— Буду осторожна, обещаю. — Я заверила его, взваливая сумку на плечо: — Мне пора идти, увидимся, профессор Годфри.
Я поворачиваюсь, чтобы сделать последние несколько шагов к своей машине, но он осторожно хватает меня за куртку, удерживая на месте.
— Послушай, — пробормотал он, его голос почти нервный, — Знаю, что это не мое дело, и я уверен, что перехожу черту, но я никогда не прощу себе, если ничего не скажу.
Мое тело снова наклоняется к нему, брови напряжены, и я жду, когда он продолжит.
— Я знаю, что у тебя есть веские основания для выбора друзей, — начал он, — но я просто хочу, чтобы ты с умом относилась к своему будущему. Чтобы ты была в безопасности.
— Дружить с Брайар и Сэйдж — это небезопасно?
— Дружить с Тэтчером Пирсоном небезопасно. — Взгляд Коннера прикован к моему: — Ходят слухи о его возможной причастности к недавним убийствам и я просто не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, Лира.
Яд закипает под моей кожей, я чувствую, как внутри меня просыпается желание зевнуть, как чувство защиты выманивает его из дремоты. Моя челюсть напрягается, когда я вырываю свой плащ из его рук.
Меня не волнует, был ли он добр или нет.
— Ты прав, это не твое дело. — Сказала я отрывисто.
Мой гнев был направлен не только на Коннера, но и на весь город, они выцарапали слово «Злодей» на лице Тэтчера еще до того, как он стал подростком.
Им всем нужен был монстр, которого можно бояться, на которого можно показывать пальцем и распространять злобную ложь, поэтому они создали его. Они помогли Генри Пирсону вылепить из него бесчувственного человека, которым он является сейчас.
— Лира, я не...
Я поднимаю на него руку: — Не надо. Я понимаю твое беспокойство, но мои друзья не твое дело.
Он называет мое имя еще дважды, прежде чем звук моей машины, выезжающей с парковки, заглушает его и мои пальцы крепко сжимают руль, тихая музыка по радио не помогает мне забыть весь этот разговор.
Я хотела заставить весь этот город заплатить за то, что они сделали с ним, хотела заставить его отца заплатить за то, что он превратил своего сына в машину для убийства, которая настолько извращена внутри, что едва может выносить прикосновения других людей.
Мысли о том, как я буду пытать Генри Пирсона, занимали меня всю дорогу. Короткое расстояние до дома Тэтчер поглощало мысли о том, как я буду истекать кровью, постепенно душить его, может быть, даже прибегну к расчленению.
Он заслуживал смерти дважды.
Один раз ради моей матери, а второй — для Тэтчера. Если бы я могла убить его и вернуть обратно, только чтобы убить его снова, клянусь, я бы сделала это.
Длинная подъездная дорога к Дому, который преследует Пирсон Пойнт, украшена стихиями. Темно-зеленые деревья западного можжевельника, покрытые снегом, создавали прекрасный полог надо мной.
Лето стало воспоминанием, а зима вступила в свои права. В холоде всегда было что-то такое прекрасное. Как он замораживает мгновения времени и запечатлевает наши секунды в снежных шарах.
Даже в детстве я любила теплые костры, которые лечили мои озябшие пальцы, желание оставаться на улице в снегу несколько часов подряд, чтобы почувствовать свежий воздух на своей коже.
Когда я достигла вершины подъездной дорожки, открыв фасад дома, вся радость, зародившаяся во мне, угасла и сменилась паническим замешательством.
Все, что нужно, — это одна секунда, всего одна долгая секунда, чтобы радость превратилась в безудержный страх. В одно мгновение ваша жизнь течет стабильно, рутинно и комфортно, и в мгновение ока все меняется.
Все, что вы знаете, все, во что вы верите, меняется.
Перед домом мерцают красные и синие огни, надежда на то, что это ранние рождественские украшения, давно забыта. Полицейские машины стоят перед домом, окружая фонтан и мощеную дорогу.
Одна единственная машина скорой помощи стоит ближе к двери. У меня защемило в груди, когда я осознала все это. Вижу машины Алистера и Рукса, припаркованные вдоль улицы Тэтчер.
Внезапный холод не был прекрасен, он обжигал мою кожу, когда я выходила из машины и резкий ветер шлепал по моей чувствительной коже,мои руки дрожали, снег хрустел под моими сапогами.
Казалось, что мой мир движется в замедленном темпе, несмотря на то, что мне казалось, что я бегу, я знала, что делаю только узкие шаги. Я заставила свои колени не сдаваться, продолжать стоять, продолжать двигаться вперед.
Двое офицеров прошли мимо меня, заметив меня через мгновение после того, как я заметила их. Их тяжелые взгляды не остановили мою медленную походку, пока они не подошли ко мне с протянутыми руками.
— Мэм, вам нельзя здесь находиться, — сказал мне один из них, — Вам лучше подождать в машине.
Мои брови сошлись, почему я должна ждать в машине? Что случилось? Что происходит?
Вопросы без ответа кружатся вокруг, карусель, которую я не могу остановить. В моих ушах раздается треск радиоприемника, а затем в зимнем воздухе раздается неровный голос.
— DOA, — статическая пауза, — Нет следов взлома.
Земля крошится под моими ногами, весь мир трещит и рушится подо мной и не за что держаться. Я просто вращаюсь, не надеясь остановиться.
Когда-то я слышала, что боль потери приходит как свидетельство, как подтверждение реальности любви.
Я не хотела, чтобы моя любовь была доказана в хаосе смерти, в трауре души. Я хотела, чтобы моя любовь дышала и существовала, чтобы ее чувствовали ионы. Но пока я стояла там, эта надежда рухнула, рассыпалась в прах и развеялась по ветру.
Полицейские говорили со мной, но я их не слышала. Я оцепенела, сокрушительное одиночество захватило меня, тело и душу,я даже не чувствовала себя самой собой, как будто моя душа отделилась от тела и наблюдала за происходящим сверху.
Слезы текли по моим щекам, а агония пульсировала в груди. Шаги раздались от входной двери, показались знакомые боевые ботинки.
Волосы Алистера Колдуэлла были взъерошены, как будто он много раз проводил по ним руками. Его лицо было бледным, а глаза оправлены в красный цвет.
Я чувствовала, как трескаюсь, пытаясь открыть легкие, позвать его, умолять его объяснить, что происходит, сказать, что все в порядке.
Что с Тэтчер все в порядке.
Должен же он был быть прав?
Смерть не может быть такой жестокой, не так ли?
Нет, нет, никогда смерть. Она была милосердной, доброй, с ледяными руками и скорбной улыбкой.
Жизнь была бы настолько жестокой. Она сломает тебя безжалостными пальцами и оставит в одиночестве доживать свой век в темноте.
— Ты дважды наступила мне на ногу.
Мое лицо пылает красным, и я умоляю пол проглотить меня целиком. Рука Тэтчера на моей талии немного сжалась, голубые глаза непоколебимы в своей пассивности.
Это была огромная ошибка. Все это было. Ввязаться в отношения с парнями из Холлоу, позволить себе подойти так близко к Тэтчеру, и Бог знает, что Алистер делает с Брайаром.
Но быть здесь было приятно. Я чувствовала, что меня видят, и я не была одна, потому что он был здесь. Последний раз мы были так близко друг к другу в ночь, когда умерла моя мать, и мы были детьми.
Это было по-другому.
— Я говорила тебе, что я не очень хорошо танцую. Вздыхаю я, сдувая волосы с лица.
Мое платье шуршит о пол, когда он толкает меня наружу, беря мою руку в свою, вращая меня в такт пианино. Комната кружится, яркие, теплые оттенки смешиваются друг с другом.
Когда он снова притягивает меня к себе, мои ладони упираются в его грудь, обтянутую костюмом. Мы были так близко; я никогда раньше не была так близко. Просто его тень на расстоянии, но никогда так близко.
— Это не танец. — Заявляет он, его дыхание веером расходится по моему лицу и аромат мяты атакует мои чувства.
Чувствую, как мое сердце колотится в груди, громко стучит, танцует вокруг, возбужденное. Я наблюдала за ним так долго, но было невероятно, какие детали я упускала на расстоянии.
