

– Но наша фирма не готова к таким проектам. Максимум, что мы в состоянии осилить, миллионов десять. И то, чтобы собрать такую сумму, потребуется время.

– Ты не понял. Речь идёт не о деньгах, – румянец залил француженке лицо, губы при этом оставались мертвецки бледными. – Помощь требуется не от фирмы, от человека, на которого можно положиться.

– В таком случае не понимаю, причём здесь тридцать миллионов?

– Вижу, что не понимаешь. Поэтому предлагаю обсудить всё в располагающей к тому обстановке.